Магия найденных вещей - Доусон Мэдди

– Что случилось? – спрашиваю я, как только она берет трубку. И морально готовлюсь к тому, что она заговорит о больнице. Или о чем-то похуже. – С папой все хорошо? Что происходит?

– Может быть, ничего страшного, – отвечает она. – Может быть, я раздуваю из мухи слона, как сказал бы твой папа. – Ее тяжкий вздох говорит сам за себя. Действительно ничего страшного, но повод для беспокойства все-таки есть… много поводов для беспокойства. Где-то неделю назад были заморозки, мой отец поскользнулся на льду и подвернул ногу. Но он категорически не желает позаботиться о себе. И отказывается идти к врачу, хотя с трудом наступает на больную ногу. – В общем, все как всегда, – говорит Мэгги. – Делюсь, чтобы ты тоже знала о возможной гангрене.

– Нам уже пора записать его на примерку протеза? – пытаюсь я пошутить, и Мэгги смеется.

Беспокойство по всякому поводу я унаследовала от нее. Удивительно, что, хотя мы не родственники по крови, каким-то образом мне все равно передался ее ген тревожности. Именно ей я звоню в приступе ипохондрии, когда у меня болит горло, и под конец разговора мы обе уже смеемся, перечисляя болезни, которых у меня наверняка нет. Например, рака мозга.

– Я надеюсь, что на День благодарения он хоть немного приободрится, – говорит Мэгги. – Ты же знаешь отца. Знаешь, каким он становится с наступлением холодов, а теперь, когда вокруг началась застройка, все еще хуже. Каждый раз, когда там заливают очередной чертов фундамент, он впадает в депрессию. Но вы с Хендриксом поднимите ему настроение.

Мэгги прекрасно знает, что мое присутствие никак не поднимет отцу настроение. Я уж точно ничем его не порадую, разве что сделаю себе пересадку личности, перенесусь в прошлое, которого никогда не было, и стану совсем другой дочерью, рожденной от другой матери. Той дочерью, что не сбежала в Нью-Йорк, не встречалась с парнями, с которыми встречалась я, и не выходила замуж за человека, с кем прожила в браке всего восемь месяцев. Той дочерью, что безропотно бы продавала подсолнухи, доила коров, кормила кур и вела бухгалтерию на ферме. Вышла бы замуж за местного парня, мастера на все руки. Нарожала целую кучу белобрысых беспроблемных детишек, которые называли бы моего папу дедушкой и разделили бы его крепкую любовь к тракторам.

У меня в голове мелькает мысль: если я выйду замуж за Джада, папа будет доволен. Ему всегда нравился Джад. Он всегда говорил, что Джад – лучший из всех ребят, с которыми мы с Хендриксом дружим. Сильный, практичный и трудолюбивый. Что мне мешает влюбиться в такого парня? Вот что он хотел знать. Почему меня вечно тянет к опасным типам?

– Слушай, – обращаюсь я к Мэгги, – я провожу небольшой соцопрос о любви и супружеской жизни. Как ты думаешь, может ли брак быть удачным, если люди не любят друг друга, а просто очень хорошо дружат?

– А почему ты об этом заговорила? Ты собираешься замуж?

– Просто ответь. Я спрашиваю для подруги.

– Не верю. Ты опять собираешься замуж. Погоди. Неужели за Джада?!

– Я же сказала, что спрашиваю для подруги.

– Джад сделал тебе предложение? О боже. Он правда сделал тебе предложение?

– Ну… наверное… можно сказать и так. – Я уже вхожу в свой подъезд. Машу рукой Тобиасу, нашему консьержу, и иду к лифту. Джада нет рядом, и никто не заставит меня подниматься по лестнице. – Нам вроде как надоело ходить на свидания с кем попало, и мы с ним дружим уже столько лет, и он говорит, что, с его точки зрения, романтическая любовь всегда обречена на провал, и мы будем хорошими родителями, и нам пора радикально менять свою жизнь.

Я вхожу в квартиру. Мистер Свонки спрыгивает с дивана, бросив тапочку, которую только что грыз. Подходит ко мне, виляя хвостом, и лижет мне руку, вымаливая прощение. Тапочка, показывает он всем своим видом, сама напрашивалась на съедение.

– Так, давай уточним. Ты просто хочешь детей? Или ты его любишь?

