Не поддающийся (чувствам) (СИ) - Волкова Дарья

– Авдеев.

Качаюсь от приступа краткого головокружения. Этот экзамен я не готова сдавать!

– Юлиан… – начинаю натянувшимся сухим ртом.

– Аркадьевич, – заканчивает за меня Каминский. – А говоришь – забыла.

Такое забыть невозможно…

Каминский выходит из ванной, а я остаюсь. Замираю. Почти не дышу. Прислушиваюсь. Там два голоса. И мне не кажется. Как это может показаться?!

Это тот же голос. Это то же имя. Это тот же человек.

И когда мне кажется, что голоса начинают приближаться – срываюсь с места.

Меня ведет паника. Страх. Ужас. Но какая-то часть меня все-таки неподвластна всему этому. Именно она помнит про второй выход. Именно она заставляет меня сдернуть с крючка у черного входа какую-то куртку.

Я давлю на дверную ручку – и, о чудо! – она не заперта. Остаток разума напоминает, что мои вещи остались там, на тумбочке у главного входа – сумка, в которой все: документы, банковские карты, телефон. Моя одежда осталась в ванной на полотенцесушителе. И я снова замираю.

В этот момент меня окликают.

– Рена! Ты куда?

Я не знаю, кому из них двоих принадлежит этот голос. Ничего не знаю, кроме одного – мне надо бежать отсюда. Резко дергаю ручку и, как пробка из шампанского, вылетаю в майскую грозу.

***

Не знаю, сколько длился этот провал в памяти, в котором только редкие прорехи в виде мокрой земли под ногами, заборов, лупящих сверху капель и отдаленных раскатов грома. У меня нет ни одного средства понять, сколько прошло времени. Все вокруг в такой же серой плотной пелене дождя. Сколько я бежала? Далеко ли я убежала? Где я? Вокруг только дождь, деревья, заборы. И впереди темнеет что-то.

Автобусная остановка. Хоть какое-то укрытие. Правда, на мне и так нет ни одного сухого клочка, ни одной сухой нитки. Ноги скользят по земле, но вот я уж на бетонном основании остановки. Падаю без сил, пытаюсь отдышаться. И осознать положение, в котором оказалась.

Я сбежала. Это плюс. Единственный. Я хрен знает где, без телефона и денег. Из одежды на мне трусы, лифчик и чья-то куртка – наверное, Авдеева. Меня передергивает, но снять ее я не могу. Куртка тоже насквозь промокла, однако она – мое единственное спасение от публичного позора, хотя укрывает меня чуть ниже трусов. Правда, смотреть на меня тут некому.

Но я же не могу сидеть тут вечно. Смотрю на свои босые, голые, заляпанные грязью ноги. По телу вдруг проходит почти неконтролируемая судорога, горлом рвется, обдирая, тоже неконтролируемый всхлип.

Что мне делать, что?! И откуда ждать помощи?!

Ты должна, должна со всем справиться сама. Но как же страшно, господи, как страшно…

– Что, сестричка, неприятности?

Я подлетаю с сиденья, мой визг перекрывает шум ливня. А из дальнего темного угла остановки на меня смотрит человек. Я все-таки давлю первое паническое желание снова бежать. Сжимаю у горла ворот куртки, грудь и шея под пальцами ходит ходуном. Сами пальцы тоже. А я смотрю на человека в углу. Это бомж.

– Да не верещи ты так, не трону я тебя, – говорит он с опаской. – Дождь пережидаю просто. Льет вон как.

И тут меня все-таки подкашивает – всем и сразу. Падаю обратно на сиденье и захлебываюсь истерическим смехом.

Не трону я тебя…

Этот точно не тронет. И я снова давлюсь смехом.

Мужик молчит. Терпеливо ждет, пока я успокоюсь. Это происходит внезапно. На смену смеху приходит икота. Сильная и никак не проходит. Перед мои носом появляется бутылка. Пластиковая полтарашка пива.

– Глотни, сестричка. Полегчает.

В голове голосом Ленэры скороговоркой звучит перечень болезней, которые я могу вот так подхватить – если выпью из этой бутылки. И я делаю щедрый глоток. Ох… Пиво крепленое, похоже.

– Держи, – перед моим носом появляется обломанный кусок булки. – Это ерш.

Я жадно и бездумно жую хлеб. Слева тянет табачным дымом.

– Прикурить тебе?

Едва не давлюсь сначала хлебом, а потом очередным приступом хохота. Дышу шумно сырым воздухом и табачным дымом. Все-таки судьба не всегда вертит мои желания на фаллическом предмете. И послала мне спасение. Напоили, накормили, покурить предложили. Что еще надо?

