Мастер и Жаворонок (ЛП) - Уивер Бринн

Я осторожно беру у нее коробку, бросая взгляд на Слоан, которая пожимает плечами, выражение ее лица такое же озадаченное, как и у меня. Открываю ее…

…потом резко захлопываю крышку.

— Нет, — качая головой, я протягиваю коробку в сторону Этель. У меня перехватывает горло, и внезапные слезы обжигают глаза. — Я не могу это принять.

Морщинистая рука тети накрывает мою и подталкивает коробку обратно.

— Примешь.

— Ты не можешь отдать это мне.

— Я могу отдать это, кому захочу.

Первая слеза скатывается по моему лицу.

— Это должно быть у Авы.

— Почему?

Я снова пытаюсь оттолкнуть коробку, но для умирающей восьмидесятилетней старушки, она чертовски сильна. Она впивается ногтями в тыльную сторону моей ладони, причиняя дискомфорт. В моем голосе слышится мольба, когда я говорю:

— Потому что она моя старшая сестра. И она была бы счастлива.

— Но, отдав это тебе, я буду счастлива.

Я бросаю взгляд на Лаклана, который наблюдает за нами, нахмурив брови. Он кажется более задумчивым, чем обычно. Возможно, костюм в сочетании с очками придают ему и без того угрюмый вид. Я чувствую, что как он меня изучает. По частичкам. Но это не соответствует действительности, потому что, в конце концов, это же Лаклан Кейн. Зачем ему рассматривать меня? Когда он ловит мой взгляд, то, кажется, внезапно осознает, что его внимание слишком пристальное. Он опускает взгляд на мою руку и расслабляется, но морщинка между бровями остается.

Этель открывает коробочку и достает кольцо. Огромный темно-желтый бриллиант, обрамленный белыми бриллиантами багетной огранки, сияет в свете ламп.

— Когда Томас сделал мне предложение, подарив кольцо, это был счастливейший день в моей жизни. Но я, конечно, была наивна. Ничего не знала о том, как построить успешный брак. Через время поняла, что одной любви недостаточно. Главное — выбрать любовь, — говорит она, надевая кольцо мне на палец. Этель накрывает мою руку своей и бросает взгляд не на Лаклана, а туда, где за моей спиной стоят Роуэн и Слоан, а потом наклоняется немного ближе. — Ты выбираешь любовь, Ларк. И я очень горжусь тобой.

Тетя убирает руку, и я смотрю на бриллиант. В его знакомых гранях, сверкающих на свету, отражается так много прекрасных воспоминаний о моих тете и дяде. Я плотно сжимаю губы и пытаюсь улыбнуться Этель сквозь пелену слез. Это приводит к тому, что непослушные накладные пучки ресниц падают мне на щеку, и после кратких, но крепких объятий с тетей, Слоан уводит меня в туалет, чтобы поправить макияж, и мы присоединяемся к остальным как раз в тот момент, когда нас вызывают в кабинет на церемонию.

— Готова? — спрашивает Лаклан, когда я останавливаюсь перед ним, а остальные входят внутрь первыми. Руки глубоко засунуты в карманы, костюм идеально отглажен, и еще эта чертова ухмылка… Он выглядит таким спокойным и собранным, а я чувствую себя жутко растерянной под этой натянутой улыбкой.

— Это была моя идея, не так ли?

Да. Это была моя безумная идея, о которой я вообще не жалею.

Боже мой, что я делаю? Я сошла с ума. Я выхожу замуж за Лаклана Кейна, самого большого засранца во всем Бостоне. Это, наверное, безумнее, чем взорвать кого-то петардой.

— Конечно, герцогиня, — говорит Лаклан с мимолетной усмешкой. Он наклоняется чуть ближе, его голос становится тихим, чтобы только я могла его слышать: — Еще не поздно передумать.

Я делаю один глубокий вдох. Проживаю один миг на грани между двумя вариантами будущего.

— Я сделала свой выбор.

Лаклан коротко кивает, протягивает мне руку, я беру ее, и мы следуем за нашими близкими в комнату.

Роуэн встает рядом с Роуз и Фионном. Лаклан держит меня за руки. Он смотрит на меня так, словно ожидает, что я брошу все и убегу. Но я этого не делаю. Может быть, он думает, что я заплачу. Я тоже этого не делаю. Спокойно повторяю клятвы за священником, и мой голос звучит ровно, без колебаний. Мы надеваем обручальные кольца друг другу на пальцы, и через несколько минут все заканчивается. Священник объявляет нас молодоженами. Официальный союз по законам Массачусетса.

