– А как у вас с переработками? – спросила вдруг Палкина, глядя на Ларису. – Сигнал упоминал ненормированный рабочий день без компенсации.
Лариса едва заметно улыбнулась.
– У нас действует система проектного учета рабочего времени для сотрудников, чья работа не всегда укладывается в стандартный день. Каждая переработка согласовывается с руководителем и сотрудником письменно, через систему. Компенсируется либо отгулом в удобное время, либо оплатой по повышенному тарифу. Вот, например, – она открыла еще одну папку, – приказ о привлечении к работе в выходной Петрова М.С. из ИТ от 12.05.2024. Заявление сотрудника с согласием. Приказ о предоставлении отгула 19.05.2024. Все подписи есть.
Петров (архивный), стоявший рядом, вдруг побледнел и схватился за сердце.
– Ох, Валентина Семеновна, – прошептал он, – можно мне таблеточку? От волнения..." Ирина быстро сунула ему что-то в руку. Инспектор Палкина сдержанно улыбнулась.
– Порядок... образцовый порядок, – произнесла она наконец, закрывая последнюю папку. Ее голос потерял ледяную остроту. – Редко встретишь такую организованность и четкое следование букве закона. Особенно в коммерческих структурах такого масштаба.
Глеб стоял, не веря своим ушам. "Образцовый порядок? Она это сказала?" Он посмотрел на Ларису. Та стояла, чуть склонив голову, но в ее позе читалась не заискивающая покорность, а достоинство профессионала, знающего себе цену. "Она... она не просто бумажки подшивала. Она выстроила систему. Которая работает. Которая спасла фирму. Спасла меня". Это осознание ударило с неожиданной силой. В нем не было привычного раздражения. Было... потрясение. И что-то еще, теплое и непривычное – глубочайшее уважение.
– Есть небольшие замечания по оформлению пары допсоглашений, – добавил один из помощников, но его тон был уже не обвинительным, а консультативным. – Но это мелочи. В целом – безупречно.
– Мы учтем, спасибо, – кивнула Лариса. – Всегда стремимся к совершенству.
Инспектор Палкина встала.
– Благодарю за содействие. Акт проверки будет направлен в установленном порядке. На основании увиденного... – она сделала небольшую паузу, глядя прямо на Ларису, – оснований для применения санкций не усматривается. Хорошего дня. – Она кивнула Глебу. – Глеб Викторович.
Они вышли. В архиве повисла тишина. Ирина выдохнула, обмякнув. Петров (архивный) упал на стул, доставая вторую таблетку. Лариса поправила несуществующую пылинку на рукаве.
Глеб стоял, глядя на закрытую дверь, потом медленно перевел взгляд на Ларису. Он видел ее профиль – четкий, спокойный, усталый. Видел аккуратные стопки документов, которые только что спасли его шкуру. Видел Петрова, который чуть не умер от счастья, что не подвел. Впервые за все время их вражды он смотрел на нее не как на препятствие, раздражитель или опасного противника, а как на... спасительницу. На профессионала высочайшего класса, на столп надежности. "Она не просто "Грымза". Она... гений своего дела. И она только что спасла все, что мне дорого". Уважение, горячее и искреннее, заполнило его, вытесняя панику, злость, недоверие.
– Лариса Дмитриевна... – начал он, и голос его звучал непривычно тихо, почти смиренно. Он хотел сказать "спасибо". Искренне. Возможно, даже "простите за мой идиотизм утром".
Но Лариса обернулась. И в ее глазах, темных и все еще немного усталых, он увидел... знакомую искру. Не враждебности, нет. Но той самой "Грымзы", которая не позволяла расслабиться. Она взяла со стола последний документ – тот самый, с "небольшими замечаниями", и протянула его Глебу.
– Вот, Глеб Викторович, – сказала она ровным тоном, в котором лишь тончайшая ниточка едва уловимой иронии вибрировала под поверхностью. – Единственное "нарушение". Допсоглашение по Сидорову. Ваша подпись стоит, а вот печать... Видимо, в тот день у секретаря закончилась чернила в штемпеле. Чудовищное преступление против трудового кодекса. Будем заливать ее кровью?
