Прибежище из серы и тьмы (ЛП) - Дарк Люсинда

Дыхание становится затрудненным, поскольку я отказываюсь отпускать его, пока не закончу. Почти… на месте! При первом же открытии я засовываю образ в разум Каликса. Он вздрагивает, когда череда нитей сталкивается с его собственным разумом. Если бы я не держала его так крепко, он, возможно, полностью соскользнул бы с обрыва.

— Что ты со мной сделала, маленькая воришка? — Слова Каликса в моем сознании звучат не сердито, а с любопытством и подозрением.

— Я расскажу тебе позже, — отвечаю я, наконец отпуская его рот, чтобы глотнуть воздуха. — А пока поделитесь этим изображением со своими змеями и прикажи им следовать по следам.

Чертов высокомерный ублюдок даже не выглядит запыхавшимся, хотя его щеки покраснели еще больше, чем раньше, а бугорок в штанах говорит мне, что он не совсем безразличен. Я ловлю себя на том, что довольна этим, когда он поворачивается и встает на ноги, разглядывая меня.

Я делаю шаг назад, предполагая, что он отдает своим змеям приказ, и наши фамильяры разбегаются по лесу, карабкаясь по деревьям и продираясь сквозь подлесок. Каликс делает шаг вперед, и я делаю еще один осторожный шаг назад. Наши взгляды встречаются, и его грудь поднимается и опускается от медленных точных вдохов.

— Что вы только что сделали? — Голос Руэна разрушает чары между нами, останавливая Каликса на полпути.

Я облегченно вздыхаю и поворачиваюсь к нему, но прежде чем я успеваю открыть рот, поблизости раздается пронзительный визг, похожий на поросячий. Черт.

Я ныряю за деревья, бросаясь вперед, когда слышу грубый и неприкрытый топот ног в лесу. Ломающиеся ветки, раздавленные кусты, мужской и женский смех. Ничто из этого не исходит из-за моей спины, за которой, я знаю, следуют Даркхейвены. Мои ноги сокращают расстояние, пока я не вываливаюсь из-за двух деревьев на поляну, где группа Смертных Богов, размахивающих своим оружием, ликует вокруг человека, которого я видела раньше, того, который требовал приз от Азаи.

Раненый кабан хрипит, лежа на боку, и в моем сознании колеблется нить — серебристая ткань его силы тускнеет, колеблясь с каждым вдохом животного.

— Стой! — Кричу я, бегу вперед. Никто не слышит меня, когда мужчина заносит свой клинок над распростертым телом кабана. Чем ближе я подхожу, тем больше крови вижу на боку животного, впитавшейся в его мех. — Стой! — Я пытаюсь снова, когда он поднимает меч выше.

В следующее мгновение я понимаю, что он не собирается останавливаться. Даже если он и слышит меня, ему все равно. Он не знает и не осознает, что делает. Никто из них не видит. Они не могут видеть того, что вижу я.

Когда солнце падает на плоскую сталь его клинка, багровые вспышки застилают мне зрение. С криком ярости я даю волю накопившемуся внутри меня гневу, и в одно мгновение черный дым рассеивает красную дымку и превращает остальное в пыль.

Крики эхом возвращаются ко мне, пока я продолжаю бежать к кабану. Нить в моем сознании не становится лучше, и у меня есть всего несколько мгновений, чтобы спасти его.

— Что за… — Из тени слева от меня выскакивает Каликс, направляясь прямо к Смертному Богу, который задавал вопросы Азаю. Темнота рассеивается достаточно, чтобы я могла перепрыгнуть через нескольких его друзей, которые упали на землю, когда мои тени накрыли это место.

Опускаясь на колени рядом с существом, я кладу руку на глубокий порез на его боку. Какими бы растерянными они ни были, Теос и Руэн стоят рядом со мной. — Что тебе нужно? — Спрашивает Руэн.

— Воду, — быстро говорю я. — Марлю. Чем-нибудь перевязать рану.

— Кровотечение не остановится, Деа, — говорит Теос, но Руэн не утруждает себя спорами. В следующее мгновение он исчезает, вероятно, чтобы вернуться к ручью, через который мы перепрыгнули, чтобы набрать воды — я не знаю как, и у меня нет времени думать о его методах, когда я наклоняюсь и прижимаюсь ухом к гладкому подбрюшью кабана, обращенному в сторону. Такой чертовски уязвимый.