– Люблю ли я Джада? – медленно произношу я. – Хороший вопрос. В смысле, мы постоянно и близко общаемся. Просто это… немного не то, чего я ожидала. Нет никаких… искр. Вместе нам хорошо и комфортно. Он говорит, это лучшая форма любви. Вот я и спрашиваю: а как думаешь ты? Это действительно лучшая форма любви?

Мэгги делает глубокий вдох, и у меня падает сердце. Мы с ней никогда не обсуждали вопросы любви-искры в сравнении с тихой, спокойной, уютной любовью, и мне вдруг становится странно, что я вообще завела этот разговор. Мне хотелось бы взять свои слова обратно. Тем более что бедная Мэгги вышла замуж за человека, который разбил ей сердце, изменив с другой женщиной. Предположительно, в свое время мой отец явно склонялся к любви-искре – в лице моей мамы, – а потом вынужденно передумал.

И кроме того, тут мы приближаемся к еще более опасной территории: у Мэгги нет своих детей. Эта тема, как мне подсказывают все инстинкты, не подлежит обсуждению. Я не знаю, пытались ли они с папой завести ребенка, и у них ничего не вышло, или мы с Хендриксом занимали в их жизни так много места, что там уже не нашлось даже крошечного местечка для ребенка Роберта и Мэгги. Возможно, Мэгги уже не раз думала, что лучше бы мой папа остался в Вудстоке, исчез из ее жизни к чертям собачьим, и тогда она встретила бы другого мужчину, может, родила бы своих детей и не знала этой душевной боли. Наверняка подобные мысли не раз приходили ей в голову.

Мне очень неловко, что я вообще завела этот разговор.

– Знаешь, если честно, – говорит Мэгги, – я не уверена, что между вами нет любви. Может, вы оба просто не видите, что это любовь. Она выглядит иначе, чем вы ожидаете, и поэтому вы ее не узнаете.

– Да. – Я иду в кухню, открываю холодильник и долго соображаю, что приготовить на ужин. Наконец выбираю подвядшие шампиньоны и перец. – Да, ты права. Видимо, это пагубное влияние романтических комедий. Но я совершенно не представляю, чтобы Джад примчался за мной в аэропорт, чтобы не дать мне сесть в самолет и улететь от него навсегда.

Мэгги смеется.

– Это да. Но мы знаем, что он из хорошей семьи и не серийный убийца. А то раньше я за тебя беспокоилась: что ты встретишь в Нью-Йорке какого-то парня, о котором никто из нас даже не слышал, влюбишься в него без памяти, а он окажется маньяком, убивающим женщин во сне. Как случилось с той бедной девушкой в новостях…

– Слушай, я все-таки не настолько паршиво разбираюсь в людях. – Я достаю из ящика нож. – И я никогда не встречалась с серийным убийцей. А ведь только за этот год у меня было сорок четыре свидания благодаря сайтам знакомств!

– Вот поэтому я за тебя и беспокоюсь. Сорок четыре свидания с незнакомыми мужиками.

– Я понимаю, но… – Я уже режу грибы, зажав телефон между плечом и ухом. – Поверь мне на слово, это даже не весело. Я вот только-только вернулась домой с сорок четвертого свидания. С нью-йоркским пожарным. Все должно было получиться отлично. Но не получилось.

– И ты всерьез надеялась, что вы с каким-то случайным пожарным сразу найдете… что? Страсть и секс? Ты ради этого ходишь на свидания?

– Разумеется, Мэг. Страсть и секс – наше всё.

– Но разве это важнее, чем спутник жизни, с которым тебе хорошо и уютно? Кого ты знаешь уже много лет, кому доверяешь и кто всегда будет на твоей стороне? Ты никогда не задумывалась, что, может быть, это ты обесцениваешь любовь? Любовь, в отличие от бурной страсти, всегда остается с тобой. Когда все остальное уходит, она остается.

– Ну вот, хоть до чего-то мы договорились. Значит, ты считаешь, что между друзьями возможен счастливый брак. Да?

– Скажем так, я считаю, что конкретно у вас с Джадом может получиться неплохая семья, – объясняет Мэгги. – Мне всегда нравился Джад. И я уверена, что он хорошо о тебе позаботится.

– Вообще-то, я в состоянии сама о себе позаботиться.

Это мой любимый довод.

– Я знаю, – отвечает Мэгги. – Но ты поняла, что я имею в виду. Каждому хочется, чтобы кто-то о нем позаботились, даже если он в состоянии позаботиться о себе сам. Так что не отрицай очевидное. Он будет хорошим спутником жизни. Всегда будет рядом, чтобы тебя поддержать, как вы, молодые, любите говорить.