Селянин (СИ) - "Altupi"

— Кир, мне не в чем тебя винить.

— Спасибо, Егор, ты великодушный. Не то что я — дерьмо, дрянь.

— Кир, иди домой, поспи.

— Да… Да, сейчас пойду.

— Тогда — спокойной ночи?

— Да, да… Спи, отдыхай…

Кирилл сунул смартфон в задний карман. Размазал, вытирая, по лицу сопли. И пошёл дальше, рыдая — потому что Егор Рахманов такой хороший, такой чистый, он всё — для других, и ничего для себя.

67

В администрацию области Кирилл ехал на троллейбусе. Ключи от машины отец ему не отдал и, что самое поганое, обшмонал карманы и забрал ключи от квартиры. Никакого доверия к сыночку у папеньки. Правда, деньги — всего тысячи три с копейками — оставил. Остальное, так же, как и свой смарт, Кирилл перед сном спрятал. Значит, голова варила.

А сейчас голова трещала. Каким же долбоёбом он выставил себя вчера! Воображал, что трезвый! Не в лоскуты, конечно, но… звонить Егору, на всю улицу орать о любви и выть белугой? И что теперь Егор подумает? Он же наверняка понял, что исправившийся умник пьян и снова пошёл по кривой дорожке. Возможно, это ранило Егора в самое сердце, да только гордый селянин об этом никогда не скажет, переболеет в себе.

Кириллу было стыдно, хоть и орал он вчера о любви, просил прощения и честно признался про клуб. Но он знал отношение Егора к пьяным и бездельникам. Одним проступком можно перечеркнуть все попытки проявить себя со светлой стороны. А если в него перестанет верить Егор?.. Ведь деревенский гей единственный человек на земле, который верит, что он, Кирилл Калякин, хороший, небезнадёжный человек. Конечно, прежние дружки тоже считают — или считали — его клёвым, суперским, да ведь только это абсолютно разные вещи. А каждый человек хочет, чтобы его воспринимали именно «хорошим», а не «клёвым».

Кирилла жгли стыд и раскаяние.

Желудок был сыт. Маман превратилась в кухарку и кормила его на убой — запеченными грибочками, лазаньей, пловом, мясом с пряными соусами. Её надзор уже в печёнках сидел вместе с её разносолами. Вчера они с отцом, кажется, даже обрадовались, что он пьяным пришёл, к старым привычкам вернулся, только спросили, почему рано, а не посреди ночи припёрся. Сейчас мать повелась на дезу, что надо с пацанами встретиться.

Ага, с пацанами.

Кирилл вошёл в величественное, отделанное понизу серым мрамором здание обладминистрации, с фронтона которого когда-то скинули серп и молот, а место под ними забыли закрасить. Сообщил, что по записи на приём, предъявил паспорт. Его пропустили, указали дорогу.

Поднимаясь на лифте на четвёртый этаж, Кирилл думал, правильно ли поступает, вмешиваясь в личную жизнь Рахмановых. Егор же ясно сказал, что знать об отце ничего не желает, этого человека для них не существует, так же, как их с Андрюхой для Мишани. Запись на прием была импульсивной, в жажде восстановить справедливость. Без сомнения, и Егор мечтал о справедливости, о наказании отца, только не такими методами.

Кирилл был готов повернуть назад, уйти, но в конце-то концов! Егор видит в мстительных грёзах, как становится прокурором, поднимает старое дело, расследует и засаживает виновных за решётку! Молодец, вот тебе звёздочки на погоны! Да только Егор никогда не получит профессию, не сделает карьеру как раз из-за отца, натравившего на его мать уркаганов! Егор погряз в навозе, а бессовестный чинуша купается в золоте! Лифт был современным, бесшумным, в коридорах сделан евроремонт, постелены ковры, в холле подвешены хрустальные люстры — и что от этого перепадает Егору? Большое, смачное нихуя! Пусть Мишаня выгонит неудобного посетителя с порога, но нервы Кирилл решил ему подпортить. Возможно, Егор и не узнает об этом приёме по личным вопросам — не помчится же сразу тщеславный предправ в глухую дыру покаянно обнимать своих кровиночек? Вообще не помчится.

Мягко ступая в мокасинах по красной ковровой дорожке, Кирилл зашагал по широкому коридору, разглядывая таблички на дверях и как живёт-работает правительство области. Богато живёт. Он был несколько раз в администрации их городского округа, там живут беднее. Ну а тут, как блогеры откапывают на сайтах госзакупок, цветочные горшки за десять кусков деревянных каждый и графины — за сотню.

