Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

— Если скажешь еще хоть слово о нашем будущем, — в конце концов произнесла Анайя, — о том, что ты для меня сделаешь и как будешь меня любить, я выпрыгну из лодки. И тогда ты потеряешь меня навсегда, потому что я не умею плавать.

— Как можно жить на острове и не уметь плавать? — поразился Даниэлло.

Признание Анайи, что она не умеет плавать, пришлось как нельзя более кстати. Все это время Зо искал способ заставить ее нуждаться в нем, и теперь был убежден, что наконец-то выяснил, что она может получить только у него: уроки плавания.

Анайя согласилась еженедельно брать уроки на загородном пляже, названном в честь племени индейцев, которое там некогда обитало. Пляж находился так далеко, что пришлось нанять мототакси, чтобы добраться туда по национальной автостраде. Они втроем, включая таксиста, ехали на одном мотоцикле. Таксист сидел чуть ли не на руле, Анайя была зажата между мужчинами, и когда Зо прошептал ей на ухо, что она красавица, таксист обернулся и сказал: «Это точно».

Пляж Таино — длинная белая песчаная полоса — дугой огибал бирюзовый залив, устремляясь к мысу на востоке. С другой, западной стороны между пляжем и городком виднелся зеленый склон горы Тапион. Со скал в мелкие волны уходила гряда гладких валунов, называемых Ле-Пуассон.

Анайя надела белое бикини и медленно вошла в воду, отведя назад плечи и отвернув лицо от воды. Стебли водорослей казались ей угрями, а каждая рыба — акулой. Зо уговорил ее зайти на мелководье, но она наотрез отказалась закрывать глаза или опускать лицо в воду.

— Сначала надо научиться просто лежать на спине, — сказал он.

— Ты говоришь это всем девушкам?

— Попробуй дотронуться животом до неба.

Анайя легла на воду и раскинула руки. Зо подложил ладонь ей под поясницу, приподнял живот и повел по мелководью, как игрушечную лодочку.

Для второго урока Зо одолжил очки для плавания и собственноручно надел их на Анайю. Так ему удалось заставить ее опустить лицо в воду и пускать пузыри. Зо показал ей черных актиний с длинными ядовитыми щупальцами и хрупкие морские звезды цвета вечерней зари, распластанные на песке. На внешней стороне рифа они заметили стаю королевских спинорогов, лакомившихся мозговыми кораллами. Анайя была так взволнована увиденным, что позабыла об опасностях, которые сулит море.

В день третьего занятия было ветрено и вода оказалась теплее воздуха. Пляж был безлюден. Зо и Анайя разделись догола и вместе бросились в волны; он обнимал ее, и они целовались подоблачным небом. Потом Анайя легла на спину и раскинула руки, как маленькая девочка. Выступавшим из воды участкам тела было холодно; девушка, закрыв глаза, покачивалась на волнах.

Потом она окликнула Зо, но ответа не последовало. Его руки больше не поддерживали ее под водой. Анайя открыла глаза и захлебнулась соленой водой. Зо загорал на пляже, плечи его лоснились.

— Ты даже не заметила моего отсутствия, — заметил он.

Решив попировать, они заказали у рыбаков на пляже lanbi [45] и пиво. Три долговязых подростка жарили рыбу на разрезанной пополам бочке из-под масла. Чуть поодаль сидел пожилой мужчина, распутывая узлы на снастях. Солнце скрылось за горой Тапион. Зо и Анайя устроились на одном полотенце, расстелив его на песке. Молодой человек обводил контуры ее тела — сначала с открытыми глазами, потом с закрытыми, словно заучивал их наизусть перед экзаменом.

— Что сделает твой отец, если узнает про нас? — спросил он.

— Тебя определенно уволят.

— Подумаешь, велика беда.

Анайя наблюдала за трансформациями высоких белых облаков над морем, а Зо пальцем обводил выступающие косточки ее ключиц.

— Как насчет полиции? — спросила девушка. — У моего отца повсюду друзья, а с doktè [46] Леконтом шутки плохи. Он жутко ревнивый. И даже если ничего не произойдет, я по-прежнему буду жить с ним в одном доме. Мало мне не покажется.