Я успокаиваю это существо, когда оно скулит. — Прости, — бормочу я, чувствуя в ней мягкое женское присутствие. Нить в моей голове слабеет, становясь тоньше. Ее дыхание становится слишком быстрым, слишком неровным. Руэн не успеет вернуться вовремя. Слезы жгут мне глаза.

— Каликс! — За лаем Теоса следует его исчезновение, и я оборачиваюсь и обнаруживаю, что Каликс держит другого Смертного Бога за горло.

— Ты что, не слышал, как она велела тебе остановиться? — Требует Каликс, на его лице маска гнева.

— Не убивай его, — рявкаю я, за что получаю раздраженный взгляд в свою сторону, прежде чем он качает головой.

— Отпусти Марала, Каликс, — требует Теос, и, по крайней мере, теперь я знаю имя этого человека.

Оглядываясь через плечо, я выдыхаю проклятие. Они уже ушли. Я замечаю двоих из них — одна из них девушка, которая раньше была в синей тунике, — когда они исчезают за деревьями.

Закрывая рану ладонью и поворачиваясь обратно к кабану, я не отпускаю руку, пока между пальцами струится кровь. Она скулит, столько эмоций заключено в одном этом звуке, что это почти разбивает мое гребаное сердце. Страх. Замешательство. Боль.

— Прости, — шепчу я, наклоняясь ближе и успокаивающе поглаживая ее.

Не уверенная, что еще можно сделать, я сильнее надавливаю на ее рану и сосредотачиваюсь на отделенных частях плоти. Я не хочу, чтобы они снова срослись; я не Мейрин, и это не мой дар. Вместо этого я вжимаюсь в нее, позволяя усикам моей тьмы проникнуть в ее тело через открытую рану. Одну за другой я нахожу раны — синяки, порезы на ее теле — и закрываю эти места своими тенями, приглушая чувства. Это временно, но, по крайней мере, избавит от боли.

Почти сразу же тело кабана обвисает, как будто она только и ждала этого. На этот раз, когда она скулит, в этом звуке больше облегчения и благодарности, чем в чем-либо другом.

Когда Руэн возвращается, он не издает ни звука. Не слышно ни громкого треска, ни шороха, просто пустой участок травы рядом со мной в одно мгновение и темное тело на одном согнутом колене в следующее. — Вот. — Он протягивает мне флягу, и когда я хмуро смотрю на него в замешательстве, чертовски хорошо зная, что не видела его с ней раньше, он слегка усмехается. — Я взял ее у одного из других, — признается он, отвечая на мой невысказанный вопрос.

Я беру ее и переворачиваю содержимое, выливая воду на рану, пытаясь смыть кровь, чтобы увидеть, насколько серьезны повреждения.

— Это плохо. — Мне не нужны слова Руэна, чтобы понять, что то, что он говорит, правда, но почему-то я надеялась, что это не так. Порез слишком глубокий, и почти сразу после того, как мы смываем кровь водой, из нее хлещет еще больше.

Глухой удар отвлекает мои хаотичные мысли настолько, что я отвожу взгляд от животного и вижу Марала на земле, который, чертыхаясь, извивается и поднимается на ноги. — Что, черт возьми, с тобой не так? — требует он. — Ты думаешь, что можешь подойти и забрать мою добычу? Иди и убей своего собственного зверя.

— Она не зверь, — огрызаюсь я.

Темные глаза Марала поворачиваются ко мне, а затем закатываются. — Фуу, — усмехается он. — Только не говори мне, что ты какая-то любительница животных. Это Охота. — Он произносит это слово так, словно оно должно что-то значить для меня. Все, что это означает для меня, — это смерть.

Марал фыркает и хмуро смотрит на нас четверых — пятерых, включая лежащего на земле кабана. Я не сомневаюсь, что его следующие слова сказаны только потому, что его группа бросила его. — Тогда ладно, — огрызается он, поднимая руки вверх и делая шаг назад, точнее, подальше от Каликса. — Оставьте себе эту чертову хрень, но знайте, что я убью другого. Я убью больше, чем любой из вас, прежде чем Охота закончится.

— А что, если они не животные? — Настаиваю я. — Что, если бы они были такими же, как ты или я?

Марал смотрит на меня так, словно я сошла с ума. Македония сказала, что это случится. В это никто не поверит. Она была права. Он просто качает головой на мои вопросы и не отвечает на них, когда подходит к тому месту, где лежит его упавший меч, и поднимает его, возвращая на место, прежде чем побежать, чтобы присоединиться к своим друзьям.