Ник сочувственно погладил Сантану по плечу.
— Как ты?
Сантана криво улыбнулась.
— Могло бы быть и лучше. Но я уже начинаю приходить в себя. У меня уже не так ломит суставы. Но ходить по–прежнему тяжело.
Он ободряюще улыбнулся.
— С тобой все будет в порядке. Поверь мне. Главное, что кризис миновал. Врачи говорят, что теперь ты сможешь быстро пойти на поправку.
— Спасибо, Ник. Ты уделяешь мне столько времени, что я чувствую себя виноватой за то, что тебе приходится отрываться от более важных дел.
Ник отрицательно покачал головой.
— Да нет, что ты… Сейчас для меня главное дело — помочь тебе. Я хочу, чтобы ты полностью выздоровела и чувствовала себя нормальным, полноценным человеком. Я помню о том, как ты помогла мне в те минуты, когда мне было тяжело. Я знаю о том, что такое настоящая дружеская поддержка. Если у тебя есть какие‑то просьбы — не стесняйся, говори мне обо всем. Я только рад буду помочь.
Сантана застенчиво опустила голову.
— У меня есть к тебе одна просьба. Поезжай домой. Уже очень поздно. Я хочу, чтобы ты немного отдохнул. Ведь ты провел со мной всю прошлую ночь и не спал ни минуты.
Ник скромно рассмеялся.
— Вот тут ты ошибаешься. Утром я все‑таки на полчаса заснул. Но, в общем, ты права. Сейчас я отправлюсь домой и крепко обниму подушку. С тобой все будет хорошо. Врачи сказали мне, что сегодня и тебе удастся отдохнуть. Так что мы оба сможем спать спокойно.
Сантана проникновенно посмотрела ему в глаза.
— Ник — ты хороший друг. Я этого никогда не забуду.
Ник все еще озабоченно топтался посреди палаты, а потому Сантана вопросительно посмотрела на него.
— Ты что‑то забыл?
— Нет–нет! — с улыбкой воскликнул он. — Просто мне кажется, что тебе будет немного одиноко. Может быть, стоит включить телевизор?
— Да–да, конечно! — оживленно воскликнула она. — Почему бы и нет?
Ник направился к висевшему в углу палаты в небольшой металлической раме телевизору.
— Какой канал тебе включить?
Сантана снова присела на кровать, почувствовав слабость и легкое головокружение.
— Все равно какой… Включи местные новости.
Хартли включил телевизор и, установив частоту местной станции, направился к выходу.
— Ну что ж, не буду мешать тебе, Сантана. Спокойной ночи.
— Спасибо, Ник. Завтра увидимся.
Он осторожно закрыл за собой дверь и вышел в коридор. Сантана перевела взгляд на экран телевизора и, не в силах поверить своим глазам, приподнялась на кровати. Передавали трансляцию выступления Лили Лайт. Но Сантана, не разглядев издалека подпись под изображением круглолицей женщины в белом платье, прошептала побелевшими губами:
— Джина…
Однако, Ник все еще не уходил. Он расхаживал по коридору перед дверью в палату Сантаны, озабоченно поглядывая на часы.
— Ну, наконец‑то, — облегченно выдохнул он, когда увидел шедшего ему навстречу по коридору Круза Кастильо. — Я уже думал, что ты никогда не придешь.
Круз пожал плечами.
— Я же обещал.
Ник озадаченно показал на часы.
— Но уже очень поздно и я подумал…
Круз укоризненно покачал головой.
— По–моему, в последнее время ты стал терять веру в людей, Ник. Так нельзя. Ну, ладно. Как она там?
Хартли развел руками.
— Ну, в общем, неплохо. Она выглядит уже не такой бледной, как днем. Надеюсь, что Сантана сможет быстро восстановить силы.
Кастильо понимающе кивнул.
— А как у нее с нервами?
— По–моему, все в порядке, — уверенно сказал Ник. — Во всяком случае, я не заметил того нервного возбуждения, которое было у нее еще пару дней назад.
Словно в опровержение его слов из палаты Сантаны раздался дикий вопль и грохот разбивающегося стекла.
— Нет!.. Нет!..
Ник и Круз тут же бросились в палату. Их изумленным взорам открылась ужасная картина: с искаженным от злобы и ярости лицом Сантана швыряла в телевизор всем, что попадалось под руку. Когда, наконец, она метнула в экран большой стеклянной вазой от цветов, телевизор взорвался и погас. Всю палату заполнили клубы едкого дыма.
