Игра в одни ворота - Катаева Светлана "Леви"

– Мы подготовим для вас все варианты, – сказала Эва, и ее голос прозвучал чуть хрипло. Она откашлялась, беря себя в руки. – Марина, помогите оформить все документы. Лично проконтролирую. Для вас – специальные условия. Считайте это нашим свадебным подарком.

Когда они ушли, счастливые и обласканные, Эва еще долго сидела в тишине. Она смотрела на свой безупречный, стерильный кабинет, на эклеры от Макса, на проект арабского отеля на экране. И все это вдруг показалось ей хрупким карточным домиком, красивой, но пустой игрой. Питер, отец, загадочный контракт, эта пара… Все смешалось. Она летела на север не только по воле отца. Она летела прочь от чего-то ненастоящего в своей жизни. Навстречу какой-то правде. И интуиция подсказывала, что эта правда будет болезненной.

Глава 3. Игра на опережение

Район «Бриллиантовая бухта» в Сочи был новым, пафосным и бездушным. Стеклянные высотки, как стремящиеся в небо лезвия, отражали солнце и друг друга. Квартира на одном из верхних этажей была обставлена с претензией на роскошь, которая граничила с китчем: много золота, глянца, кричащих дорогих безделушек, купленных скорее по принципу «чем дороже, тем лучше», а не из чувства вкуса.

Здесь жила Ольга Николаевна Левицкая, мать Максима. Вдова крупного чиновника, скончавшегося от внезапного инфаркта пять лет назад, она успешно проматывала оставленные им средства, живя в свое удовольствие и лелея одну большую амбицию – вернуть себе образ жизни, к которому она привыкла, и приумножить богатство. Любой ценой. Ее муж оставил ей неплохие сбережения и связи, но не состояние уровня Соколовых. Это ее бесило. Она чувствовала себя королевой, временно оказавшейся в изгнании, и была полна решимости вернуть трон через своего красивого, податливого сына.

Ее история была проста и цинична: провинциалка, выбившаяся в люди благодаря эффектной внешности и железной воле, она вышла замуж по расчету и никогда этого не скрывала. Смерть мужа стала для нее не трагедией, а досадной помехой, прервавшей беззаботную жизнь. Теперь все ее надежды были на Макса.

– Цветы отправил? – спросила она, не отрываясь от созерцания своих идеальных ногтей, покрытых гель-лаком цвета кровавого рубина. Она полулежала на белом канапе, словно паучиха в центре своей паутины.

Максим, рассеянно листавший ленту соцсетей, кивнул. – Отправил. Орхидеи. И эклеры.

– Молодец. Балуй ее. Но не заигрывайся. Она не та женщина, которую можно купить подарками. Ей нужны… перспективы. Иллюзия настоящих чувств. Ты должен быть идеальным: красивым, внимательным, немножко загадочным, но таким, чтобы ей хотелось эту загадку разгадать. И главное – быть всегда рядом. Чтобы она привыкла, как к дорогому аксессуару, который не хочется терять.

Ольга встала и прошлась по ковру с высоким ворсом.

– Я звонила сегодня Алле, секретарше ее отца. Старый крокодил вызывает Эву в Питер. Что-то серьезное, связанное с наследством. Возможно, ее готовят к тому, чтобы передать бразды правления. Весь пакет акций.

Она остановилась напротив сына, смотря на него властным взглядом. – Это наш шанс, Максимка. Ты должен быть рядом. Поддержать, посочувствовать, показать, что ты ее тыл. А потом… потом, когда она получит все в свои руки, ты примеришь роль любящего мужа и вице-президента. А я буду мудрой свекровью, которая помогает советами. Мы будем доить эту корову до последней капли. У них там империя!

Максим поморщился.

– Мам, хватит. Она не дура. И я не мальчик на побегушках.

– Она одинокая workaholic с комплексом отличницы, которая в глубине души мечтает, чтобы о ней позаботились! – отрезала Ольга. – А ты – идеальный кандидат. Ты именно тот, кто ей нужен: без особых амбиций, чтобы не пугать, красивый, чтобы ходить под руку, и достаточно умный, чтобы играть по ее правилам. Не спускай все сейчас. Слышишь меня?

