Беспощадный король (ЛП) - Торн Айви

Наказать. Боже, от этого слова у меня в голове возникают всевозможные непристойные образы, я вижу её распростёртой на диване или на письменном столе, с красной полосой на заднице от ремня или трости, с красной киской и её тело дрожит от желания. Я слышал, как они наказывали её прошлой ночью, слышал её крики, когда она кончала снова и снова, пока мне не пришлось нырнуть в ближайшую ванную и довести себя до быстрого, требовательного оргазма над раковиной, её крики удовольствия эхом отдавались в моей голове вместе со звуком флоггера, опускающегося на её задницу.

Я мог бы стать частью этого. Остановили бы они меня? Может быть, а может, и нет. Я не знаю, какие новые правила у Дина и Кейда, теперь, когда они, очевидно, разделяют их. Я знаю, что Афина провела ночь в комнате Кейда в ту ночь. Позже той ночью я снова услышал её стоны, её оргазмические крики и хрюканье Кейда, доносившиеся сквозь стены, которые должны были быть достаточно толстыми, чтобы заглушить их, но не были. Я не знаю, был ли я полностью отстранён от этого, потому что после вечеринки я избегал всего этого, отстраняясь больше, чем когда-либо.

Похищение Афины стало жестоким напоминанием о том, что любой, кто мне дорог, может быть отнят у меня в одно мгновение, что любая женщина, которая не подчиняется городским правилам, всегда находится в нескольких дюймах от боли и смерти. Лучше не иметь её совсем, чем иметь, а потом потерять, лучше, чем смотреть, как умирает другая женщина, потому что она пыталась бороться с существующим положением вещей.

Но это не меняет того факта, что одной мысли о ней достаточно, чтобы мне стало так больно, что…

— Блядь! — Я шиплю сквозь зубы, моя рука тянется к члену, когда он снова дёргается, пульсируя так яростно, что я не могу остановиться. Мне нужно кончить, мне нужно, черт возьми, кончить, и я не заморачиваюсь со смазкой, сжимая свой член мёртвой хваткой и дёргая его сильно и быстро, желая, чтобы ему было больно, желая наказать себя. Я опускаю другую руку, сжимая яйца, мои бедра сжимаются в кулак, когда я представляю, что мой член крепко сжимается в заднице Афины, она отворачивается от меня, когда я вгоняю свой член в её узкую дырочку, наказывая её за то, что она так мучает меня, за то, что заставляет меня смотреть, как она на глазах у всех расправляется с Дином и Кейдом за то, что была единственной женщиной, которую я когда-либо хотел так же сильно, как когда-то хотел женщину, которую клялся любить всю оставшуюся жизнь.

— Пошла ты, — рычу я, ускоряя движения, чувствуя, как моя чувствительная головка набухает в кулаке, а яйца напрягаются. Я сдаюсь, беру с кровати смазку и наливаю немного себе в руку, потому что хочу представить, что это её горло, что горячее, плотное скольжение моего кулака по всей длине – это на самом деле я душу её своим толстым членом, говорю ей, что она не может кончить, пока я не овладею ею всеми возможными способами. Что это её гладкие складочки вокруг меня, мой пирсинг, упирающийся в её клитор, дразнит её до тех пор, пока она не начинает умолять кончить, как в ту ночь, когда мой язык ласкал её киску, и я хочу отказать ей, как это сделал Дин той ночью. Я хочу наказать её так же сильно, как хочу наказать себя. Я представляю, как она умоляет, её полные губы приоткрываются, как я снова засовываю свой член ей в рот, чтобы она попробовала сок своей киски, размазывая его по губам.

Я представляю, как наклоняю её над своим мотоциклом, задираю одну из тех маленьких юбочек, которые есть у неё в шкафу, и трахаю её в задницу на глазах у всех, кто хочет пройти мимо, жёстко кончая в эту узкую маленькую дырочку. Заставляю её раздвинуть ноги, позволяя любому прохожему увидеть, как из неё вытекает моя сперма, отмечая её как мою. Я хочу сделать её своей, дать понять каждому грёбаному человеку в этом кампусе, что она принадлежит мне так же, как Дину или Кейду, что нет такой части её тела, которую она могла бы скрыть от меня так же, как от них.

