Прибежище из серы и тьмы (ЛП) - Дарк Люсинда

Когда самодельная повязка готова, я заворачиваюсь, а затем быстро надеваю единственную оставшуюся у меня тунику и брюки. Коридор за пределами моей комнаты остается пустым, но тихий звук движений и голосов эхом доносится от самой дальней двери Даркхейвенов. Я подхожу и стучу один раз, прежде чем войти. Все трое Даркхейвенов присутствуют: Каликс медленно строгает из куска дерева что-то похожее на кол у окна, а Теос и Руэн сидят за столом у очага, склонив головы над старыми фолиантами.

Я моргаю при виде такого количества книг, разбросанных по поверхности стола. — Откуда они взялись?

Руэн поднимает голову одновременно с Теосом. Не в силах встретиться с ним взглядом, я смотрю на золотоглазого Дархейвена в поисках ответа. — Здесь есть библиотека, — подсказывает Теос. — Прошлой ночью одна из змей Каликса сообщила, где она находится, и мы с ним отправились туда. У них нет Терр, чтобы ухаживать за этим местом, поэтому все они потрепанные, довольно пыльные, но все еще читаемые.

Если их не было прошлой ночью, возможно, они не слышали шума, который подняли мы с Руэном. Я позволяю себе подойти поближе к столу, заглядывая через плечо Теоса на каракули за ним. — Что вы ищете?

— Информация об обрядах, которые Боги планируют заставить нас совершить, — отвечает Руэн.

Как только я открываю рот, чтобы сказать что-то вроде того, что очевидно, что обряды — всего лишь предлог для Богов держать нас здесь, под дверь просовывают листок бумаги. Мы вчетвером замираем. Не было слышно ни звука с другой стороны, ни шагов, ни даже дыхания, которые предупредили бы нас о том, что еще один человек находится так близко. С нашим обостренным слухом и годами, проведенными мной в Преступном мире, по крайней мере, один из нас должен был это услышать.

Каликс в долю секунды срывается со своего места, пересекает комнату и, распахнув дверь, выглядывает в коридор. Его лицо искажается гримасой. — Там никого нет, — выдавливает он сквозь зубы, прежде чем захлопнуть дверь. Его зеленые глаза переводятся на сложенную записку на полу, как будто он раздумывает, раздавить ее ботинком или нет.

Я подхожу к ней, прежде чем он успевает принять окончательное решение, и наклоняюсь, чтобы поднять ее. Сам лист пожелтевший, с неровными краями. Он сложен один раз, и конверта на нем нет. — Они знали, что мы здесь, — задумчиво бормочу я, просовывая палец между сгибом, чтобы открыть его.

— Конечно, они знали. Руэн отодвигает стул и встает, подходя туда, где мы с Каликсом смотрим на пергамент в моей руке. — Они, вероятно, услышали наши голоса.

Теос последним подходит к тому месту, где мы стоим, уставившись на аккуратно нацарапанные слова на записке.

Мы приветствуем вас на первом обряде, дети Богов.

Наденьте свои новые дары в эту ночь Очищения и когда часы пробьют девять раз, мы увидимся с вами в саду статуй.

Нет подписи, как будто записка могла быть от кого-либо из Совета Богов или, что более вероятно, от всех них. Я размышляю о Царице Богов и о том, что было сказано в тюрьме внизу прошлой ночью. Ариадна — Богиня Тьмы и Теней, дочь Царя Богов Трифона и Царицы Богов Данаи, и… даже если я не хочу этого признавать, она моя мать. Сходство наших черт невозможно отрицать. Вывод из этого знания таков: я внучка Бога, Царя и Царицы. Трифон — мой дедушка, а Данаи — моя бабушка.

Как я могу теперь встретиться с ними лицом к лицу?

Руки обхватывают мои плечи и притягивают меня спиной к широкой, мощной груди. Это движение освобождает меня от мучительных мыслей. Я смотрю в темно-синие, как полночь, глаза Руэна. Между нами нет слов. Нет слов, которые могли бы облегчить это. Я сжимаю пергамент в кулаке. Из-за двери доносится скрежет дерева о дерево, и все мы, как один, поворачиваем головы в одном направлении. Теос подходит к двери и открывает ее, за ней оказывается черная лакированная шкатулка без рисунка на блестящей деревянной поверхности.

