Взгляд из прошлого (СИ) - Морозова Анна

— А я могу, что ли? — кричу и тут же понижаю голос до шепота. — Я могу разорваться? Ты никогда времени с Лизой не проводила и никогда не помогала, хотя мне твоя помощь была очень нужна. Спасибо Наде. Если бы не она, я вообще не представляю, что со мной было бы.

— Надька — дева старая, — хмыкает мать. — Чего б ей с чужим ребенком не посидеть, когда своих не нарожала. А я свое уже отбила. Воспитала тебя, вырастила, мне хочется и для себя пожить. Имею права.

— Меня бабуля с дедулей воспитали и вырастили, пока вы с отцом в своё удовольствие жили, да по курортам катались.

— Не смей так с матерью разговаривать! Мы старались, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Работали без продыху.

— Вот и я стараюсь, чтобы Лиза ни в чем не нуждалась, а ты ради единственной внучки даже неделю с ней посидеть не можешь.

— Не могу! Никто тебя не заставлял рожать, а раз уж взяла на себя такую ответственность, то не обременяй меня своими проблемами. Я готова посидеть с Лизой не больше двух дней, на остальное время ищи ей другую няньку. А лучше пусть с ней её отец сидит. Кстати, где он? И есть ли он вообще?

— У Лизы есть я! — Поясняю безоговорочно, не собираясь вдаваться в подробности своей личной жизни.

— Ну конечно, — фыркает мать. — Сначала шлялась где попало, потом залетела от непонятно кого, а теперь ещё на нас пытаешься свою дочь спихнуть. Не наглей, Диана. У тебя своя жизнь. У нас с отцом своя. Я сказала — максимум два дня, не больше. В остальном сама разбирайся. Мы изначально тебя отговаривали от ребенка, так что с нас взятки гладки.

Её слова вдавливают меня в землю со всей силой, что дышать даже становится невыносимо. Я смотрю на маму, на самого, казалось бы, родного человечка в жизни, и вижу в её ярких зеленых глазах пустоту. Ни любви, ни уважения, ни заботы. Ни-че-го. В них нескрываемое безразличие, не более. А в моих — опустошенность, потому что только сейчас я поняла, что практически спокойна и даже не хочу плакать. Моя реакция — следствие её поступков. И я дура, что вообще сюда приехала, опираясь на несуществующие надежды.

— Спасибо тебе, — шепчу, втянув носом воздух.

— За что? — вскидывает мама бровь, скривив губы.

— За то, что дала понять, что у меня нет матери. Лиза! — кричу, выходя из кухни. — Пошли. Мы уезжаем.

— Куда? — спрашивает дочь удивленно. — К тёте Наде?

— Нет.

— А куда?

— Надеюсь, туда, откуда нас не выгонят.

Глава 31

— Дин, через сколько закуска с помидорами? — спрашивает Костя. — У меня почти готова паста, а гости заявляли, что хотят блюда с подачей в одно время.

— Две минуты, — оповещаю его, а у самой задница подгорает от того, что я ничерта не успеваю. Пока катала Лизу по всему городу благодаря моей матери, опоздала на сорок минут, и, естественно, половину заготовок доделывала, когда ресторан уже открылся. А это чревато нехваткой времени, что собственно и произошло. Чеки летят, и как бы я ни пыталась всё успеть — выходит паршиво. Но я не унываю, пусть и хочется поныть, а лучше порыдать, выпустив наружу все свои эмоции, терзающие мозг.

Поставив тарелку с закуской на стол раздачи, споласкиваю руки и беру телефон, который трезвонит бесконечным потоком новых смс. Открыв чат с Надиной мамой, которая с удовольствием согласилась приютить дочку пока я на работе, с удивлением обнаруживаю не меньше десяти фотографий Лизы с разных ракурсов. Вот она в соломенной шляпе поедает клубнику, следом — кукурузу и котлету. Чему-то смеётся. Показывает язык. Морщится от солнца и вновь хохочет. Все фотографии настолько живые, что мне захотелось всё бросить и отправиться к ним на дачу: где солнце, клубника и никакой работы. Но увы, приходится батрачить в душном помещении с кондиционерами, которые нифига не помогают, да ещё и с людьми, которых мне не хотелось бы видеть какое-то время.

