Кальдорас (ЛП) - Нони Линетт

— Мне бы этого очень хотелось, — прохрипела она. — Очень.

Джордан видел, что она говорит искренне, всем своим существом.

Путь, который им предстоит пройти, будет тернист… Наташа права, он пока не готов простить ее. Но он был готов дать ей шанс попытаться наладить отношения между ними. И, возможно, однажды…

Джордан не дал себе закончить мысль, решив жить настоящим моментом и позволить событиям развиваться своим чередом. Возможно, они восстановят отношения, а возможно, никогда по-настоящему не расстанутся с прошлым. Только время покажет.

Но пока Джордан был доволен тем, как прошло их воссоединение, и хотел посмотреть, к чему это может привести. Его пеиемещение в Хэллоугейт открыло неожиданные истины, и ему потребуется некоторое время, чтобы осмыслить все, что рассказала мать, особенно об отце. Но нельзя было отрицать, что он испытывал чувство умиротворения, будто тяжесть, о которой он даже не подозревал, свалилась с его плеч.

С этой легкостью, придавшей ему смелости, Джордан понял, что готов покинуть кладбище, хотя скоро вернется, чтобы навестить брата и отца.

И вот, тихо попрощавшись с их могилами, он проводил Наташу до ограды, пообещав позвонить ей по голограмме после Кальдораса, чтобы организовать им обед. Его слова вызвали еще одну трепетную улыбку, исполненную надежды, и она с готовностью кивнула, прежде чем призвать сферник и исчезнуть из виду.

Глубоко вздохнув, Джордан на минуту собрался с духом, затем бросил свой сферник на землю и, наконец, вернулся во дворец.

Его шаги были тихими, когда он шел по знакомым золотым коридорам, люстры над головой отбрасывали яркий свет на его путь, когда он направлялся к месту назначения, его мысли были ясными и спокойными, несмотря на то, с чем ему предстояло столкнуться.

Джордан много раз в своей жизни испытывал страх, кто-то мог бы сказать, что слишком много, но когда он подошел к позолоченным дверям, ведущим в личный кабинет короля, страх покинул его.

Тем не менее, как и три дня назад, он не постучал, а молча постоял, собираясь с духом, чтобы войти.

Прошла минута.

Две минуты.

Три.

И затем он кивнул сам себе, зная, что готов.

Быстрый стук костяшками пальцев по двери, и она открылась почти мгновенно, как и в прошлый раз. Но теперь перед ним стоял король, провожая Джордана внутрь, где его уже ждала королева, сидя на диване перед камином.

— Джордан, дорогой. — Осмада встала, когда он подошел, и протянула к нему руки. Ее лицо выражало беспокойство и раскаяние. — Нам так жаль, но если бы мы знали, что твоя мама будет на нашей вечеринке…

— Все в порядке, — мягко прервал ее Джордан, быстро сжав ее пальцы, прежде чем помочь ей вернуться на место, а затем занять кресло рядом с ней. — На самом деле все закончилось хорошо.

— Ты… примирился с ней? — спросил король Аурелий, выглядя потрясенным, когда сел рядом с женой.

— Мы поговорили, — поделился Джордан. — И мы снова поговорим. Но нам еще многое предстоит сделать, так что нам просто нужно подождать и посмотреть, как пойдут дела.

— Я не могу себе представить, насколько трудным был этот разговор, — сказала королева Осмада, все еще выглядя обеспокоенной. — Я чувствую себя ужасно из-за того, что мы поставили тебя в такое положение, непреднамеренно или нет.

— Все в порядке, правда, — заверил ее Джордан, прежде чем повторить свои собственные мысли, высказанные ранее. — Это давно пора было сделать.

— Даже если так… — сказала Осмада, не желая менять тему.

Аурелий однако, видел, что Джордан просто хочет двигаться дальше, поэтому король прочистил горло и сказал:

— Сегодня канун праздника Кальдорас… ты выполнил все свои задания. Готов посмотреть, как обстоят дела, и услышать наш вердикт?

Не дожидаясь ответа, Аурелий вытащил из-за пазухи знакомый свиток и начал его разворачивать.

Но Джордан протянул руку, останавливая его.

— Нет.