Навстречу попалась только одна девушка — длинноногая, белый верх, черный низ, волосы забраны в пучок. Она окинула незнакомца взглядом и пошла своей дорогой. Даже «чем помочь?» не спросила. Кирилл и без её услуг нашёл нужную дверь с золочёной табличкой. Мамонов Михаил Васильевич. Вон оно как.

Приемной у него не было — табличка «секретарь» висела на соседнем кабинете. Кирилл посмотрел на часы в телефоне — без пяти два. Почти его время, можно заходить. Только поднёс к дорогой массивной двери кулак, чтобы постучать, как она открылась, и оттуда высыпали трое ребятишек мал мала меньше, за ними плелась дородная мамаша лет тридцати. Все были бедно одетые, неухоженные, тётка с красными от волнения ушами и щеками. Видимо, что-то клянчили у власти.

Они ушли, и Кирилл просунул голову в кабинет:

— Можно? Я следующий по записи.

Он увидел средних размеров помещение, затемнённое полуопущенными жалюзи, и мужчину, сидящего за большим угловым столом, почти полностью заваленным папками с бумагами, там же стоял монитор. Мужчина листал одну из папок. Он был черноволосым, некрупным, сухопарым — таким, как на фотографиях. Когда поднял голову и посмотрел на посетителя, Кирилл увидел то же рыбье лицо. Как этот урод мог понравиться маме Гале, и как от него родился такой красивый Егор? Было бы из-за кого Ирочке семью рушить.

— Входите, — сказал Мишаня и опять опустил глаза к распечаткам.

Кирилл и без его команды уже шел по устеленному серым ковром, охлаждённому кондиционером кабинету, сел за приставной стол, выдвинув один из четырех стульев. Разглядывал обстановку — шкафы с папками, сувенирчики за стеклом, книги, Конституция РФ, портрет президента на стене, напольные часы с боем — всё честь по чести, типичный рабочий кабинет высокопоставленного чинуши. Для релакса — тихо журчащий водопадик с мельницей, пёстрые рыбки в аквариуме литров на триста. Класс. Ништяк.

Кирилл вертел головой, пока его не привлёк негромкий звук — Мишаня закрыл папку и постукивал нижним краем о стол, собирая листы воедино. Галстук явно жал ему шею.

— Так, вы… — Мишаня отложил папку и приоткрыл лист другой, справа от монитора, пробежался глазами по строчкам. — Калякин Кирилл Александрович, имущественный вопрос… Слушаю. — И поднял глаза на Кирилла. Был весь из себя внимательный, сосредоточенный, с глубоким скорбным взглядом слуги народа. Не ведал ещё, глупенький, что перед ним человек — плевать, что зелёный ещё, — который знает его настоящую омерзительную, тухлую личину.

Кирилл растянул губы в улыбке, наслаждаясь Мишаниной последней минутой перед моментом истины. Сказал, закидывая ногу за ногу и облокачиваясь на спинку стула:

— Имущественный. Речь пойдёт о вашем имуществе, которым вы упорно не делитесь с вашими детьми.

Мишаня сдвинул брови:

— Так, это шутка? Говорите, какое у вас дело, или не тратьте моё время. — Он поднял ручку и бросил её на стол.

— Это не шутка, Мишаня! Михаил Васильевич, — Кирилл презрительно хмыкнул, — Рахманов. Забыл свою фамилию? Сыновей у тебя, скажешь, тоже нет? Егора и Андрея? Ах, да! Конечно же, нет! Ты же все документы подчистил, чтобы алименты не платить! Но теперь заплатить придётся! За все годы! С процентами!

Мишаня часто моргал. Испуг и недоумение застыли на его лице.

— Вспомнил? — Кирилл подался ближе к нему. — Вижу, что вспомнил!

— Кто ты такой? — Мамонов совладал с эмоциями. — Где ты взял этот бред? Нет у меня никакого Егора и… как его… Андрея! — Но он буквально вцепился взглядом в Кирилла, а потом ещё раз протянул руку ко второй папке, открыл верхний лист и быстро зыркнул туда. Лоб его немного разгладился. Кирилл вдруг понял, что Мишаня искал в нём черты старшего сына, думал, что он — это Егор. Ну да, они же ровесники, а этот кобель двенадцать лет не видел первенца.