Не поддающийся (чувствам) (СИ) - Волкова Дарья

Это какое-то безоглядное доверие Рустаму. Я пытаюсь с ним бороться – у меня не получается. А Рус вообще не в курсе, какая у него высокая миссия в моей вселенной. Я ему… зачем? Просто так сложились обстоятельства. Просто он так решил. И давит на меня.

Забирает, когда считает нужным. Орет, когда ему не нравится то, что я делаю. Целует меня, когда ему вздумается.

Нет, на жертву в отношениях с Рустамом Ватаевым я не тяну. Это смешно. Я ему сама себя предложила. Какая уж тут жертва. Просто… просто я и в самом деле не понимаю, что со мной происходит рядом с ним! Единственное, что я понимаю – что была бы счастлива так, как никогда в жизни, если бы смогла ему довериться. По-настоящему. Именно ему. И чтобы он все понял. Понял бы там, где никто не понял.

Ладно, хватит предаваться сопливым мечтам. Что я делаю? Еду любоваться тюльпанами и нарциссами. Ликуша называет это: «Сменить картинку в телевизоре». Вот я и поменяю. Леонид еще кое в чем прав – я и в самом деле загнала себя. Мне очень хотелось показать себя в «Балашовском» с наилучшей стороны. А что в итоге? Как я живу в последние месяцы? Офис, командировки, иногда заезжала к Софии Ивановне. Нет, все правильно. Надо сменить картинку. Опять же, тюльпаны и нарциссы. А Леонид – он джентльмен. И будет вести себя соответственно. И не полезет ко мне.

Он не Ватаев.

К сожалению.

В лобовое стекло ударяют тяжелые капли. И спустя несколько секунд превращаются в ливень.

– Ух ты. А ведь в прогнозе дождя не рисовали.

– Так бывает.

Машина сбавляет скорость. Лобовое стекло заливают потоки воды. Где в стороне рокочет гром, а потом вдруг раскатисто, с треском бабахает совсем рядом.

– Еще и гроза. Не было в прогнозе! – Каминский не выходит из амплуа «Капитан Очевидность».

Похоже, тюльпаны с нарциссами отменяются.

– Люблю грозу в начале мая… – бормочу зачем-то.

– Когда весенний первый гром… – подхватывает Леонид.

Ой, нет, давай не будем демонстрировать, как мы усвоили школьную программу!

– Нам далеко еще?

– Почти приехали.

***

– Черт, ворота заклинило!

Я смотрю на крышу дома, которая почти теряется в сплошном потоке воды. До него не очень далеко, но дождь льет стеной.

– Добежим?

– Добежим.

Хотя уже совсем не понятно, зачем.

***

Стою, привалившись к стене, смотрю на свои светлые брюки, все мокрые и в пятнах грязи. Пока добежали, вымокли. Не мгновенно, но калитку тоже заело. Возможно, из-за ливня.

Нет, точно, вся эта затея с поездкой на дачу была идиотской. Ну, а чего от меня ожидать – вообще, а в последнее время особенно?

– Вот это разгул стихии, – рядом отфыркивается Леонид. – Сильно вымокла?

Я смотрю на его пиджак. Вот мог бы, между прочим, пиджак снять и прикрыть меня от дождя. Мог бы… Мог бы что? На руках меня донести до дачи? Что Леониду следовало сделать? Но уж точно не надо пялиться на мою насквозь мокрую блузку. Руки так и тянутся прикрыться.

– Слушай, тебе надо переодеться, ты совсем промокла.

Раздеваться в этом доме? Еще чего. И я звонко чихаю.

– Так, пойдем, – он подталкивает меня вперед. – Идем в ванную, ты там переоденешься. Я принесу что-нибудь переодеться и заварю горячего чая.

Мне и в самом деле зябко. Каминский настойчиво подталкивает меня куда-то вперед и вбок. Но во мне просыпается параноидальный механизм, и я кручу головой, отмечая внутреннее устройство дома. Лестница наверх, двери направо и арочный проем налево, напротив, в конце коридора – еще одна дверь, похоже, второй выход.

А передо мной открывается другая дверь. Оказывается, ванной.

Глава 9.

Вся одежда мокрая – хоть выжимай. С каждой секундой находиться в ней все более и более некомфортно. Черт с ним, переоденусь. Хотя… Во что?

