Слишком хорошо (ЛП) - Коринн Майклс

Она просто маньяк на лошади. Она неслась на полной скорости, не заботясь ни о чем на свете.

Мне понадобятся недели, чтобы прийти в себя.

– Это было что-то.

Она смеется.

– Ты не ощущал себя свободным? Как будто тебя ничто не может коснуться, когда мы мчались по полям?

– Мне казалось, что если мы упадем на землю, то единственный, кто нас коснется – это Бог.

– Для человека, который буквально заходит в горящие здания, ты просто трусишка.

– Это другое.

Кому-то это может показаться смешным, но это правда. Это моя работа. Я обучен входить в здание и делать все возможное, чтобы спасти жизни и имущество. Это же было развлечением, и оно было ужасным.

Мы отвели лошадей обратно к Питу, который сообщил Эйнсли, что она может кататься в любое время.

– Спасибо тебе за это, Лек. Я не понимала, как сильно скучала по верховой езде, пока не села на лошадь. Это было похоже на возвращение какой-то частички меня.

Я перекидываю руку через ее плечо, притягиваю ее к себе и целую в висок.

– Я рад, что это сделало тебя счастливой.

– Да. Однако... Это я планировала подкупить тебя. Как я оказалась на этой стороне сделки?

– Я придумаю изобретательные способы, чтобы ты вернула мне долг.

Она ухмыляется.

– Не сомневаюсь.

– Ты мне ничего не должна, милая. Это было потому, что я хотел увидеть твою улыбку.

Это то, чего я всегда хочу. Когда Эйнсли улыбается, все плохое в мире исчезает, оставляя лишь красоту и радость. Она – все для меня, и пока у нас есть такая возможность, я хочу, чтобы она была счастлива.

– Ну, я много улыбалась.

– Хорошо.

– Так куда ты меня теперь отведешь?

– Я покажу тебе.

Мы идем к причалу Киллиана. Отсюда открывается невероятный вид, а водопад почти не слышно. Это отличное место для рыбалки и, надеюсь, спокойное место, чтобы поговорить о моем прошлом.

– Вау, вид отсюда просто потрясающий, – замечает Эйнсли.

Я пытаюсь взглянуть на это с ее точки зрения – на реку, которая течет с гор через город, на горные вершины, которые словно пронзают облака, и на солнце, которое светит сзади, как маяк освещая всю красоту этой местности. Но потом я смотрю на нее. Я больше не вижу ничего из этого, только Эйнсли.

– Да, вид здесь потрясающий.

Она переводит взгляд на меня, ее губы подрагивают, как будто она знает, что я говорю не о пейзаже.

– Хочешь посмотреть, что я тебе принесла?

Точно, в ее огромной сумке лежит маленький бумажный пакет. Мы направляемся к большим креслам «Adirondack», откуда можно смотреть на реку. Она что-то ищет в своей сумке, а я откидываюсь назад, сцепив руки за головой.

– Поскольку это должна была быть взятка, я надеюсь, что она хорошая.

Эйнсли шевелит бровями.

– О, это так.

– Я надеюсь, что это нижнее белье.

– Нет. Жаль разочаровывать.

– Я переживу. Я знаю, что под леггинсами у тебя ничего нет.

– Рада быть полезной.

Я поворачиваю голову к сумке.

– Что же там такое?

Она ухмыляется.

– То, что ты любишь.

– Я люблю много вещей, но большинство из них не помещаются в сумке.

– А это помещается.

– Ладно, давай посмотрим.

– Закрой глаза и протяни руки.

Я делаю, как она говорит, ожидая этот подарок, который я люблю, а он ощущается как пластиковый контейнер.

– Хорошо, открой их.

Когда я открываю глаза, там оказывается кусок торта, но не просто торта. Это клубничный бисквит. Такой, какой моя мама готовила для меня каждый год. В то время как другие дети хотели ее странных смесей, я хотел только его.

– Я не ел его с тех пор, как она умерла, – признаюсь я.

– Я проехала полтора часа, чтобы найти пекарню, в которой, по словам Хейзел, готовят самые лучшие торты. Сначала я позвонила туда, и мне сказали, что на этой неделе у них такого нет, но я объяснила, для чего он мне нужен, и девушка специально приготовила его для тебя. Остальное – дома.