– Слышу, – буркнул он, отводя взгляд.

– Езжай к ней. Сиди там, в ее дурацком офисе, изображай поддержку. Звони ей каждые два часа. Создавай присутствие.

Максим что-то пробормотал в ответ, поцеловал мать в щеку и вышел.

Но он не поехал к Эве. Ему нужно было сбросить напряжение, эту давящую материнскую опеку, этот груз чужих ожиданий. Он сел в свою спортивную машину, подаренную матерью на последний день рождения, и рванул в сторону Адлера, в скромный спальный район.

Через двадцать минут он уже поднимался в пятиэтажку без лифта. Дверь открыла она. Лола. Лариса для паспорта и скучных официальных бумаг. Яркая, пышущая здоровьем и страстью фитнес-инструктор в обтягивающих леггинсах и спортивном топике. Ее рыжие волосы были собраны в беспорядочный пучок, на лице блестели капельки пота после домашней тренировки.

– Максик! – она радостно вскрикнула и потянула его за руку в квартиру, пахнущую ароматическими свечами и фруктовым коктейлем.

Квартира была полной противоположностью жилищу его матери: маленькая, немного захламленная, но уютная. Разбросанные гантели, коврик для йоги, плакаты с мотивационными надписями.

– Я так соскучилась! – Лола обвила его шею руками. – Что-то ты загруженный. Опять мамочка наставляет на путь истинный?

Он погрузился в ее объятия, как в теплые, бурные воды, где можно было утонуть и забыть обо всем: о давящих планах матери, о холодной, расчетливой Эве, о своем собственном бесцельном существовании. Здесь, в этом маленьком, пропахшем ее духами и потом мире, он был не пешкой, а королем. Пусть и в чужой, придуманной для него сказке.

Его поцелуй был не нежным, а жадным, требовательным, полным того самого напора, которого так не хватало ему в жизни. Лола ответила с готовностью, с легким победным вздохом. Ее пальцы вцепились в его волосы, властно притягивая его ближе. Она вела себя уверенно, почти агрессивно – она знала, что ему это нравилось, что это выбивало его из колеи и заставляло забыть.

Они не пошли в спальню. Остались на диване, с которого на пол с грохотом свалилась пара гантелей. Их одежда оказывалась на полу в беспорядке – его дорогая рубашка, ее спортивный топ. Он с наслаждением провел ладонью по ее упругому, влажному от пота телу, чувствуя под пальцами каждую напряженную мышцу. Она была полной противоположностью ухоженной, почти стерильной Эве – земной, страстной, пахнущей дешевым парфюмом и дорогой ему свободой.

– Максик, я твоя… – шептала она ему на ухо, впиваясь ногтями в его спину, оставляя красные полосы. – Только твоя. Забудь обо всех.

И он забывал. Сознание сужалось до предела этого дивана, до жара ее кожи, до хриплого дыхания в ухо. Он закрывал глаза, и в голове проносились обрывки: ледяной взгляд Эвы, надменное лицо матери… Он старался заглушить их, двигаясь все быстрее и грубее, ища в Лоле не любовь, а забвение, возможность доказать самому себе, что он еще что-то может, на что-то способен, хоть здесь, в этой постели.

Лола принимала все с театральными стонами, закинув голову. Ее полуприкрытые глаза блестели не только от страсти, но и от торжества. Она чувствовала его слабость, его зависимость от этих моментов, и играла на этом, как на струнах. Каждая ее ласка, каждый укус был вложением в ее будущее, в ту самую виллу у моря, которую он так глупо пообещал.

Когда все закончилось, они лежали, тяжело дыша, в полной тишине, нарушаемой только тиканьем часов в соседней комнате. Максим смотрел в потолок, чувствуя, как реальность медленно и неумолимо возвращается, принося с собой знакомую тяжесть. Он потянулся за телефоном – ни одного сообщения от Эвы. Мать прислала два: «Ты у нее?» и «Не облажайся».