Голос Барханова потрошит душу и не дает сердцу спокойно биться. Он везде. Всюду. В голове, в сердце, наяву и в мечтах. Сейчас он где-то позади, разговаривает с Димой о поставках овощей, но как будто стоит передо мной, выворачивая все мои чувства наизнанку своим взглядом, который я вижу каждый раз, стоит нам пересечься. Наше общение свелось к нулю три дня назад, потому что я была обижена на его поступок, а он слишком упрямый, чтобы принять поражение. И если два дня я ещё изображала гордую униженную женщину, то сегодня мне уже тяжело играть в неприступность. Я жду, что Руслан подойдет первый, а он как будто назло мне этого не делает.

— Дин, — рядом появляется Ярик, от голоса которого я вздрагиваю. — Тебя там зовут. Подойди в раздевалку.

— Кто? — С удивлением смотрю на него, а у самой сердце до горла подпрыгивает от мысли, кто это может быть.

— Иди и увидишь, — улыбается он и исчезает, оставляя меня одну.

С минуту я стою, размышляя, стоит ли идти. А когда оборачиваюсь и, не заметив в поле зрения Руслана, прошу Костю подменить меня и срываюсь с места без единого сомнения.

Одумался всё-таки. Вот и стоило три дня меня мурыжить? Так ведь человека и с ума можно свести!

Дойдя до раздевалки в темпе скачущей лошади, стягиваю с головы бандану и поправив волосы, толкаю дверь, входя внутрь. Несмотря на терзающее волнение, губы растягиваются в счастливой улыбке, а внизу живота тянет от предвкушения.

— Я пришла, — зачем-то говорю, а когда вижу, кто передо мной находится, весь мой настрой ухает вниз, как и уголки губ.

— Привет, — смущенно улыбается Дима, видеть которого я была готова в самую последнюю очередь. Мне неловко и хочется убежать, но приходится прикрыть дверь, чтобы не дай бог никто не увидел.

— Это ты меня позвал? — решаю уточнить на всякий случай, а когда получаю медленный кивок, совсем раскисаю.

— Я хотел поговорить.

— О чем, Дим? И почему именно сейчас? У нас работа, да и нас могут увидеть.

— Могут или может? — хмурится Дима, и я безошибочно понимаю, что он имеет в виду. Сглатываю, перебирая пальцами бандану, не зная, что ему сказать. Он и так всё понимает. Мне кажется, единственный, кто видит, что между мной и Бархановым происходит. Остальные либо играют в слепых и глухих, либо и правда ничего не замечают.

— Зачем ты меня позвал? — повторяю свой вопрос спустя несколько судорожных секунд.

— Поговорить хотел.

— О чем?

— О нас.

Изо рта вырывается смешок, который я тут же глушу под натиском голубых глаз парня.

— Я серьезно, Дин, — он делает ко мне шаг, а затем еще один, и теперь наши лица на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Становится тесно во всех смыслах, и я отшатываюсь назад, упираясь в холодную дверь. — Не бойся. Я ничего плохого тебе не сделаю.

— Я и не боюсь, — хмурюсь, гордо задрав подбородок. — Просто не люблю, когда нарушают мое личное пространство. Ты можешь, пожалуйста, отойти?

— Я отойду, но только когда ты ответишь на один вопрос. Чем он лучше меня?

— Дим, прекрати, — прошу его тихо, когда рядом с моей головой появляется его рука, упершись в стену.

— Я ничего не делаю, — вздыхает он, но руку не убирает. — Просто скажи.

— Ничем. Он ничем не лучше тебя. Такой же живой, состоящий из плоти и крови. Со своим характером, заморочками. Но я люблю его. Понимаешь? Люблю. И увы, не могу это контролировать.

— Понятно, — Дима сглатывает и, усмехнувшись, проводит ладонью по короткому ёжику. Отталкивается от стены, разворачивается и какое-то время стоит ко мне спиной.

— Прости, — виновато шепчу, хоть мне и не за что извиняться. — Ты очень хороший. Возможно, даже чересчур, но я не могу контролировать то, что чувствую. Ты приятный, добрый, веселый парень, но, кроме как дружбы, между нами ничего не может быть. И неважно, люблю я кого-то или нет. Я ничего к тебе не чувствую как к мужчине.

— Ну, спасибо, — усмехается Дима, все еще стоя спиной. Я вижу, как он напряжен. И понимаю, как ему неприятно слышать от меня подобное, но обманывать человека, давая ему ложную надежду, — настоящее предательство, сродни измене.