И я поворачиваюсь к своему рыцарю. Он смотрит на меня, щурясь сквозь дым.

– Ну, будешь курить?

Я ошиблась. Он не бомж. От него не пахнет, и он не грязный. Просто замызганный мужик пятьдесят плюс в сложных жизненных обстоятельствах. Одежда потрепанная, но вполне чистая. В отличие от моей – сухая.

– Веня я, – неожиданно представляется мужик. – В смысле, Вениамин.

Самый настоящий рыцарь Вениамин.

– Рена. В смысле, просто Рена.

Он кивает, затягивается.

– А я тут подрабатываю. Разнорабочим. Работу закончил, а оно как ливануло.

Я молчу. Что-то стучит в голове. Какая-то мысль. Вениамин косится на меня с любопытством.

– Что, сестричка, попала в переплет?

Переплет? Вот так это выглядит с его стороны? Сидит человек на автобусной остановке, пережидает ливень. И тут на остановку влетает девица, босая, с грязными ногами, в куртке на голое тело, истерически ржет, икает.

Это не переплет. Это другое слово на букву «п».

Давлю очередной всхлип. Кошусь на черный рюкзак рядом с Вениамином.

– Вениамин, а у вас есть телефон?

Кивает.

– Что, позвонить надо?

Надо. Очень надо! И мне без сомнения протягивают телефон – маленький, черный, кнопочный.

Мое спасение.

В числе того, что первым делом рассказывают в фонде «Ты не одна» – это то, что обязательно надо знать на память как минимум два номера телефона, по которым вы можете позвонить в трудной ситуации. Это касается не только женщин, в принципе.

Я это правило исполнила твердо. Мои два номера – Ленэра и Аир. Но сейчас в голове вертится совершенно другой номер. Третий. Я никак не могу вспомнить, воскресить в памяти момент, когда я запоминаю этот номер. Но сейчас он всплывает поверх номеров Ленэры и Аира.

Номера Рустама.

Я уговариваю себя. Кто он для меня? Нет, кто я для него? Коллега. Три поцелуя. А, нет, уже четыре. Или пять? Один секс. Несколько ссор. Один синяк. Этого достаточно, чтобы звонить ему? Чтобы вешать на него свои проблемы, просить приехать, забрать? Это же надо будет объяснять – почему я здесь, не пойми где, только в белье и куртке, босая, с грязным ногами. А вокруг по-прежнему, не утихая, льет дождь – правда грома уже не слышно. В такую погоду хозяин собаку из дома не выгонит – так, кажется, говорят. А чего ради чего Рустаму в проливной дождь выходить из дома и куда-то ехать?

Нет, надо звонить Аиру, это самое правильное. Ему тоже придется это все как-то объяснять. Но у него точно есть ради чего сюда ехать. В любви и поддержке дяди я не сомневаюсь.

Но вопреки этому разумному наверху, в голове, изнутри, откуда-то из живота поднимается другое желание. Оно не разумное, оно какое-то животное, инстинктивное. Если тебе холодно, надо свернуться калачиком, обнять себя, занять как можно меньше места. А если тебе плохо, страшно, ты в тупике и в слове на букве «п», но не переплет – то надо звонить Рустаму. И это желание сильнее всех доводов разума про то, кто я для него.

Я знаю, кто он для меня.

– Что, забыла номер?

Я моргаю, будто просыпаясь. И уверенно набираю непонятно как запомнившиеся мне цифры.

Долгие гудки. Долгие-долгие. Рустам не берет трубку. Да и с чего бы ему взять, если звонят с незнакомого номера. Отправить SMS, что это я?

У меня дрожат пальцы. Звонок завершается. Надо звонить Аиру. Это самое правильное решение.

– Не берут трубку? – Вениамин проявляет нешуточный интерес к моему «переплету». – Может, кому другому позвонить?

Вот именно. И рыцарь Вениамин о том же. Звони Аиру! Но я делаю повтор дозвона.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, возьми трубку. Ты мне так нужен.

***

Льет просто как из ведра. Дворники работают на полную катушку, но едва справляются. Машины еще едут, но минут двадцать такого ливня – и поплывут.

Звонок телефона в шуме дождя глухой. Бросаю взгляд на экран. Неизвестный номер. Мой телефон на корпоративном тарифе, где стоит жесткая система фильтрации, которая не пропускает ни спамеров, ни мошенников. Этот номер пропустила, значит, в нем нет ничего подозрительного. Но, мать вашу, пятница, вечер, никакие незнакомые номера не входят в мои планы. Делаю громче музыку. Если кому-то очень надо, напишут в мессенджер.