Расстроенная Мэри сидела в уголке дивана. Она буквально вжалась в него и крепко, до боли сцепив руки, смотрела все время в пол.
Мейсон тихо подошел к своей возлюбленной и опустился рядом с ней.
— Мне очень жаль, Мэри, — Мейсон положил руку на плечо Мэри и нежно погладил. — Мне очень жаль, — повторил он.
Мэри медленно подняла голову.
— Что толку, Мейсон, в твоих извинениях, если ты все равно продолжаешь делать свое дело?
— Что? Что я продолжаю делать? — вопросительно заглянув в темные глаза Мэри спросил Мейсон.
— Все, все, все, — прошептала она.
— Неправда, — возразил Мейсон.
— Все, все, все… — прошептала она.
— Неправда.
— Нет, правда, правда. А когда уже поздно, только тогда ты начинаешь извиняться.
— Но ведь я же искренен… — прошептал Мейсон.
— Что, по–твоему, это все — вот так вот сразу, за несколько мгновений может исправиться? Или ты уверен, что твои действия все исправят и переиначат? — Мэри на этот раз уже сама вопросительно заглянула в глаза Мейсону, лицо которого стало растерянным, а взгляд виноватым.
— Мэри, а что еще можно было сделать? — спросил Мейсон.
Но Мэри уже устала от всех этих разговоров. Она резко, немного вспыльчиво сбросила руку Мейсона со своего плеча, встала с дивана и прошлась по комнате.
— Я не понимаю, почему ты сразу не потребовала, чтобы восторжествовала справедливость? — вслед ей выкрикнул Мейсон, подхватился с дивана и заспешил к Мэри.
Мэри, не оборачиваясь к Мейсону, быстро прикрыла лицо руками.
— Почему ты не потребовала справедливости ни тогда, ни потом? Что это — любовь к Марку Маккормику? — задумался Мейсон.
— Ты прекрасно знаешь, Мейсон: ничего подобного, — Мэри обернулась, на ее лице было негодование.
— Но тогда почему? — спокойно спросил Мейсон. Мэри опустилась в глубокое кресло и, прикусив губы, задумалась.
— Есть только одно объяснение, — присел на подлокотник кресла Мейсон, — ты боишься, наверное, того, что ребенок может быть от Марка? Но я же тебе, Мэри, говорил, что признаю его независимо от того, кто его отец, — Мейсон опустил руку на плечо Мэри. — Запомни, я буду относиться к нему как к нашему.
— Я тоже! — воскликнула Мэри, резко оборачиваясь к Мейсону. — Но почему все должны об этом знать? Скажи мне, почему все должны страдать? Почему я должна унижаться? Почему должен страдать ты?
— Мэри, сейчас необходимо защитить малыша, защитить его от Марка, особенно, если это его ребенок. Я хочу быть уверенным, что Марк не станет хлопотать об опекунстве. Я уже не говорю о том, что он совершил преступление.
Мэри сокрушенно покачала головой, слушая слова Мейсона. А он продолжал:
— Я буду бороться за это.
— Мне этого не нужно, — вспылила Мэри и вскочила на этот раз уже с кресла.
Мейсон тяжело поднялся за ней.
— Мне этого совершенно не нужно, ты понимаешь? — говорила Мэри.
— Я не собираюсь этого добиваться для Марка любой ценой, — сказал Мейсон, — я абсолютно уверен, что он представляет угрозу и для меня, и для тебя, и для нашего будущего ребенка. И цель у меня только одна — защитить нас от его посягательств.
Несколько секунд Мейсон напряженно молчал, потом изменившимся, немного дрожащим голосом произнес:
— Мэри, я люблю тебя и нашего малыша.
Мэри, увидев взгляд Мейсона, тихо прижалась к его груди и из ее глаз покатились слезы.
— Но послушай, Мейсон, ведь должен же быть и другой способ?
— Должен, — ответил Мейсон, — но его, к сожалению, нет. Есть только этот. Так что будь сильной, Мэри, — Мейсон взял ее за плечи, посмотрел в лицо. — И запомни, Мэри, это никакая не месть — это справедливость. Справедливость и только.
Мэри так внимательно смотрела в глаза Мейсону, что тот немного подался от нее.
— Справедливость… твоя справедливость, — прошептала Мэри, — но почему же тогда мне от нее так больно, от этой справедливости?
Но Мейсон не услышал шепота Мэри.
