Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

Зо не нашелся с ответом.

— Можно понять, почему Анайя захотела тебя один, ну пускай два раза, — сказала Лованис. — Но такая долгая связь? — Она протянула руку, стиснула его запястье. — Я знаю, что ты очень уверен в себе. И видела на концерте, как хорошо ты двигаешься. Но что еще ты умеешь? — Девушка в упор посмотрела на Зо и подала ему конверт. — Например, читать? Что здесь написано?

Зо взял конверт и развернул письмо, благоухающее духами, которые он купил для Анайи на рынке. На ладонь выпала розовато-голубая жемчужина, которую он преподнес любимой в лодке Даниэлло, и разбила ему сердце прежде, чем он прочел письмо. «Cheri doudou [57], у меня не было возможности попрощаться».

Зо прочел письмо на обочине национальной автострады; рядом стояла богатая девушка в синем вечернем платье, а мимо проносились фуры, спешившие в Ле-Ke и Жереми. Анайю отослали доучиваться в школу медсестер при больнице Национального университета Гаити в Порт-о-Пренсе. Отец заподозрил их несколько недель назад. «Но, несмотря на всю эту слежку, — писала Анайя, — нас погубили именно твои шлепанцы».

Зо отшатнулся и приложил ладонь ко лбу.

«Надо было сбежать с тобой в Анс-д’Эно, где все дома деревянные. Мы могли бы любоваться самыми поздними закатами на острове. Я бы полюбила тебя, Зо. Кажется, я уже люблю».

— Что собираешься делать? — спросила Лованис.

— M pa konen, — Зо сжал рукой горло. — Меня мутит.

— Забудь ее, — демуазель Лованис провела по его ладони наманикюренными пальцами. — Если тебе нужна поддержка, ты получишь ее у меня.

6

Мимолетный сон о любви развеялся, и Зо проникся незыблемой уверенностью в том, что теперь его душа выжжена дотла и никогда уже не зазеленеет вновь.

Приятели делали все возможное, чтобы подбодрить его, но несчастный все глубже погружался в уныние. Сонсон купил пакет марихуаны у растамана по имени Лорельен, который скрутил им косяк размером с сигару, до того смачный, что даже Босс Поль разок затянулся. Потом все сидели в классе и слушали по радио Лаки Дубе [58], но Зо стало еще хуже. Он ушел из школы и в конце концов обратился за помощью к Медсену Фею.

Завидев Зо, Фей вышел из-за своей тележки.

— Что случилось?

Глаза у Зо покраснели, и Фей в шутку спросил, не плакал ли он, но тут же забеспокоился, что ненароком угадал.

— Ее увезли.

— Мне следовало догадаться, — сказал Фей. — Увезли от тебя? Или отослали, чтобы она наконец занялась чем-нибудь еще?

Зо прикрыл глаза рукой.

— Не вижу разницы. В любом случае Анайя уехала.

— Разница есть, — настаивал Медсен Фей. — В первом случае тебя изо всех сил пытаются удержать вдали от девушки. Во втором ее отослали только для того, чтобы она завершила образование. А значит, ты им не враг.

Зо убрал от лица руку, и Фей убедился, что молодой человек плакал.

— Нет, я враг.

— А девушка? — спросил Фей. — Она хочет, чтобы ты последовал за ней?

Зо достал письмо, развернул и стал читать дрожащим голосом, который казался ему каким-то чужим. «Cheri doudou, — начал он. — У меня не было возможности попрощаться».

Фей взял письмо и прочел сам, потирая подбородок.

— Возвращайся, как стемнеет, — велел он. — Я хочу предложить тебе последнее средство, последний шанс излечиться. Но оно не очень-то привлекательное.

Зо не смог дотерпеть до темноты. Он появился в сумерках, и Фей заставил его ждать. Только когда солнце закатилось и дневной свет окончательно померк, он сунул руку под тележку и достал банку с загустевшим снадобьем отталкивающего вида.

— Что это? — спросил Зо.

Фей отвинтил крышку и зачерпнул порцию в широкий стакан. Зелье тряслось, точно желе. Знахарь провел над ним зажженной спичкой, и оно загорелось, пылая и потрескивая в стакане. Фей толкнул стакан с пузырящимся напитком через тележку к клиенту.

