Нежданная смерть и любопытная леди - Бриджерс Генри

– Вы печатаете уже более двенадцати часов. Я бы решил, что вы тут умерли, если бы не стук машинки.

Такие предположения не очень-то вежливы – Доггер как-никак занимается похоронами отца. Неужто хочет одним махом разобраться со всеми Ласселсами? Дурацкая шутка, хорошо, что ее единственный адресат – я сама.

– Как вы видите, со мной все в порядке. Будьте добры, не входите больше в кабинет без стука. – На самом деле это не кабинет, а старая библиотека, всего их три – старая, испанская и главная, – но я не в том состоянии, чтобы читать Доггеру лекции по Харвуд-Хаусу. Я в состоянии лишь укусить его словесно пару раз.

– Я колотил в дверь около пяти минут. А у меня тяжелая рука.

Не знаю, хочет ли он устыдить меня этим замечанием, но в любом случае – затея провальная, кроме усталости, ничего не чувствую.

– Мне жаль, что заставила вас волноваться. Давайте пройдем на кухню и вы подробно расскажете, как продвигаются дела.

Я начинаю вставать и даже встаю, но меня чуть ведет в сторону, и рукой смахиваю со стола стопку листов – семьдесят три, если быть точной. Листы разлетаются по полу, успеваю заметить, как один проскальзывает под библиотечные ступени.

– Я помогу. – Доггер присаживается, ловко подбирает страницы, а я просто стою и смотрю – тянет виски, да, он прав – двенадцать часов слишком даже для меня. Наконец, семьдесят два листа зажаты в его руках растрепанной стопкой. Остается последний – улетевший под ступени, я иду вызволять его сама, а когда возвращаюсь – Доггер уже не здесь – смотрит на лист, глаза бегают по строчкам.

– Доггер?

– Откуда это у вас? – Вскидывает голову и переворачивает бумагу так, чтобы я увидела написанное. Это лист с цифрами – лежал на столе вместе с остальными, с ними же и упал.

– Он был в вещах отца. Боюсь, я не понимаю, что это.

– Там есть еще?

– Там? Нет, не думаю. Лежал на полке с пижамами, я внимательно все осмотрела. – Я забираю у него стопку и стараюсь выровнять, постукивая ею о стол. Хорошо, что имею привычку маркировать, не придется долго возиться с очередностью. – Вы понимаете, что это?

– Отведите меня в кабинет Агастуса.

– Зачем?

– Просто отведите меня в кабинет. Я расскажу после.

После чего? Такая странная фраза. Почему его так озадачили… Доггер не дает додумать – фамильярно хватает под локоть и аккуратно подталкивает к выходу. Да в самом деле! Что он там такого углядел, среди цифр, откуда такое нетерпение? Впрочем, когда человек во власти идеи – мешать ему расспросами – последнее дело, это я знаю по себе.

Идем в другое крыло, в китайский кабинет – недалеко от спальни отца – молча. Дом дремлет, в переходах темно, но сквозь высокие окна пассажа светит огрызок луны. Странно выглядят в расплывчатом свете китайские напольные вазы, как замершие в простенках гвардейцы, узор расплывается, стекает по фарфору. Удивительно, но нам встречается Милли – в такое-то время, – она обмахивает перьевой метелкой багеты картин – только нижние части, естественно, Милли не настолько исполнительна. Суета, вероятно, из-за завтрашнего события, я неоднократно говорила Ванессе, чтобы начинали подготавливать дом для прощания, но они оттягивали, явно не желая признавать очевидного. Доггер Милли не замечает – идет, уперев взгляд вперед и чуть выпятив нижнюю челюсть – живое воплощение Юнион Джека. А вот Милли замечает: приседает, видимо, в реверансе – больше походит на попытку изобразить прыжок кузнечика – и быстро убегает в коридор для слуг. Боится очередных ценных указаний по уборке. Ну-ну.

– А вот и…

Доггер не дослушивает, порывисто входит в мной открытую дверь – какая обходительность! – окидывает взглядом комнату, на секунду задерживается у китайского чиппендейловского кабинета – дверцы открыты, видно с десяток маленьких выдвижных ящичков. Отец пренебрежительно называл его складом для мелочи, откуда такая нелюбовь?.. Доггера кабинет тоже, судя по всему, не впечатляет – подходит к столу красного дерева эпохи регентства, – странно, что прижился именно здесь, впрочем… Дергает один из ящиков. Заперт.

