Сильверсмит (ЛП) - Кларен Л. Дж.

Я стояла между ними.

Мой жених не ждал меня — он ждал идею.

А Гэвин ждал ту, кого по-настоящему любил.

— Боги… — выдохнула я, проводя дрожащими руками по лицу и ненавидя себя еще сильнее.

Я была ошеломлена, разбита и ужаснулась до глубины души, но злиться — нет, на это меня не хватало. Не на него. Не по-настоящему. Если он и правда собирался отдать меня, чтобы вернуть ее… могла ли я его винить?

Разве кто-то не сделал бы то же ради того, кого любит?

Разве я сама не поступила бы так ради Оливера?

Я смотрела в огонь, позволив его жару высушить слезы, что все текли, и пыталась придумать хоть одну причину не делать то, что знала — должна.

Несмотря на трещину, которую он оставил в моем сердце, я думала только о его улыбке. О его смехе — глубоком, теплом, свободном. О том, как глаза его могли быть полны света, если бы в них больше не было боли и тоски.

После всей доброты, что он проявил ко мне, после всей заботы, он заслуживал счастья.

Я вспомнила Финна и Джемму, Каза и Марин с их ребенком — свободных, живущих без страха в стенах Пещер. Свободных идти куда угодно.

И тех детей с палками, на которых плясал огонь, празднующих солнцестояние.

Таких праздников будет еще много, если я справлюсь. Больше не нужно будет охранных чар Симеона вокруг городов. Не будет эвакуаций от Инсидионов, несущих смерть и разрушение.

Может, мне не придется убивать Молохая, чтобы освободить свой народ. Молохай был отвергнут женщиной, которую любил. Потерял себя в этой боли. Если именно отсутствие Кристабель свело его с ума… может быть, я смогу заменить ее.

Если я похожа на Симеона — похожа на нее — может, этого будет достаточно.

Может, то, что его разрушило, теперь сможет его собрать, пусть даже ненадолго, лишь бы прекратить страдания. И я буду свободна, зная, что те, кого я люблю, в безопасности.

Да. Я могла вернуть жену Гэвину и спасти свой народ.

Заключить сделку.

Я и моя сила в обмен на жену Гэвина и свободу Нириды с условием, что Молохай и я уйдем и никогда не вернемся.

Я вспомнила, как Джемма и Финн говорили о далеких землях за морем Бриннеи.

Каждое движение отзывалось болью, но я поднялась. Я ведь и правда не обещала Гэвину, что не пожертвую собой ради народа.

Это была правда. Я сделаю то, что нужно. А ради него — ради его счастья и покоя — я сделаю еще больше.

Я должна что-то сделать.

Дрожащими пальцами и сквозь мутные слезы я написала то, что хотела, чтобы он знал. Потом натянула сапоги, выбралась из окна первого этажа и украла у постоялого двора темно-каштанового мерина. Если Гэвин попытается догнать, пешком он будет медленнее.

Я остановилась на краю леса. Ни Гэвина, ни Феликса не было видно. Бросила последний взгляд на зеленые и красные огни костров солнцестояния…

И поехала на юг. В лагерь Молохая.

Глава 31

Гэвин Смит

24 Флориса, 402 года назад

Я работал с самого рассвета над парой железных подсвечников и детализированным серебряным украшением, усеянным тонкими металлическими лозами и листьями. Это был чей-то подарок в последний момент — мужчине кто-то напомнил о двадцать пятой годовщине, и теперь тот требовал чудо за один день. Обычно я не тратил бы силы на срочные хотелки какого-то придурка, но платили в тройном размере, вот и пришлось.

Так вот я и сидел, раб грошей и далеко за разумный час ужина, оттачивая ремесло ради человека, который ничего этого не оценит.

Но человеку нужно что-то есть.

Угли пылали белым, зола как мелкая морось снега, что жжет плоть в доли секунды. Я узнавал этот запах обожженной кожи — шрамы не дадут соврать, хоть и много времени прошло с тех пор, как я подходил слишком близко к углям.

— Извините, сэр?

Сладкий женский голос нарушил молчание. Какое-то слово, обращенное ко мне, заставило хмыкнуть. Меня называли по-разному, но сэр — редко.

И, блядь, ее голосом это звучало чертовски приятно.