— Что случилось? — потрясенно спросил Ник.
— Это невыносимо! Я больше не могу это слышать! — кричала Сантана.
— Кого? — озабоченно спросил Хартли.
— Джину! Она кривляется и говорит какие‑то гадости!.. Сколько можно?!
Сантана в истерике бросилась на грудь Ника, содрогаясь от рыданий.
Когда проповедь закончилась, корреспондент телекомпании встал с микрофоном перед телекамерой.
— Сегодня Лили Лайт дважды выступила перед аудиторией. Особого внимания заслуживает ее вторая встреча с публикой, на которой присутствовали представители известного семейства Кэпвелл, одного из самых влиятельных в нашем городе…
Приглашенные на проповедь гости стали понемногу расходиться.
Джина, свободно откинувшись на спинку стула, достала из сумочки плоскую бутылку коньяка и стала демонстративно прикладываться к ней, глотая крепкий напиток крупными дозами.
Джулия боком пробиралась к выходу. Но покинуть шатер незамеченной ей не удалось.
Откуда‑то сзади вынырнул Мейсон и остановил ее, придержав за руку.
— Ну, что? Как тебе встреча с Лили Лайт? — спросил он.
Хотя поначалу лицо ее выражало явное неудовольствие, Джулия быстро нашлась.
— У Лили поразительный дар убеждения. Все поверили в то, что она способна творить чудеса.
Мейсон усмехнулся.
— А тебе что, нужны практические доказательства этого?
— Нет–нет! — торопливо воскликнула Джулия. — Доказательства налицо.
— Вот как? — спросил Мейсон. — Очень любопытно было услышать такое от тебя.
Как обычно в местах наиболее интересных событий, рядом с Джулией выросла фигура Джины.
— Пример феноменальных способностей мисс Лайт я вижу перед собой, — сказала Джулия. — Когда образованный, остроумный человек ни с того, ни с сего облачается в белый костюм и ведет себя крайне вежливо с людьми, которых ненавидит, то я готова признать, что это чудо.
Она смерила фигуру Мейсона таким многозначительным взглядом, что другой на его месте наверняка бы смутился. Однако, перемены, произошедшие с ним, очевидно были столь глубоки, что он предпочел не заметить издевательского тона Джулии.
— Все не так просто, как тебе кажется, — кротко заметил Мейсон.
Джулия лукаво улыбнулась.
— Мейсон, расскажи мне правду. Как она обработала тебя? Она тебя долго мыла? — Джулия подмигнула.
Мейсон слегка покраснел.
— Довольно, Джулия. Это не смешно, — серьезным тоном сказал он.
— Это — чудо! — тут же воскликнула Джулия. — На долю секунды я увидела прежнего Мейсона — едкого и задиристого!
Он осуждающе покачал головой.
— Надеюсь, ты не относишься к Лили скептически? Джулия пожала плечами.
— В общем‑то, нет. А что?
— Я знаю тебя, Джулия, — со вздохом сказал Мейсон. — В твоей жизни было много разочарований. Ты совершала отчаянные и дерзкие поступки. Готова ли ты стать на путь праведный?
Джулия едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— Если я почувствую за собой тягу к раскаянию, — с невинной улыбкой сказала она, — то дам тебе об этом знать. Не беспокойся, у тебя еще будет возможность позаботиться о моей душе. А теперь — извини. Я и так здесь слишком задержалась. Пока.
Сунув под мышку свою сумочку, Джулия быстро удалилась. Оставшись без благодарного слушателя, Мейсон обратил свое внимание на Джину.
Очевидно, она осушила уже добрую половину фляги: по лицу ее блуждала рассеянная улыбка, и она осоловело хлопала глазами.
— Ну, что ты задумал, Мейсон? — чуть покачиваясь, спросила она. — В чем истинный смысл происходящего? Я что‑то никак не могу понять…
Он непонимающе пожал плечами.
— Да ни в чем… Смысл происходящего в том, что происходит. Разве ты не услышала об этом в проповеди?
Джина невпопад рассмеялась.
— Я ничего в этой проповеди не услышала. Там не было ни единого живого слова. Там были одни голые увещевания и призывы спасти душу. Подобный бред можно прочитать в любой листовке, которые раздают на улицах такие же, как Лили Лайт, «спасители душ». Больше того, это было просто не смешно…
