Искалеченная судьба (ЛП) - Джеймс М.

— Когда я был молодым, моя мать настояла, чтобы я брал уроки. Она говорила, что её сын не должен смущать её на общественных мероприятиях. Тогда я, конечно, не хотел этого. Я хотел, чтобы меня боялись, я был безжалостным головорезом из Братвы. Танцы казались мне прерогативой женщин.

— Женщины обожают мужчин, которые умеют танцевать, — с улыбкой на губах говорю я, добавляя в голос нотки игривости. — Я уверена, что благодаря своему мастерству, ты привлёк к себе немало дам.

Константин хмурится, его лицо выражает раздражение, словно мои слова вызывают у него недовольство.

— Сегодня день нашей свадьбы, София, а ты говоришь о других женщинах?

Я слегка пожимаю плечами.

— Ты не собираешься расспрашивать меня о других мужчинах?

Что-то меняется в его выражении. Его обычно невыразительные глаза мгновенно становятся холодными и суровыми, а рука на моей талии напрягается.

— Других мужчин не существует, дорогая, — бормочет он. — Что касается меня, то, когда дело касается тебя, я всегда верен. Если бы я поверил, что какой-то другой мужчина прикасался к моей жене, мне пришлось бы выследить его и отрубить ему руки.

Теперь моя очередь приподнимать брови.

— А если бы кто-нибудь смотрел на меня сейчас?

Константин был совершенно спокоен.

— Я бы выколол ему глаза, — тихо произнёс он.

— Ради жены, которую ты на самом деле не хочешь? — Хмуро взглянула я на него. — Я чувствую, что ты не хочешь быть здесь, Константин. Почему это должно тебя волновать? — Если поддразнивание не поможет, то, возможно, прямолинейность будет более уместной.

Он поджимает губы.

— Желание и долг – это две разные вещи, девочка. Ты должна это знать.

— Но...

— Мой отец принудил меня к этому браку, — его руки сжались ещё крепче. — Меня никто не спрашивал и не советовался со мной, София. Но это не значит, что я позволил бы другому мужчине прикоснуться к тому, что принадлежит мне. — Его тон стал резким. — Нам не нужно это обсуждать. Мы закончим наш танец, как и положено, и вернёмся за наш столик. Мой отец будет доволен, а я смогу избежать дальнейших неприятных разговоров.

— Конечно, — пробормотала я, кружась с ним по танцполу. — Мне повезло, что я так хорошо защищена от блуждающих взглядов.

Он разворачивает меня и снова притягивает к своей груди, ещё ближе, чем раньше. Меня окутывает его аромат - древесный, солоноватый запах дорогого одеколона, смешанный с его собственным, естественным запахом. Запах тёплой мужской кожи.

Что-то внутри меня пробуждается, заставляя мою кожу пылать, и я отвожу взгляд, собираясь с мыслями. Но когда я снова смотрю на него, ожидая увидеть ту же вспышку жара в его глазах, его лицо остаётся холодным и непроницаемым. Вращение, как и всё остальное сегодня вечером, было лишь спектаклем. Отработанным движением. Он полностью отстранился от происходящего.

Я вновь начинаю нервничать, на этот раз более холодно и настойчиво. Что-то не так. Я и не ожидала, что он будет в полном восторге от меня, но сейчас ясно, что его заставили это сделать, и он не хочет принимать участие в этой игре. Во мне поднимается неожиданная волна возмущения. Меня тоже вынудили к этому, и я не могла сказать «нет», если не хочу провести ещё один год в рабстве у Кейна. Но я, по крайней мере, пытаюсь играть свою роль.

Когда музыка заканчивается, Константин сразу же убирает свои руки с моих, как будто рад возможности больше не касаться меня. Он отворачивается и ведёт нас обратно к нашему столику, где, к моей радости, меня ждёт ещё один бокал вина. Я медленно потягиваю его, пока гости подходят к столу с добрыми пожеланиями, пока Константин наконец не берёт меня за руку и не смотрит на меня с многозначительным выражением лица.

— Пойдём, — говорит он, побуждая меня встать. — Пришло время нам поговорить.

Он ведёт меня сквозь толпу, кивая и улыбаясь гостям, но ни с кем не останавливается, чтобы заговорить. Я слышу обрывки шуток от более нетрезвых гостей, и становится ясно, что все понимают, почему мы уходим с вечеринки.

Что-то внутри меня переворачивается, что-то похожее на нервозность, и я делаю глубокий вдох. Я не знаю, что Константин мог бы захотеть обсудить перед нашей первой брачной ночью, но напоминаю себе, что это касается его, а не меня. В первую ночь нашей встречи было ясно, что он желает меня. Всё, что мне нужно сделать, это разжечь это пламя, доставить ему такое удовольствие, чтобы он не мог насытиться, и петля затянется ещё туже.

Это самая важная часть плана, та часть, где я потенциально могу разрушить всю эту отстранённость. Я не могу думать о том, что предпочла бы не разыгрывать свою брачную ночь с этим мужчиной, что это единственный раз, когда я впервые ложусь в постель со своим мужем, и я даже не хочу здесь находиться.

Кажется, он тоже не хочет оставаться здесь.

Мы направляемся в другое крыло особняка, и шум вечеринки постепенно стихает позади нас, пока я совсем его не теряю из виду. Мы проходим по тихим коридорам, пока не достигаем двери в конце. Он открывает её, и за ней оказывается спальня: просторная и элегантно обставленная, с массивной кроватью под балдахином, которая доминирует в пространстве.

Мой пульс начинает учащаться, хотя я сама этого не замечаю. Я делаю паузу, чтобы взять себя в руки, прежде чем посмотреть на него. Он должен увидеть желание в моих глазах, и это будет нетрудно. Константин самый великолепный мужчина, которого я когда-либо встречала, и я бы солгала, если бы сказала, что мне не было любопытно, что скрывается под его дорогими, хорошо сшитыми костюмами. В конце концов, хочу я этого или нет, я всего лишь человек, а он из тех мужчин, которые не могут оставить равнодушной ни одну женщину.

Но я не могу полностью сосредоточиться на этом. Я не могу позволить себе отвлекаться ни на его красивое лицо, ни на стройную фигуру, ни на соблазнительные…

— Твои вещи в соседней комнате, — говорит он, указывая на дверь в дальней стене. — Там ты найдёшь всё, что тебе нужно.

Я растерянно моргаю.

— Смежная комната?

Он подходит к небольшой барной стойке в углу и наливает себе немного янтарной жидкости в хрустальный бокал. Интересно, это ром, один из тех сортов винограда, которые, как я читала, ему нравились в досье, лежащем в моей комнате в доме Кейна?

— Да. Я подумал, что было бы лучше, если бы мы спали раздельно.

Меня охватывает недоумение. В одно мгновение я вижу, как мои тщательно продуманные планы рушатся, словно карточный домик, готовый развалиться на части. В моей груди начинает нарастать паника, все мои собственные опасения забыты из-за необходимости вернуть эту ночь в прежнее русло.

— Раздельно... Я не понимаю. Мы же женаты.

— На бумаге…да, — он делает глоток из своего бокала, наблюдая за мной поверх него. — Но, как я уже пытался объяснить тебе ранее, этот брак, лишь деловое соглашение, София. Не более того.

Гнев вспыхивает в моей груди не потому, что я хочу его, а потому, что это всё усложняет. Я не планировала убивать его сегодня вечером, но это должно было стать началом, первой ночью, которая снова и снова привела бы его в мою постель, пока в наш медовый месяц его бдительность не ослабла бы настолько, чтобы я смогла нанести удар.

Предполагалось, что это будет самая лёгкая часть. Предполагалось, что мне не придётся уговаривать своего мужа разделить со мной постель.

Он передумает во время медового месяца, говорю я себе. Но сейчас мой пульс бьётся где-то в горле по другой причине.

— А как же дети? — Спрашиваю я, хватаясь за аргумент, который привела бы настоящая жена. — Твой отец ждёт наследника.

Константин кивает, делая ещё один глоток из своего бокала:

— И когда придёт время, мы... сделаем это. Но не сегодня.

Я смотрю на него в искреннем недоумении. Большинство мужчин на его месте с радостью переспали бы с новой красивой женой. Особенно с той, кто, кажется, им нравится, как, очевидно, он нравится мне. Я увидела это в его глазах в первую ночь, когда мы встретились, почувствовала это по тому, как он двигался рядом со мной. Сегодня вечером он был холоден со мной, но я предположила, что это из-за возмущения, что его заставили жениться на мне. Я думала, что брачная ночь, это единственная часть всего испытания, которая вызовет у него энтузиазм.