Обычно я хотел женщин как железо и сталь — гибких и послушных, когда раскалены. Быстро охлаждать льдом и водой, когда все кончено. Хотел их готовыми угождать и легко отпускать. Задранные до небес задницы, волосы в моих руках, красивые забытые лица. По тому, как в ее голосе прорывался кровоточащий пульс, я понял — она не для меня.

Я повернулся к источнику сладкого голоса с намерением послать ее к черту, прежде чем она успеет пожалеть о своем визите. Рот открылся, чтобы приказать ей уйти: я не любил женщин в объятиях, я любил их на коленях.

Но один взгляд, и я понял, что она поставит на колени меня.

Моя усмешка исчезла. Воздух вырвался из легких, словно Суссеро сам сунул золотую руку в мою грудь и вырвал его наружу. В животе образовалась яма — бесконечная бездна — и я никак не мог подобрать слов, чтобы описать ее. Их не было и не будет.

Ее глаза были глубокого лесного зеленого, усыпанные золотом, будто солнце просачивается сквозь покров ее души. На переносице милые веснушки, а серебристо-белые локоны, собранные в свободную длинную косу, обвивали изгиб шеи, будто созданной для поцелуев, и будили во мне мысли, за которые я бы раздавил голову любому другому мужчине.

Дрожь пробежала по телу, и я тихо выругался из-за ревности, что во мне проснулась.

Она была в темно-фиолетовом бархатном плаще, вышитом черными цветами. Тонкие ноги были обуты в изящные блестящие черные сапоги. Деньги в ней читались сразу. Во взгляде — власть и грация. Какой уголок небес бросил ее в мою кузницу? Она была явно не из моего мира.

Паника подталкивала оттолкнуть ее ради собственной защиты от неизбежной привязанности, что уже пустила корни в груди, но я сдержался: в первые секунды желание не отпускать ее перевесило страх перед той глубокой, неизвестной болью, которую эта девочка могла бы причинить, если захочет.

Она была молода… слишком молода. Не старше семнадцати.

Но она была моя.

И если я не завоюю ее… Во мне вспыхивало яростное, насильственное пламя при одной мысли о другом мужчине. Потому что я знал мужиков, я думал, как худшие из них, и они ринутся за ней, как голодные акулы на свежую, кровавую плоть.

Я глянул на себя: весь в поту, перепачканный сажей. Сразу пожалел, что не закончил час назад и не принял ванну. Пожалеть о том, что не смог произвести впечатление на женщину, — раньше со мной такого не случалось. Те, с кем я трахался, были симпатичны, но не требовали ухаживаний.

— Как тебя зовут? — спросила она с надеждой на потрясающем сердцевидном лице.

— Смит, — ответил я, понимая, что скажу ей все, что угодно. Казалось, она ввела меня в транс. — Гэвин Смит.

— Гэвин Смит, — протянула она и провела указательным пальцем по краю стола, за которым я рубил и вырезал древесину. Глаза зацепились за этот палец, и я тут же захотел быть этим столом. Нежный, любопытный взгляд в ее глазах говорил о том, что она слишком невинна, чтобы вкладывать сексуальный подтекст в свои жесты, но она округлила губы и сдула опилки с кончика пальца в воздух. Я представил все те места, где хотел бы прикосновений ее покрасневших губ…

Ну еб твою мать.

— Гэвин Смит, ты нужен мне для создания оружия, — выпалила она. Я перехватил фразу, словно мозг пересобирал услышанное заново. Все, что я успел зафиксировать — ее полные губы в круге и слова «Ты нужен мне», — и я понял, что готов сделать для нее все.

— Какого оружия? — вырвалось у меня слишком резко, и мы оба вздрогнули.

Она скрестила руки и нервно потерла локоть.

— Что-то… острое и твердое.

Я прочистил горло и сменил стойку, стараясь скрыть единственное твердое, что уже было готово для нее. Похоже, она имела в виду не это.

— Зачем тебе оружие?

Неужели у нее нет никого, кто бы ее защищал? Муж? Жених? Любовник?

И можно ли мне убить их, чтобы освободить себе место?

Меня передернуло. То, что она пробудила во мне, было чуждым, звериным, отчаянным. Хотелось броситься на нее, стать щитом, заслонить от мира, а потом сорвать с нее одежду, выпустить наружу богиню и забрать ее себе.