Она чуть наклонила голову, и уголок ее губ дрогнул в подобии улыбки. "Понял, Узурпатор? Вот что значит "любой ценой" по-моему. Безупречностью. А не взятками и криком".
Искреннее уважение, готовое было выплеснуться наружу, мгновенно спряталось за привычной маской. Глеб почувствовал, как по щекам разливается краска досады. "Черт! Она не дала! Не дала сказать спасибо! Не дала признать ее правоту до конца! Опять ее сарказм! Ее вечное стремление уколоть!" Он резко взял документ из ее рук, его пальцы сжали бумагу так, что она смялась.
– Печать?! – рявкнул он, стараясь вернуть себе властный тон, но звучало это фальшиво и смешно. – Это безобразие! Я разберусь! Ирина Владимировна! Немедленно найдите эту печать и поставьте ее! И чтобы больше такого не было! – Он ткнул пальцем в смятый лист. "Вот. Теперь я снова "Узурпатор". А она... она снова "Грымза". Удобно. Привычно. Не надо этих дурацких чувств".
Он развернулся и вышел из архива, не глядя на Ларису. Его шаги гулко отдавались в коридоре. Но, проходя мимо ее кабинета, он на секунду замедлил шаг. И бросил через плечо, не оборачиваясь, так тихо, что могло показаться, будто это не он:
– Орлова... Документы... Да. Хорошо сделано.
И ускорил шаг, исчезая за углом, прежде чем она смогла бы что-то ответить. Словно боялся, что она опять подколет или, что еще страшнее, улыбнется.
Лариса стояла в архиве, глядя на смятый лист в руках Ирины. На ее лице играла странная тень – не торжество, не злорадство. Что-то вроде... усталого удовлетворения.
– Печать, Ирина, – сказала она наконец. – Поставьте. И... закажите пиццу отделу. С моей карты. Сегодня мы, кажется, заслужили.
– Ура! – слабо прошептал Петров (архивный), доставая третью таблетку. – А на печати... можно не экономить? Чтобы у Глеба Викторовича на душе спокойнее было?
Лариса только фыркнула и вышла, оставляя за собой аромат победы, архивной пыли и легкой, едкой иронии. Война продолжалась. Но сегодня "Грымза" выиграла не просто раунд. Она заставила "Узурпатора" на мгновение снять корону. И это было слаще любой пиццы.
Глава 10: Точка кипения
Утро в «Альфа-Консалтинг» началось с того, что система климат-контроля, выходившая из строя с завидной регулярностью, решила, что сегодня ее день. Вместо бодрящей прохлады она наполнила коридоры воздухом, по температуре и влажности напоминавшим сауну для ленивцев. Воздух был густым, сладковатым и абсолютно неподвижным. Казалось, даже постеры на стенах с мотивационными надписями вроде «Команда — это всё!» и «Достигай большего!» потели и слегка обвисли.
Лариса Орлова, войдя в офис, почувствовала это пограничное состояние атмосферы как физическое воплощение своего внутреннего настроения. Предстоящий день виделся ей долгим, душным и неизбежным, как визит к стоматологу, который почему-то решил совместить осмотр с чтением лекции о вреде сахара.
Ее каблуки — сегодня черные, лакированные, способные при необходимости проломить череп или паркет — отстукивали нервный, быстрый ритм по мраморному полу. Она несла два спасенных ею же кактуса из приемной, которые начали желтеть от жары и, видимо, от постоянного потока негативной энергии, исходившей от кабинета 501.
«Отлично. Просто замечательно. Сначала «Узурпатор» гробит моральный климат, теперь — физический. Скоро будем работать в тропических джунглях, а по коридорам будут бегать попугаи и кричать «Сокращай! Оптимизируй!»» — мысленно бубнила она, расставляя кактусы на подоконнике в своем кабинете, где было ненамного прохладнее.
Она уже представляла себе этот день: разбор вчерашнего инцидента с Петровым, который устроил соревнование по запуску бумажных самолетиков из отчетов за третий квартал; подготовка ответа на запрос трудовой инспекции (спасибо тому анониму, который нажаловался на «неправильные» графики отпусков); и главное — еженедельное совещание у Глеба, где он обязательно будет требовать крови, плоти и еще каких-нибудь жертвоприношений ради своих драгоценных KPI.
