Игра в одни ворота - Катаева Светлана "Леви"

Глава 4. Тень из прошлого

Николас Баринов, прищурившись, смотрел на алые отсветы заката в водах Женевского озера. Здесь, в идеальной стерильности швейцарского рая, он выстроил себе не только дом, но и клетку. Клетку для своих демонов. Самым главным демоном было слово, которое он носил в себе с восемнадцати лет: «бесперспективный».

Когда-то он был просто Колей Бариновым, хулиганистым и умным пареньком из рабочей семьи, сидевшим за одной партой с принцем местного масштаба Виктором Соколовым и его музой – ослепительной Катей Орловой. Их дружба была классическим треугольником: Виктор – солнечный, надежный, влюбленный открыто и беззаветно. Коля – едкий циник, прятавший свою страсть за колкостями. Он мог часами разговаривать с Катей о книгах и музыке, которые были не по карману его семье, и видел, как ее глаза загораются интересом. Но стоило появиться Виктору с букетом дорогих цветов, как ее внимание тут же переключалось. Коля ненавидел эти цветы. Он ненавидел свою собственную нищету, которая не позволяла ему конкурировать на равных.

Выпускной бал стал апофеозом его мучений. Он видел, как Виктор, сияющий, кружит Катю в вальсе. В его объятиях она выглядела как часть его мира – мира успеха и благополучия, в который Коле пути не было. Он стоял в тени колонны, кусая губы до крови, чувствуя, как ревность и обида разъедают его изнутри. Он уже собрался уходить, когда к нему, пошатываясь, подошла она. Щеки горели румянцем, в глазах стояли слезы – от шампанского или от ссоры с Виктором.

– Баринов! Ты чего тут стоишь, как мрачное приведение? – голос ее звенел иронией и обидой. – Все танцуют, а самый умный из нас грустит в углу. Боишься, что не получится?

Он что-то пробормотал, но она уже схватила его за рукав и потащила прочь из актового зала, наполненного музыкой и счастьем других. Они бежали по ночному городу, и он, захлебываясь, говорил ей все то, что копилось годами. Она смеялась, спорила, и в ее смехе сквозь опьянение слышалась боль. Оказались у «Северной», дешевой гостиницы, пахнущей дезинфекцией и тоской.

– Снимешь номер? Или и здесь струсишь? – бросила она ему вызов, и в ее глазах читался не интерес, а вызов миру, Виктору и самой себе.

Той ночью в убогом номере с потрескавшимся потолком он перестал быть насмешником. Он был просто влюбленным, неумелым мальчишкой. А она – его недостижимой мечтой, которая вдруг стала реальной. Но утром реальность вернулась вместе с солнечным светом, пробивавшимся сквозь грязные шторы. Он проснулся от звука захлопнувшейся двери. На стуле висела его потертая рубашка, а к ней была приколота булавкой записка: «Прости, Коля. Ты замечательный. Но ты… бесперспективный. Не ищи меня».

Это слово стало приговором. Он сжег записку, но не смог выжечь его из памяти.

Он исчез. Поступил в другой институт, где его прошлое не знали. Он грыз гранит науки с яростью загнанного зверя, видя перед собой единственную цель – никогда и ни перед кем не чувствовать себя так же унизительно. Он сменил имя на холодное, иностранное «Николас», словно сбросив кожу того несчастного мальчишки. Он женился на Илоне, женщине из старого банкирского рода, увидев в ней не только билет в другой мир, но и родственную уставшую душу. Он любил ее, но эта любовь была тихой и трагической, не похожей на всепоглощающую бурю его юности. Ее смерть от тяжелой болезни лишь усугубила его внутреннюю пустоту.

А потом он вернулся. Успешный, опасный, с деньгами и связями, Николас Баринов. И снова появился в жизни Соколовых. Их дело, «Соколов Тревел», только набирало обороты, и его экспертиза и капиталы были как нельзя кстати. Увидев Катю, он понял, что время не вылечило его рану, а лишь загнало болезнь внутрь. Она была по-прежнему прекрасна. Увидев его, она поняла, что совершила чудовищную ошибку, о которой боялась признаться сама себе.