— И что, по-твоему, я должен сделать?

— Выпить его.

От стакана поднимался жутковатый черный дым, как от керосиновой коптилки.

— Как?

— Залпом.

— Не обожгусь?

— Egzakteman [59], — сказал Медсен Фей. — Это лекарство выжжет из тебя ее образ. Изгонит ее из сердца и с языка. Оно опалит так сильно, что ты не сможешь произнести ее имя.

— Не смогу только вслух, — сказал Зо.

Он поднес бурлящую жидкость к губам и опрокинул в рот. Пламя исчезло у него во рту, и вокруг снова наступила тишина.

Несколько дней Зо разговаривал голосом курильщика. Рыгая, он ощущал привкус угля. Молодой человек снова отправился к Фею и рассказал, как лечение подействовало на этот раз.

— Я по-прежнему думаю о ней, — просипел он. — Хоть и не могу произнести ее имя.

— Ты безнадежен, — констатировал Фей.

— И что мне делать?

— Тебе бы пережить восьмидневное ненастье, наподобие бури, уничтожившей «Пинту» [60]. Или длительный тюремный срок вроде того, который разлучил Освальда Дюрана [61] с Шукун.

— Он написал ей из тюрьмы любовное стихотворение, — заметил Зо.

— Господи! У тебя шоры на глазах, — воскликнул Фей. — Будто вы с ней одни на всем белом свете, — он положил руку на плечо Зо. — Тебе остается только одно.

— Что?

— Езжай и разыщи ее.

— Я не знаю, где она живет.

— Зато знаешь, где учится! В письме все сказано. Разуй глаза. Написано черным по белому. Школа медсестер находится к западу от Дома правительства, — Фей взял Зо за руку. — Вот чем страшны эти острова. Тут попросту нельзя закрутить роман и не вляпаться.

Фей рассказал Зо про капитана Бостона из Жереми, шлюпка которого должна была подойти к берегу после полуночи и простоять в бухте до раннего утра. Если Зо успеет на пристань, Медсен Фей доставит его на борт, и тот доберется до столицы.

— Бесплатно, — добавил Фей. — Возможно, тебе даже заплатят, если возьмешься за какую-нибудь работу. И тогда выйдешь на берег в Потопренсе с наличными в кармане.

Зо отправился улаживать дела перед отъездом. Он одолжил членам бригады несколько вещей — рулетку, динамо-фонарь и пару рабочих рукавиц — и первую часть вечера провел, собирая их. Терез взяла все его вещи, кроме тех, что были на нем, постирала в ванне, прополоскала и повесила сушиться на улице у своего дома. Зо снял их уже в темноте, сложил и упаковал.

Ему причиталось приличное жалованье: не только августовская плата за работу на строительстве медицинского центра, но и деньги за те десять воскресений подряд, когда он таскал и смешивал цемент на заднем дворе у Леконта. За эту халтуру им до сих пор не заплатили ни гроша, и Тикен стал называть ее «чистым волонтерством».

Босса Поля Зо застал сидящим на парте в школе. На улице шел дождь, и Поль курил самокрутку, устремив взгляд сквозь зарешеченное окно. Бригадир предложил Зо покурить, и они сидели рядом на одной парте, глядя на ливень, хлещущий по листьям мангового дерева. Зо попросил бригадира выдать ему зарплату, и тот рассмеялся.

— За какой период?

Зо стал подсчитывать под стук дождя по жестяной крыше.

— За двадцать один день в августе и две последние недели июля, по двести гурдов в день. Плюс за десять воскресений в доме доктора.

— Почем?

Зо пожал плечами.

— Плата до сих пор обсуждается, — объяснил Поль. — Как я могу заплатить тебе за работу, если еще не знаю окончательной цены?

Они немного посидели, покурили.

— Ты же знаешь, будь у меня деньги, я бы тебе их выдал.

— Знаю.

Поль сунул сигарету в рот и указал на пару синих джинсов, брошенных на парту.

— Дай-ка мне эти штаны, — велел он.

Зо протянул ему джинсы, и бригадир выудил из заднего кармана бумажник.

— Смотри, — Поль открыл его и пролистал пачку купюр, пересчитывая их вслух с сигаретой на нижней губе. Свернув банкноты, он передал их Зо. — Это все, что я могу дать.