Влажные брюки и блузку вешаю на полотенцесушитель. И беру из плетеной корзинки банное полотенце. Оно укутывает меня от подмышек до середины бедер. Такое себе одеяние, но другого тут нет. А находиться в чужом доме в ванной, пусть и запертой, в одном только белье – нет-нет. Лифчик и трусы, кстати, тоже мокрые, и противно липнут к телу, но их снять – вообще не вариант.

Тут вообще все – не вариант. Эта правда вдруг обрушивается на меня так же обильно и стремительно, как ливень на машину двадцать минут назад.

Зачем я сюда приехала? Цветы смотреть? Реально?! Я стою, одетая только в мокрое белье и в полотенце, находясь в доме черт знает где, наедине с мужчиной, который мне даже не нравится!

И все только потому, что Леонид вежлив, предупредителен, улыбчив, сыплет комплиментами и никогда не повышал на меня голоса. В отличие от Ватаева, который только и делает, что орет на меня, язвит, целует и трахает. Но я бы все отдала, чтобы Рус сейчас оказался рядом.

В дверь раздается стук, от которого я почему-то вздрагиваю.

– Рена, я принес тебе банный халат.

Это вот кстати. Только дверь открывать почему-то не хочется. Но я заставляю себя. Жду, что Леонид протянет мне халат в приоткрытый проем, но Каминский неожиданно тянет дверь на себя, и я выпускаю ее.

Халат в его руках белый. Это первое, на что я почему-то обращаю внимание. Наверное, потому, что подсознательно не хочу смотреть ему в глаза. Но я снова заставляю себя. В этот раз – поднять взгляд.

И все мгновенно становится предельно ясно. Тяжелый мужской взгляд, настолько тяжелый, что под его тяжестью ползет вниз полотенце, и я едва успеваю подхватить его. И тут же отступаю назад – все под той же тяжестью мужского раздевающего взгляда. Хотя чего там раздевать-то – я уже почти все сняла с себя сама.

– Леонид… – мой голос звучит на удивление твердо. Но я даже не могу выставить вперед руки, чтобы не дать ему подойти ко мне ближе. Потому что я намертво вцепилась пальцами в полотенце. И потому что эти пальцы дрожат. – Леонид, ты обещал, что здесь не будет ничего, чего я не захочу.

– Обещал, – его руки вдруг оказываются на моей талии. Его дыхание касается моей шеи, и оно… Оно не жаркое, не холодное. Оно омерзительное до дрожи. – Но ведь ты этого хочешь. Рена, ты сама сюда приехала. Приехала, потому что хочешь. Иди ко мне.

У меня безвольно разжимаются пальцы. Краем сознания я фиксирую, что полотенце ползет вниз. Но царит во мне сейчас другое.

Рена, ты приехала вечером домой к преподавателю. Ты и в самом деле думала, что мы будем обсуждать твою курсовую работу? Ты же умная девочка, Рена. Ты приехала сюда ради другого. Ну, не будь букой, иди ко мне.

Нет, Юлиан Аркадьевич выдал мне авансы зря. Никакая я не «умная девочка». Я идиотка, потому что приехала как раз из-за курсовой. Наивная дура, а никакая не умница.

Тогда.

Но не сейчас.

И если то, что происходит сейчас, это повторение той ситуации – экзамен на то, как я усвоила заданный мне урок – я готова сдавать этот экзамен. Прямо сейчас. Без подготовки.

И слизню липкого ужаса, который зашевелился во мне, я не дам шанса. Я сожгу, спалю его в своей ярости.

По хрен, что полотенце упало. Мне все равно его нечем держать. Пальцы одной руки сжимаются в кулак, другую отвожу назад. Как учили меня. Как учила других я.

И мы оба – и я, и Каминский – вздрагиваем от того, как хлопает входная дверь. Леонид резко отступает назад.

– Черт… Кто это?!

Он открывает дверь, и со стороны входной двери слышится громкий и как будто даже веселый голос.

– Ленечка, это я! Дорогой мой, прости великодушно. У меня спустило колесо. И я вынужден был вернуться. Надеюсь, не слишком нарушил твои планы?

Каминский прижимается затылком к стене.

– Черт, это дядя вернулся. Ладно… – выдыхает. – Сейчас познакомлю тебя с ним.

И я выныриваю на поверхность того омута, в который меня погрузил этот голос.

– Как… – прокашливаюсь. – Как фамилия твоего дяди?

– Я же тебе говорил…

Да я половину твоей болтовни пропускала мимо ушей!

– Я забыла. Как?!