— Вы можете поцеловать невесту.

Не знаю, чего я ожидала от этого момента. Может быть, того, что Лаклан быстро прижмется своими губами к моим и уйдет. Может быть, просто чмокнет в щеку. Черт, я ничего не ждала, потому что не знала, что все зайдет так далеко. Но вот точно не ожидала, что Лаклан будет смотреть на меня так пристально, словно смакует черты моего лица и этот горько-сладкий момент. Я не думала, что увижу тоску, скрытую в их темно-синих глазах. Я и представить себе не могла, что он откинет высокий хвост с моего плеча и коснется кончиками пальцев моей шеи, а потом медленно наклонится.

— Geallaim duit a bheith i mo fhear céile dílis duit, fad a mhairimid le chéile¹¹, — шепчет Лаклан, и его губы прижимаются к моим в поцелуе, который пронзает сердце электрическим разрядом. Потребность и отрицание. Сердечная боль и потеря. Я чувствую все, когда его губы накрывают мои, и тону в его аромате амбры и мяты. Он целует меня так, словно я его ключ к выживанию. Хотя, так оно и есть.

И я целую его в ответ, как будто прощаюсь с тем, что никогда мне не принадлежало. Потому что я выбираю любовь.

Только эта любовь не моя.

8_РАЗНОГЛАСИЕ

ЛАКЛАН

В воздухе чувствуется напряжение, скрежещущий звук трения и электромотора сливается с музыкой, которая эхом разносится по бетонному помещению. Голос Ларк смешивается с хаосом, — чистый и драгоценный звук, единственная ниточка спокойствия в этой какофонии. Когда я останавливаюсь в дверях, она стоит ко мне спиной, покачивая головой в такт песне, и водит шлифовальной машиной по поверхности длинного золотого кофейного столика на тележке. Огромная собака отдыхает в нескольких метрах от ее ног, обутых в тапочки. Его густая шерсть — мешанина белого и темного, с пятнистыми вкраплениями, как будто вселенная сказала «да пошло оно» и просто смешала все вместе. Зверь чует меня сквозь шум и встает, поднимая свою медвежью голову, издавая властный лай.

Комната внезапно погружается в тишину, когда Ларк выключает шлифовальную машину и музыку, а затем поворачивается ко мне лицом.

Я скрещиваю руки на груди и решаю смотреть на ее лицо, а не на полоску обнаженной кожи. Она одета в комбинезон и короткий топ под ним.

— Привет.

Ларк не улыбается. Если уж на то пошло, она выглядит немного разочарованной, когда опускает маску и поднимает защитные очки на лоб, смотря на меня так, как будто я разрушил все ее надежды, появившись здесь.

— Привет.

Собака встает между нами в напряженной позе, как будто ее крепкие лапы под шерстью отлиты из стали. Если хозяйка даст правильную команду, а я почти уверен, что Ларк может попросить этого зверя перегрызть мне горло, тот с радостью подчинится.

— Лежать.

Пес бросает на меня неодобрительный взгляд и делает шаг вперед, потом с раздражением опускается на пол, поджав лапы.

— Что это? — спрашиваю я, переключая свое внимание на Ларк, пока зверь сверлит меня взглядом.

— Некоторые называют «собакой».

— Что за порода.

— Американская акита.

— Он выглядит… неправильным, — говорю я, разглядывая его лапы, которые согнуты под неудобным углом.

— Это Акита. Они всегда такие.

— Как его зовут?

— Бентли.

— Бентли? — я фыркаю от смеха. — Дай угадаю, ты разбила такую машину перед тем, как купила «Эскалейд»?

Ларк пристально смотрит на меня, затем отворачивается, проводя рукой по столу.

— Бентли Битэм, — пес испускает долгий вздох, как будто слышал это объяснение уже тысячу раз. Очевидно, ему, как и ей, я уже надоел. — Орнитолог. Альпинист. Он поднялся на Эверест в 1924 году. Но моего отца больше интересовало, как он спускался по скалам с веревкой на поясе, чтобы сфотографировать птицу Олуш камерой, которая весила почти также, как он.