— Нет, если мы сбежим.

— Ki kote? [47] — воскликнула она. — В трущобы Потопренса [48]?

— В Америку. Во Флориду. Я сам тебя перевезу.

— Wi [49], — Анайя рассмеялась. — На лодке бедняги Даниэлло.

Рыбаки вернулись с моря с полной сетью lanbi, привезя и ведерко со льдом, в котором лежали бутылки пива. Они подержали раковины на горячих углях, пока те не потрескались, сделавшись хрупкими. Потом один из мальчишек стал разрубать их ударом мачете. Другой вытаскивал моллюсков вилкой и, как заправский кулинар, быстро доводил до готовности на открытом огне, перевернув всего один раз. Затем разрезал пополам два лимона, щедро полил моллюсков соком, и кислота зашипела в пламени. В сумеречном воздухе возник резкий, чистый аромат.

Зо и Анайя принялись кормить друг друга моллюсками. Lanbi размером с ухо были упругие, с привкусом дыма, лимон придавал мясу кислинку. Пиво оказалось холодным и свежим, и они выпили по две бутылки. Рыбаки смеялись и указывали друг другу на двух damoukles — влюбленных, пока те ели. Но по мере того как опускалось над побережьем солнце, растворялись в темноте крачки и мир отступал вместе с неизбежным отливом, вечер становился более располагающим к задумчивости, а рыбаки — все сдержаннее. Горизонт потемнел, а затем и вовсе исчез.

— Есть что-то святое в женщине, которая не знает или слишком молода, чтобы знать, как она прекрасна, — промолвил старый рыбак, сидевший в стороне и возившийся со снастями.

5

Тот урок плавания на пляже Таино стал началом конца их романа. Днем любовников заметил там один из служащих Леконта. Официально Клод Жюст работал особым секретарем Департамента здравоохранения, но по совместительству был шофером Леконта и барменом на всех его приемах. Он припарковался на стоянке и наблюдал, как они возвращаются с пляжа, завернувшись в общее полотенце, и Зо обнимает Анайю за плечи.

Проснувшись на следующее утро, Анайя увидела в своей комнате отца. Был понедельник, и он должен был находиться в больнице. Девушка пошевелилась.

— Я думал, ты боишься воды, — произнес Леконт.

Анайя открыла один глаз. На самом видном месте лежал ее вчерашний купальник, который она повесила сушиться на стул.

— Мы ведь живем на острове. Ты не считаешь, что мне пора научиться плавать?

— Ты уже не маленькая, Анайя. Тебе скоро двадцать.

— Vingt et un, папа, — поправила девушка, переворачиваясь и протирая глаза. — Мне скоро двадцать один.

— Тем более не стоит ездить украдкой на пляж Таино с этим твоим travayè.

— Он работает не на меня.

Леконт выдвинул из-за ее письменного стола стул и развернул его к кровати.

— Да, — сказал он, садясь, — он работает на меня, как и десятки других людей. Можешь представить, каково это, когда он тихомолком пробирается в мой дом, стоит мне отвернуться?

Анайя издала сдавленный звук и закрыла глаза, отгораживаясь от обвинений.

— Он никогда не бывал у тебя дома, — возразила она. Леконт заметил, что так оно и должно быть.

— До сих пор у тебя все было шито-крыто, — добавил он. — Весьма тактично с твоей стороны. Но теперь это происходит у меня на глазах, на глазах у всех наших знакомых. Хватит, пора прекращать.

Анайя лежала с закрытыми глазами.

— Я хочу, чтобы ты ушел и дал мне поспать, — процедила она и услышала, как отец вздохнул.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я явился сюда не за тем, чтобы с тобой ругаться. Я пришел, чтобы отдать тебе это.

Анайя открыла глаза.

Отец держал в руках сверток, завернутый в коричневую бумагу.

— Знаю, до выпуска еще целый год, но я решил, пускай он у тебя будет.

Анайя взяла сверток, развернула бумагу и вытащила длинную коробку. В ней лежал стетоскоп с черной трубкой.