Король помолчал, его брови поползли вверх, когда он повторил:

— Нет?

В ответ Джордан взял свиток у короля и, не разворачивая его…

Разорвал его прямо посередине.

Затем снова разорвал его.

И снова.

Он бросил кусочки в огонь, наблюдая, как они горят, и его сомнения, страхи и неуверенность исчезли вместе с ними.

Что, если я недостаточно хорош?

Ты хорош. Ты просто должен в это поверить.

Теперь Джордан действительно поверил в это. Потому что, поговорив с матерью, увидев воспоминания отца, узнав, что его всегда любили, он, наконец, осознал истину: он был достаточно хорош, и всегда был таким… не из-за того, что о нем думали другие, а из-за того, что он сам думал о себе.

Глядя на короля и королеву, Джордан ровным голосом произнес:

— Я не могу предсказать будущее, поэтому не знаю, буду ли я когда-нибудь обладать всеми чертами характера, которые, по вашему мнению, необходимы, чтобы стать хорошим членом королевской семьи. Но кое-что я знаю точно: мне не нужно вычеркивать слова из списка, чтобы понять, чего я стою. Кто я такой, кем я не являюсь… все это не имеет значения. Единственное, что имеет значение, — это то, что я чувствую к вашей дочери.

Не сводя с них глаз, Джордан продолжил, и в его голосе ясно слышались эмоции:

— Я люблю ее. Я хочу провести с ней остаток своей жизни. И за это я хотел бы получить ваше благословение… не потому, что я доказал, что достоин этого, выполняя какие-то случайные задания, а потому, что ваше одобрение так много значит для Дикс и для меня. — Джордан сделал паузу, перевел дыхание и заставил себя закончить: — Но вы должны знать, что, с вашим благословением или без, я все равно собираюсь попросить ее выйти за меня замуж, просто потому, что не существует такого списка, который мог бы помешать мне любить ее или принимать ее любовь в ответ.

Что, если я недостаточно хорош?

Ты хорош. Ты просто должен в это поверить.

Легкая умиротворенная улыбка появилась на губах Джордана в конце его речи, когда последние угольки пергамента догорели и превратились в ничто, вместе со всем, что они олицетворяли. Он знал, что поступил правильно, разорвав лист. И он имел в виду то, что сказал Аурелию и Осмаде — если они не дадут своего благословения, это не помешает ему сделать предложение Д.К… Он будет разочарован, но это разочарование будет в них, а не в нем самом. Он был достаточно хорош для их дочери, потому что любил ее, и потому что она любила его в ответ. Теперь он знал это… ему не нужно было доказывать это ни королю, ни королеве, ни самому себе.

Часть его не была удивлена, увидев, как они гордо улыбаются ему со слезами на глазах, даже если он все еще испытывал облегчение от их реакции… и от того, что они сказали дальше.

— Конечно, мы даем тебе наше благословение, дорогой, — сказала королева Осмада, поднимаясь на ноги и заключая его в крепкие, любящие объятия. — Оно было у тебя с первого дня нашей встречи.

— Мы с самого начала говорили тебе, что эти задания никогда не были направлены на то, чтобы ты показал нам себя, — сказал король, также вставая и заключая их в крепкие объятия. — Этот список был всего лишь инструментом… способом для тебя увидеть себя такими, каким тебя видим мы. Все, что там было написано, уже в теле. Так было всегда. Мы просто хотели, чтобы ты сам это осознал. — Слегка отстранившись, король посмотрел Джордану в глаза и заявил: — Я не могу представить лучшего мужа для нашей дочери или лучшего сына для нас. Добро пожаловать в нашу семью, Джордан.

Со слезами на глазах и такой широкой улыбкой, что становилось больно, сердце Джордана было слишком переполнено, чтобы сердиться на то, что он выполнял эти задания только ради себя, и вместо этого он ответил:

— Она еще не сказала «да». Будет очень неловко, если она мне откажет.

Осмада рассмеялся.

— Я бы на твоем месте не беспокоилась об этом. — Подмигнув, она добавила: — Она уже выбрала кавалера.

— Надеюсь, у тебя нет планов на это время в следующем году, — сказал Аурелий, и его глаза заблестели. — Как тебе свадьба в Кальдорас?