Убить Царя Богов, сказал Кэдмон. Это моя миссия, мое предназначение. Это причина, по которой моя мать держалась подальше, когда мне было нужно, чтобы кто-то спас меня. Из всего, что я сделала, людей, которых я убила, и дензы, которую я за это получила, я ни разу даже не могла предположить, что переступлю эту черту. Убью члена семьи. Моя судьба соткана из переплетенных лоз и гротескных ожиданий, но только я могу сделать этот выбор. Позволю ли я последней частичке своей души быть поглощенной пороком убийства еще раз? Или есть способ убедить Царя Богов остановиться?

— Ну, это неожиданно. — Слова Теоса вырывают меня из моих внутренних раздумий, когда он поворачивается, держа в руках длинную полоску ткани, расшитую тонким золотым тиснением по швам и подолу. — Это просто ткань. — Теос переворачивает ее, встряхивая длинную черную ткань. — Здесь нет отверстий для ног.

Меня бы позабавило растерянное выражение его лица, если бы не тот факт, что я все еще в ловушке своих мыслей и страха перед тем, что мне, возможно, придется сделать. Однако в ответ раздается мягкий женский голос из-за двери. Я поднимаю взгляд и вижу стоящую там Мейрин с длинной полосой ткани, такой же черной, но почти прозрачной в одной руке, и бумагой, очень похожей на ту, которую я сжимаю в кулаке, в другой. Ее обычно бледное лицо приобрело восковой оттенок, темные круги под глазами делают ее лицо более осунувшимся и почти скелетообразным, как у всех, кто проживает на Ортусе.

— Это Морс паллиум, — говорит она. — Это одежда древних времен. — Ее слова не объясняют зарождающийся ужас, который превратил ее обычно безмятежные черты лица в черты перепуганного ребенка.

Руки Руэна убираются с моих плеч, когда он обходит нас и направляется к двери. — Откуда ты знаешь? — Спрашивает он, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от того места, где она стоит.

Горло Мейрин сжимается, когда она сглатывает, бросая взгляд на ткань в своей руке, как будто это свернувшаяся змея, готовая ударить, прежде чем ее глаза возвращаются к нему. — Я изучала древних в Ривьере, — хрипит она.

Теос опускает ткань обратно в коробку и хмуро смотрит на нее, но заговаривает Руэн.

— Что означают эти одежды, Мейрин? — Спрашивает Руэн невероятно мягким голосом.

Мейрин издает звук, непохожий ни на один из тех, что я когда-либо от нее слышала, как у раненого животного, когда ее пальцы сжимают ткань в кулаке. Бумага в ее руке, забытая, падает на пол, когда она хватается за тонкую ткань. Ее пальцы сжимаются, костяшки белеют, когда она почти обвиняюще смотрит на эту штуку.

— Это было стерто из учебников истории. — Она практически шепчет эти слова. — Они были позором для тех, кто совершил величайшее предательство высоких предков Анатоля. Еще до того, как пришли Боги, они были знаком зла. Кэдмон…

Когда она снова поднимает взгляд, ее взгляд скользит мимо Руэна, Теоса и даже Каликса, когда она подходит ближе к открытому дверному проему. Слезы наполняют ее глаза, страх очевиден в их фарфорово-зеленой глубине, прежде чем каскадом скатиться по ее впалым щекам. — Ты думаешь, он знал? — Спрашивает она. — Так вот почему он рассказал мне о них?

Руэн нежен, когда выходит в коридор и обхватывает ее за плечи, поворачивая лицом к себе. Хотя ее тело расслабляется, ее глаза остаются на мне. Я не знаю почему, но образ ее, стоящей там, с ее обычно яркими чертами лица, такой тусклый и безжизненный, что мне кажется, будто я смотрю в ужасное видение будущего.

Смерть повсюду вокруг нас. Ее невидящие глаза смотрят из массы насаженных на кол тел. Обнаженные конечности, с переломанными костями. Желчь подступает к моему горлу.

— Что они означают? — Снова спрашивает Руэн, слегка встряхивая ее.

Ее губы произносят слова, но из-за шума крови в моих ушах, я ничего не слышу. Впрочем, это не имеет значения, я все еще могу читать по ее губам и знаю, какое проклятие она произносит.

— Смерть идет за тобой.

Глава 19