Марк Маккормик уже с полчаса сидел в пустом кабинете. Он терпеливо ожидал, когда же, наконец, придет Джулия, чтобы от нее получить информацию. Он нетерпеливо поглядывал на дверь, то и дело одергивая рукава пиджака, поправляя галстук, приглаживая волосы.
Наконец, дверь распахнулась и в кабинет вбежала улыбающаяся Джулия. Она нисколько не была похожа на классического строгого адвоката, настолько веселым было ее лицо и сияющим взгляд. От ее оранжевой блузки блики буквально запрыгали по всему неуютному кабинету. Маккормик даже немного прикрыл глаза, — такой ослепительно–яркой показалась ему Джулия.
— Марк, имей в виду, я поручилась за тебя.
— Спасибо, — воскликнул Марк, вставая с кресла и подходя к Джулии.
Та стояла в одном шаге от огромного американского флага.
— А теперь скажи мне, пожалуйста, что же будет делать мой адвокат, ведь я тебе плачу за работу?
Джулия немного смутилась.
— Я не твой адвокат, Марк, пока. Я просто думала, что может быть, чем‑то смогу помочь тебе.
Марк слегка пожал плечами. Его взгляд стал настороженным.
— Но для того, чтобы я согласилась помогать тебе, Марк, я должна знать абсолютно все — от начала и до самого конца.
— Я расскажу тебе, почему бы и нет, — тут же согласился Марк.
Эта его поспешность вызвала некоторое изумление Джулии Уэйнрайт, но она сдержала свое замечание и скрыла удивление.
— Но если я узнаю, что ты обманул меня, то я даже и не подумаю защищать тебя, Марк, запомни это, — Джулия потрясла указательным пальцем, — запомни, я в этих вопросах поступаю всегда очень строго.
Голос Джулии показался Марку слишком уж официальным и холодным, поэтому он постарался своему придать как можно больше теплоты и убедительности.
— Мне нечего скрывать, Джулия, а потом, ты ведь мне друг? — заглядывая в глаза девушке сказал Марк.
Та немного скованно усмехнулась.
— А Мэри — моя подруга, между прочим, — сказала Джулия.
— Не волнуйся, чего ты нервничаешь, я все расскажу тебе без утайки.
— Хорошо, — ответила Джулия и прошла к письменному столу.
Она положила на него свой аккуратный портфель из крокодиловой кожи, потом взяла папку, перелистнула несколько страниц, что‑то прочла, папку резко захлопнула и бросила на стол.
Она оперлась на крышку и пристально посмотрела в глаза Марку.
— Когда‑нибудь — до или после свадьбы — ты принуждал Мэри к близости силой?
Марк неопределенно пожал плечами. Тогда Джулия уточнила свой вопрос.
— Скажи, ты насиловал Мэри?
— Джулия! — воскликнул Марк очень взволнованным голосом, — за то долгое время, что мы знакомы с Мэри, мы были близки всего лишь один раз, — Марк опустил глаза. — И то, тогда у нас было все по согласию. Я, Джулия, даю тебе свое слово.
Марк говорил настолько убедительно, что ни малейшего сомнения не могло возникнуть в том, что он врет. Джулия потерла ладонь о ладонь, нервно прошлась по кабинету, потом поправила полотнище звездно–полосатого флага, посмотрела на свой адвокатский диплом.
— Ну что ж, Марк, мне хочется тебе верить.
— Но почему, собственно говоря, ты не должна мне верить?
Джулия сцепила • пальцы и хрустнула суставами.
— Почему? Почему… Я и сама не знаю, Марк. Мне хочется верить и я как всякий адвокат, должна верить своему клиенту. Честно говоря, адвоката вообще не должно интересовать: правду говорит клиент или врет. Адвокат получает деньги только за защиту, за хорошо выполненную работу, а все остальное — это, в принципе, неважно.
— Ты что, Джулия, мне не веришь? Почему? Джулия пожала плечами.
— Разве я сказала, Марк, что не верю тебе?
— Джулия, у тебя такое лицо, что мне на какой‑то момент показалось — ты мне не веришь.
— Лицо… Марк, это у тебя должно быть такое лицо, чтобы тебе верили, а мне это ни к чему, тем более, сейчас, в этом кабинете. Я просто хотела задать тебе вопрос и я его задала. А ты ответил. А все остальное, Марк, будет на твоей совести. Если соврал, то это может всплыть, если сказал правду, но не всю, это тоже обязательно всплывет. И тогда что‑либо предпринять будет уже поздно или совершенно невозможно. Понимаешь меня, Марк?