– Дайте невидимку, я видел у вас в волосах.

Судя по суровому выражению лица, он не понимает, что проговорился. А может быть, и не проговорился, и я выдумываю, но хочется выбрать первый вариант – это приятно, маленькая компенсация за беспардонность у дверей.

– Вы хотите взломать стол? Это…

– Агата, я читал ваши книги. Холмски так виртуозно вскрывает замки, никогда не поверю, что вы сами этим не занимались. – Мне бы покраснеть от такого выпада, но я лишь чуть приподнимаю бровь. На самом деле, мы с Мэттью ковырялись в замках все детство напролет, ведь иначе было не заполучить предмет нашей тайной и постыдной страсти – плитки из конской мяты. – Так что давайте, а если боитесь, что поцарапаю, можете сами.

Я вынимаю невидимку из прически и молча протягиваю ему через стол. Доггер кивает и принимается за дело. Мне не видно подробностей со своей стороны Суэцкого канала, но «дело» занимает у него ровно три секунды, после чего выдвигает ящик и… Я опираюсь пальцами о стол, наклоняюсь вперед, чтобы лучше видеть. Замеряет высоту ящика расставленными пальцами. То же самое проделывает со следующим и еще одним, пока не доходит до последнего. Если судить по замерам, ящик не такой глубокий, как остальные. Доггер кивает сам себе, выдвигает ящик до конца и переворачивает над столом. Сыпятся скрепки, бумажки, стопка визитных карточек раскладывается веером. Что ж, если задачей было устроить бардак – задача выполнена, можем расходиться. Доггер ставит пустой ящик на стол прямо поверх канцелярской ерунды, сильно нажимает ладонью на дно, едва уловимо двигает рукой вверх и вынимает фанерку. Тайник. Однако.

– Агастус себе не изменяет. Раньше прятал так флягу.

Я в замешательстве. Он не говорил, как именно познакомился с отцом – получается, по работе?.. Отец служил во время войны в министерстве… А Доггер тогда… Не понимаю. Не понимаю, и с чего вдруг моему непьющему отцу прятать фляги. Но, видимо, пока вопросы останутся без ответов – Доггер выгребает из тайника листы – успеваю заметить, что на каждом из них все те же цифры через запятую – и поднимает, наконец, глаза на меня.

– Мне нужен «Гамлет» и «Потерянный рай». Вы можете посмотреть в библиотеке и принести их?

Шекспир? Либо у нас планируется заседание книжного клуба с булочками и чаем, либо книги необходимы, чтобы расшифровать код. Это ведь он, верно?.. Но отец… даже кроссворды ненавидел, считал пустой тратой времени и всегда фыркал, если замечал, что сижу с карандашом и «Таймс».

– Это шифровка?

– Принесите книги.

Доггер говорит холодно, на грани грубости.

– Я должна…

– Не должны. Не спорьте. Принесите книги, – неожиданно смягчается, опускает глаза на учиненный им же беспорядок и продолжает почти извиняющимся тоном: – Миссис Тернер оставила вам пирог на кухне. Не знаю, с чем он, но выглядит вкусно.

Что-то было в Доггере такое… знакомое?.. За секунду до нелепой фразы про пирог. Точно. Отец так говорил по телефону – тихо, чтобы никто не услышал, но интонацию не спрятать так же легко, как слова. Безапелляционность. Стоило ему чуть замешать ее в дифтонги, и уже никто не смел возражать. Даже я. Потом отец заболел и безапелляционность растворилась – в легких стало слишком мало воздуха для нее. Я киваю, разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Дверь за моей спиной тут же захлопывается, в замке проворачивается ключ. Не верю своим ушам. Я, конечно, все понимаю – безапелляционность, холодность, мужские дела, но…

– Доггер, на всякий случай, вы только что выставили меня из кабинета моего покойного отца в моем доме!

– Книги!

Каков наглец. Но решительный настрой странным образом мне импонирует. Книги точно есть в нашей библиотеке. Харвуд-Хаус – старый дом, а старые дома, как известно, без Шекспира не выживают.

В предвкушении того, что вот-вот получу доступ к тайне, настойчиво дергаю пару раз ручку. Дверь открывается, Доггер ловко выхватывает книги у меня из рук и снова захлопывает створку. И снова поворачивает ключ.