— Я собираюсь кончить в эту прелестную маленькую киску, — рычу я, стиснув зубы, и сжимаю бёдра в кулак, трахая её так сильно и быстро, как мне хочется. Издавая ещё один пронзительный, болезненный стон, я перекатываюсь на живот, сжимая член в руке, представляя, что нахожусь позади неё, чувствуя, как она выгибается, прижимаясь ко мне, и всё моё тело пульсирует от удовольствия, когда я сильно упираюсь головкой члена в подушку подо мной. Я чувствую, как по спине пробегает дрожь, а яйца напрягаются. Поток спермы начинает выплёскиваться из моего набухшего, ноющего члена, пропитывая наволочку, когда я с силой вхожу в кулак, приглушённо бормоча имя Афины в подушку рядом со мной, пока я продолжаю толкаться, пытаясь представить, что это она, что я наконец-то смог трахнуть её так, как я не могу перестать мечтать об этом.

В тот момент, когда оргазм угасает, я чувствую, как меня захлёстывает жгучий стыд, моё лицо краснеет, когда я отпускаю свой член, хватаю смазку и пропитанную спермой подушку и бросаю их в стирку.

— Какого хрена, — стону я себе под нос. Я, блядь, Джексон Кинг, один из наследников Блэкмур, и, может быть, моя семья и самая ничтожная из них, но я выше этого. Я выше того, чем трахать подушку в два часа ночи, потому что я не могу выбросить девушку из головы. — Возьми себя в руки, черт возьми, — бормочу я, направляясь в ванную, внезапно почувствовав, что отчаянно нуждаюсь в душе. За последний год у меня было больше столкновений с собственной рукой, чем с настоящими женщинами, но этот момент кажется мне особенно тяжёлым.

Но мысль о ней не покидает меня, даже когда я стою под обжигающе горячей водой и смываю следы того, что я только что сделал. И не только её тело, или звуки, которые она издаёт, когда кончает, или её обнажённую фотографию. То, о чём я думаю сейчас, когда моё желание на данный момент удовлетворено, – это её нежный голос, когда она благодарила меня за то, что я заступился за неё, решимость на её лице, когда она тренируется, то, как она вернулась и начала с того места, на котором мы остановились, даже после всего, что ей пришлось пережить. То, как она смотрела на меня через столик в закусочной, держа в пальцах картошку фри, улыбаясь и задавая вопросы, которые никто не удосуживался задать мне уже очень, очень давно.

И в этом, собственно, проблема. Это не просто похоть. Мне небезразлична Афина Сейнт, и думаю, что я тоже ей небезразличен.

Но это гораздо опаснее для нас, чем когда-либо могло быть вожделение.

***

Я стараюсь не думать об этом, когда встречаюсь с ней на тренировке в спортзале на следующий день. После того, как Кейд и Дин сказали мне, что собираются разрешить ей участвовать в боях, тренировки приобрели совершенно новый аспект. Дело не только в том, чтобы Афина была в форме. Это о том, что она может постоять за себя перед другими бойцами, грязными бойцами, мужчинами, которые не будут сдерживать свои удары и которым будет всё равно, что она девушка. Мужчины, которые, если узнают, кто она, возможно, захотят причинить ей ещё больше боли.

Это придаёт нашей тренировке интенсивность, которой раньше не было. Афина сражается упорно, не останавливаясь, даже когда я предлагаю ей сделать передышку, и к тому времени, как мы заканчиваем десять раундов, у нас ничья в тех матчах, которые она выиграла, и в тех, которые выиграл я.

— Ты молодец, — говорю я ей, отступая на шаг и вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — Но на этих рингах будет сложнее. Грубее. Они не собираются драться честно.

— Так и я не собираюсь. — Афина смахивает с глаз мокрую от пота прядь волос. — Давай. Выкладывай всё, на что ты способен.

Чёрт, лучше бы она этого не говорила. Последнее, что мне сейчас нужно, это стояк. Я хочу отдать ей всё, что у меня есть, до последнего твёрдого, толстого дюйма, засунуть в каждую дырочку её тела, пока она не наполнится моей спермой и не кончит от оргазмов на моём языке, пальцах и члене.

Господи, Джексон, возьми себя в руки.

Я делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями.