Гарри, очень серьезно посмотрев на свою собеседницу, произнес:
— Я этого не говорил… Джулия слабо улыбнулась.
— Но ведь это подразумевается…
В ответ на это Гарри только протестующе замахал руками.
— Нет, нет… Что ты — ты меня совершенно не так поняла…
После столь бурного всплеска эмоций своего возлюбленного Джулия улыбнулась — но на этот раз уже более мягко.
— Ты ведь больше всего на свете боишься, чтобы люди, эти сплетники… не сказали о тебе чего‑нибудь такого… — Она щелкнула пальцами. — Ты, Гарри, никогда не сможешь жить для себя, ты будешь жить только для каких‑то там людей… Да что там для людей — если бы!.. Для общественного мнения, для так называемой репутации!..
Брэфорд ответил негромко, но очень твердо.
— Возможно… Но, согласись — это не самое худшее, не так ли?..
Передернув плечами, Джулия произнесла:
— Возможно… Впрочем, если ты идешь на этот шаг — твое дело. Как себе хочешь.
Гарри во время всего этого разговора очень сильно нервничал — губы у него пересохли. Наконец, осторожно взяв недопитый бокал, он допил пиво и, несколько успокоившись, произнес:
— Если бы я был хоть немножко постарше…
— То есть…
— Или бы ты помоложе…
— Ты хочешь сказать, что всему виной какие‑то восемь лет разницы?
— Ну да…
— Только почему ты вспомнил об этом сейчас?..
Сказала — и тут же осеклась. Действительно, после этой фразы Гарри могло показаться, что она уговаривает его… Что‑что, а женской гордости Джулии Уэйнрайт было не занимать…
Гарри, однако, понял эту реплику именно так, как и следовало. Передернув плечами, он сказал:
— Джулия, ведь ты не сможешь меня насильно удержать — не правда ли?..
После небольшой паузы она ответила:
— Нет… Это было бы просто смешно… Если бы не было столь печально, — добавила она.
— Понимаешь, — продолжал Гарри, — я действительно многим тебе обязан… Нет, нет, я имею в виду не только те деньги, которые ты мне дала — я верну их тебе, как только у меня появится первая возможность. Я о другом… Дело в том, что мы останемся друзьями… Да, Джулия, друзьями…
Джулия отрешенно смотрела в какую‑то пространственную точку перед собой.
«Вот так, — подумала она, — вот так, после всего, что произошло между нами, после его горячих признаний в любви, после его обещаний… Он говорит мне, как университетский куратор: останемся друзьями… Что ж, значит не судьба и теперь…»
Вид у мисс Уэйнрайт теперь был совершенно растерянный и подавленный — куда только подевалась се показная независимость!..
Действительно — сколько было всего!.. Сколько говорил ей за последние только недели этот молодой человек, чего только не обещал…
Гарри, внимательно посмотрев на свою собеседницу, принужденно улыбнулся.
— Значит — договорились?
Она устало посмотрела на него.
— О чем?..
— Ну, — Брэфорд вновь опустил взгляд, — ну, что мы не будем больше мешать друг другу жить…
— А разве раньше мы мешали друг другу?..
Вопрос был поставлен, что называется, ребром — Гарри, который, к тому же, никогда не отличался быстротой реакции и молниеносной сообразительностью, конечно же, не нашел, как на него ответить…
— Нет, — только и смог выдавить он из себя, — нет, что ты…
Джулия была неумолима.
— Тогда зачем же ты задаешь мне подобные вопросы?.. — Спросила она.
И вновь Гарри не нашел, что ответить своей бывшей возлюбленной.
Поняв, что инициатива этого разговора перехвачена, Джулия продолжила:
— Тогда я не понимаю, что тебя беспокоит?.. Помолчав с минуту, Брэфорд произнес:
— Да, Джулия… Я долго думал о нас с тобой… Я очень долго думал, прежде чем решиться на этот разговор, Джулия…
Стараясь казаться как можно более спокойной и невозмутимой, она поинтересовалась:
— Ну, и что же?..
Тяжело вздохнув, Гарри вымолвил:
— Наверное, ты была права, когда назвала меня провинциалом… Я действительно больше всего на свете ценю то, что обо мне говорят другие люди… Ты ведь не станешь этого отрицать?..
Она только промолчала в ответ — конечно же, отрицать столь очевидные вещи было бы бессмысленно.
Гарри не посмел повторить этот вопрос — тем более, что глядя на этого молодого человека, можно было сразу сказать, что он испытывает неловкость…
Наконец Гарри, допив пиво, произнес:
— Могу ли я что‑нибудь сделать для тебя, Джулия?..
Та только передернула плечами.
— Нет…
— И все‑таки…
— Все, что ты мог сделать, ты уже сделал…
Гарри, поняв, что драматической сцены, которой он ожидал и которой так сильно боялся, не произойдет, только облегченно вздохнул.
— Значит…
И вновь он не решился произнести вслух фразу, которую столь долго репетировал: «мы расстаемся, но при этом останемся друзьями…»
Однако Джулия прекрасно поняла, что именно тот имеет в виду. Не глядя на молодого человека, она довольно глухо ответила:
— Хорошо…
После этой фразы за столиком наступило тягостное молчание — Гарри и без того прекрасно понял, что именно имела в виду его бывшая возлюбленная. Каждый думал о своем…
Первым прервала молчание Джулия.
— Ну, это все, что ты хотел мне сказать?..
Гарри тут же понял, что дать положительный ответ теперь — верх нетактичности, и потому поспешно произнес:
— Нет…
— Что же еще?..
Фраза так и зависла в воздухе — Гарри вновь не нашел никакого продолжения беседы…
Едва заметно улыбнувшись — одними только уголками рта, — Джулия произнесла:
— Ну, тогда я пойду… Если все. Спокойной ночи… мой мальчик.
В этот момент Гарри — бледный, растерянный — действительно показался ей мальчиком…
Она поднялась, оставила на столике несколько долларов для официанта за «Спрайт» — несмотря на протестующие реплики недавнего собеседника, — и двинулась на выход. Гарри не стал удерживать ее…
Да, Джулия Уэйнрайт всегда и во всем стремилась быть независимой женщиной — а если и не быть то, хотя бы казаться…
Действительно, мисс Уэйнрайт в свои тридцать три действительно достигла всего, о чем только может мечтать современная женщина: отличного образования, уважения окружающих и финансовой независимости, но в ее жизни не было главного: настоящего семейного счастья. Да, конечно, быть независимой во всех отношениях женщиной — совсем неплохо, но независимость для любой, пусть даже самой современной женщины — далеко еще не все. А когда тебе исполнилось тридцать три года, подобная независимость начинает подчас и тяготить…
И Джулия Уэйнрайт втайне мечтала, чтобы у нее было также, как и у остальных — подруг, знакомых, коллег свой дом, семья, дети…
Да, в Санта–Барбаре многие искоса (а не только любители потрепать языком) посматривали на ее многочисленные романы, считая, что если женщина меняет поклонников, как перчатки, то ничего хорошего в этом нет и быть не может… Но это была не жажда разврата, не легкомысленность и не склонность к рискованным похождениям; просто Джулия подошла к той возрастной черте, когда хочется обрести твердое положение и семейный покой…
Конечно же, известные в Санта–Барбаре сплетники Одри и Барри, сидевшие за соседним с Гарри Брэфордом столиком, были по–своему правы, утверждая, что «когда женщине далеко за тридцать, то найти мужчину и удержать его значительно труднее, чем когда тебе двадцать два или двадцать три…»
С Гарри Брэфордом она связывала большие надежды: сказать, что этот молодой человек нравился ей — значит, не сказать ничего. Она испытывала к нему нечто среднее между материнскими чувствами и чувствами зрелой женщины, наконец‑то нашедшей свою запоздалую любовь. Да, до Брэфорда Джулия была влюблена во многих — но никогда еще так сильно, как теперь…
Гарри, по общему мнению всех, кто его знал, действительно было за что любить: он был очень приятен в общении, скромен, вежлив и предупредителен, обладал, по словам Августы Локридж, «приятной наружностью и исключительно хорошими манерами». Августа, вообще‑то весьма скептически настроенная к молодым людям, делала исключение в своих оценках только для молодого мистера Брэфорда.