Я поднимаю взгляд, и мне кажется, что мою грудь кто-то сжимает, и я не могу дышать.

– Эйнсли, это...

– Иногда прошлое остается позади, а иногда нам нужно его навестить, потому что какая-то часть нас еще не зажила. Хотя это не твой день рождения и не выпечка твоей мамы, это кусочек нашей жизни, которым мы все еще можем наслаждаться. Я знаю, что эта статья – как будто возвращение назад, и все эти темы снова будут открыты, но, Леклан, ты должен знать, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе боль.

Я наклоняюсь вперед, беру ее руку в свою и нежно целую ее.

– Ради тебя я готов на все. Ты всегда была моей слабостью.

– Позволь мне стать твоей силой.

Я снова целую ее.

– Что ты хочешь знать? Я – открытая книга.

А потом у нас начинается самое длинное интервью в моей жизни.

Глава двадцатая

Леклан

– Можно я лягу попозже? – хнычет Роуз, когда я показываю пальцем в сторону ее комнаты.

– Нет.

– Но...

Я прерываю ее, прежде чем она успевает пустить в ход свои дурацкие доводы.

– Нет. Ты вчера допоздна засиделась после долгой тренировки, а завтра мы едем на Клубничный фестиваль, а потом на твои соревнования, – к моему ужасу.

Эйнсли объяснила Роуз, почему она пропустит соревнования по чирлидингу, и моя дочь решила, что если мы поедем все вместе, то никому не придется ничего пропускать. Таким образом, Эйнсли сможет помочь адмиралу после фестиваля, а утром мы первым делом отправимся на соревнования.

Протест мог бы сработать, если бы Эйнсли не объединилась с ней, а потом не прислала мне сообщение, в котором обещала, что сегодня вечером я могу делать с ней все, что захочу, если соглашусь.

Конечно, я согласился.

Как дурак. Но дурак, который будет очень счастлив через час или два.

– Ладно, – говорит она, выпятив нижнюю губу.

– Пойдем, почистим тебе зубы, и я почитаю тебе книжку.

– Эйнсли может это сделать?

– Что сделать? – спрашиваю я.

– Может ли она почитать мне сказку вечером?

Я бросаю взгляд на Эйнсли, которая улыбается.

– Если ты не против, я бы с удовольствием.

– Конечно, – быстро говорю я. Несмотря на то, что я всегда делаю это с Роуз, я не собираюсь жаловаться на то, что она подружилась с Эйнсли.

Эйнсли поворачивается к Роуз.

– Встретимся там, когда ты будешь готова.

Роуз спешит в свою комнату, чтобы переодеться, а затем в ванную, чтобы почистить зубы. Эйнсли подходит ближе, подталкивая меня бедром.

– У тебя есть какие-нибудь... планы на вечер?

Я наклоняюсь ближе.

– На тебя?

Она кивает.

– Думаю, половина удовольствия в том, чтобы заставить тебя ждать и гадать.

Если бы она только знала, какие у меня на нее планы, то, возможно, решила бы спать в другом месте.

Эйнсли улыбается.

– Половина удовольствия – наблюдать, как ты придумываешь план.

– Ты забываешь, что я знаю, как ты не любишь быть в неведении.

В этой договоренности есть свои плюсы. Во-первых, я очень хорошо ее знаю. У нас не так много секретов друг от друга. Теперь у нас их еще меньше.

В одном я уверен точно: Эйнсли не любит, когда ее оставляют в неведении. Она всегда хотела строить планы.

– Я поняла, что есть вещи, которые не стоит предугадывать.

Вода все еще течет, а значит, у меня есть несколько секунд, чтобы показать ей, насколько предвкушение может усилить то, что произойдет позже. Я перемещаю руку ей за спину, чтобы едва заметно провести большим пальцем по ее спине. Она вздрагивает, и я наклоняю свое лицо к ее лицу, где наши губы могут соприкоснуться, но я не делаю этого.

– Обещаю, что сегодня ночью тебе будет больно лишь от того, как долго ты будешь ждать, прежде чем я заставлю тебя кончить.

– Папа! Эйнсли! Я готова! – кричит Роуз, выбегая из ванной, и мы расходимся так быстро, как будто и не были вместе.