Между ними вспыхнул страстный роман. Для Кати он был воплощением риска, запретного плода, той самой «перспективы», которую она когда-то не разглядела. Она разрывалась между Виктором, который был ее надежной гаванью, и Николасом, который был бурным океаном. Николас знал, что это самоубийство, но не мог остановиться. Каждая их тайная встреча была для него попыткой переписать прошлое, стереть то утро в «Северной» и заставить ее увидеть в нем того, кем он стал.

Их последняя встреча началась как праздник. Они подписали блестящий контракт. Виктор остался с приболевшей Эвой. «Отмечать не с кем, – сказала она ему по телефону, и в ее голосе звенела та самая бесшабашность, что и в ночь выпускного. – Составишь компанию, Николас?» Он примчался, как на зов сирены.

В ресторане заиграла та же музыка. Он смотрел на нее и видел не бизнес-леди, а ту самую девчонку с выпускного бала. И снова заговорил о чувствах, о выборе, о том, что они теряют время. И снова она отшучивалась, говорила о дружбе, но в ее глазах он видел не жалость, а страх. Страх перед той силой, которую он излучал. «Хватит, Ник! Мы друзья, и точка». Это прозвучало как приговор. Тот же, что и много лет назад.

В машине он не сдержался. Требовал ответа, кричал. Она кричала в ответ, что он сошел с ума, что разрушает все, что она любит Виктора. И тогда он, обезумев от ярости и боли, выпалил:

– Любишь? А что ты делала все эти месяцы в моих объятиях? Жалость отрабатывала? Я для тебя так и остался темным «бесперспективным» Колей?

Ее ответ перерезал все нити.

– Да! – закричала она в исступлении. – Да! Ты и есть тот самый никчемный Коля, который пытается примерить чужие роли! Я пыталась исправить свою старую ошибку, но ошиблась снова! Останови машину! Немедленно!

Он не остановился. Он давил на газ, слепой от ярости, не видя дороги из-за дождя и слез. Он хотел заставить ее замолчать, хотел, чтобы мир перестал существовать. На скользком повороте его «Мерседес» резко занесло…

Он очнулся от оглушительной тишины, прерываемой лишь шипением пара из разорванного радиатора. И от теплой, липкой влаги на своем лице. Сначала он подумал, что это дождь. Но это была кровь. Ее кровь.

С тех пор он бежал. В Швейцарию. От себя, от Виктора, от ее призрака. Он отстроил идеальную жизнь-фасад, но мысль о том, что Виктор знает или догадывается о его вине, не давала ему покоя. Это была незаживающая рана. И тогда он начал вынашивать план. Холодный, расчетливый и беспроигрышный.

Он ждал этого звонка. Ждал, когда горе и время сделают свою работу, когда Виктор ослабеет. И когда тот позвонил, с надтреснутым, усталым голосом, Николас был готов.

Они встретились в Питере, на нейтральной территории – приватном кабинете ресторана. Виктор постарел на десятилетия; в его глазах стояла невысказанная боль.

– Зачем ты вернулся, Николас? – спросил он без предисловий, не дотрагиваясь до вина. – После всего.

– Я вернулся, потому что должен был вернуться, – тихо, почти исповедально начал Николас. Он смотрел не на Виктора, а на пламя свечи, играя бокалом. – Все эти годы я жил с одним грузом. С мыслью, что ты меня ненавидишь. Что ты считаешь меня убийцей.

Виктор сжал кулаки, его челюсть напряглась.

– А разве нет?

– Нет, – Николас поднял на него взгляд, и в его глазах стояла искренняя, выстраданная мука. Искренняя для него самого. – Я был за рулем, да. Я виноват, что не справился. Виновен в ее смерти перед тобой и перед Эвой. Но не в том, в чем ты меня подозреваешь.