Спецназ. Притворись моим (СИ) - Алекс Коваль

А сам Никита…

— Пс-с, — тычет меня пальцем в бок, привлекая мое внимание. — Приятно, что наконец-то объектом постыдных историй стал не я, — шепчет с мордой довольного кота.

— Подожди, еще не вечер. Родителям нужно просто вкинуть нужное слово в нужный момент.

— Не смей, Агапова! — обхватывает костяшками среднего и указательного пальца мой нос.

— А то что? — шепчу хитро.

— Отшлепаю, — обещает одними губами.

— Звучит… заманчиво!

Мы обмениваемся многозначительными взглядами, обещая друг другу еще одну безумно прекрасную ночь. Никита улыбается. У меня в животе начинают порхать бабочки. Но они тут же дохнут, стоит мне только краем уха услышать брошенное мамой:

— Вы уже думали, где будете играть свою свадьбу, дети? В Питере или в Челябинске?

Сотников откашливается, поперхнувшись.

Я морщусь.

В какой-то момент ворота в первый круг ада захлопнулись и открылись во второй?

— Свадьбу? Мам, притормози. Рано говорить о свадьбе.

— Почему? Разве Никита еще не сделал тебе предложение?

— Эм…

— Пока нет, — приходит мне на выручку Сотников. — Но мы в процессе, Любовь Павловна. Не переживайте.

Я виновато опускаю взгляд в свою тарелку. Вяло гоняю ложкой последний пельмень в бульоне. Ох, Ира! Опять ему приходится врать из-за тебя! Какой я все-таки ужасный человек.

Ловлю на себе взгляд Светланы Александровны. Виновато улыбаюсь. Она ведь знает правду. Ей, должно быть, как и нам, неловко от вранья. Мы, конечно, сегодня были пойманы за поцелуем. Но он ровным счетом ничего не значит. Мы просто дурачились. Не более. Ведь так?

— В процессе — это хорошо, — говорит папа. — Никогда не понимал пары, которые встречаются годами. Тут либо вы хотите быть вместе и идете в ЗАГС, либо нет. Третьего не дано.

— Это прошлый век, пап, — вступаюсь я. — В наше время никто не бежит сломя голову в ЗАГС. Многие люди годами живут в гражданском браке и ничего.

— И что это? — отмахивается отец. — Глупость этот ваш гражданский брак! И отношения не отношения, и семья не семья.

— Штамп в паспорте ничего не решает.

— Решает серьезность намерений, дочь. И если парень готов отвести тебя в ЗАГС и поставить в своем паспорте этот дурацкий штамп — то он настроен чертовски серьезно. Так что, Никита, ты — хороший парень. И не заставляй меня в тебе разочароваться, — машет пальцем в сторону Сотникова отец.

— Если вдруг у нас что-то не сложится и мы не дойдем до загса, Никита не перестанет быть хорошим парнем.

— Для меня перестанет.

— У него масса достоинств.

— Да, но моя дочь — его главное достоинство.

— Да хватит накидывать на него ответственность! — вспыхиваю я, роняя ложку.

За столом виснет угрюмое молчание.

— У вас что-то случилось? — осторожно интересуется мама.

— Ничего у нас не случилось. Просто мы не обязаны расписываться только потому, что вам этого захотелось!

— Ира, на что ты злишься?

— Дочь, что происходит?

— Да просто… — начинаю я, но Сотников толкает меня коленом в колено. Я физически чувствую его взгляд, проживающий мой висок и требующий оглянуться. Посмотреть на него.

Я не смотрю. Потому что знаю, что он снова все «проглотит». Ситуацию, в которой он оказался из-за меня, «проглотит». Очередную порцию лжи «проглотит». А я, блин, этого больше не хочу!

Я перевожу взгляд с мамы на папу, ненавидя себя в этот момент. За ту огромную паутину лжи, которую сплела и в которую втянула всех дорогих и близких сердцу людей. Они ведь верят!

Я начинаю заводиться.

— Кхм, — откашливается Никита, обнимая меня и успокаивающе растирая ладонью плечо. — Не переживайте, Валерий Семенович, я вас услышал. Уверяю, мои намерения в отношении вашей дочери, как никогда раньше в моей жизни, серьезные, — говорит ровно и непреклонно, что заставляет меня вскинуть на него свой взгляд. — Просто дайте нам время самим разобраться с чувствами, что так неожиданно на нас обрушились.

— Да, — примирительно говорит Светлана Александровна, — всему свое время. Не будем на детей давить. А то еще спугнем судьбу ненароком! — улыбается, слегка сжимая мое колено под столом. — Как насчет чая с тортиком?

Таким образом все мы съезжаем с неловкой темы, а на кухне начинается суета. Папа выходит перекурить. Мама и Светлана Александровна убирают грязную посуду и ставят чайник, снова переключаясь на обсуждение общих знакомых.

Я поднимаюсь из-за стола и тяну Никиту за руку. Ловлю его взгляд. Киваю головой, молча прося выйти.

Мы за руку идем в гостиную, где красиво мигают разноцветные лампочки подвешенной нами гирлянды. Без звука работает телевизор. И тихо тикают настенные часы.

Сейчас бы вдвоем, под пледик, на этот диван и посмотреть черно-белый ретро-фильм. Целуясь и обнимаясь. Без лжи и фальши. Как в отеле. Там мы могли быть самими собой.

— Детка, что происходит? — проходит ладонями по моей попе и привлекает меня к себе Сотников, заставляя приблизиться.

— А что происходит? — спрашиваю я.

— Ты после похода в магазин сама не своя. Я не понимаю такой перемены в твоем настроении.

— Просто я устала.

— Скажи, чем я могу тебе помочь?

— Обними и поцелуй.

— Это поможет?

— Думаю… да.

Никита улыбается и сжимает меня в своих объятиях. Медленно приближает лицо к моему. Замирает в паре миллиметров, воруя мой взволнованный вздох. А затем нежно прижимается губами к моим губам. Позволяет нам обоим замереть и впитать каждой клеточкой это легкое прикосновение и глубокое единение. Выждав пару мгновений, отстраняется и целует снова. Снова. И снова. Каждый раз едва двигает губами, сминая мои. Словно показывая, что никто ни на кого не давит. Никакого напора. Все исключительно по воле собственного выбора.

Но это ведь не так?

Никита отстраняется, и ровно в этот момент я принимаю решение. Важное для нас обоих. Касаюсь пальчиками его припухших губ, говоря:

— Я думаю, тебе нужно сегодня остаться у мамы, Никит.

— Что? — хрипло посмеивается мой боец. — Выгоняешь из своей постели, Агапова?

— Я серьезно. Она по тебе соскучилась. А из-за меня ты не можешь уделить ей достаточно времени. От этого я чувствую себя ужасно. Так быть не должно.

— Останемся вместе.

— Нет. Вам надо побыть вдвоем.

— А ты?

— А я поеду и проведу время со своими родителями.

— Ириска, что ты задумала?

— Ничего.

— Врешь.

— Посмотри в эти глаза, Сотников, разве они могут тебе врать? — хитро прищуриваюсь я, молясь всем богам, чтобы этот чуткий мужчина не учуял подвоха.

— Честнее в жизни не видел! — смеется Никита.

— Твоей маме будет приятно. Правда.

— Наверное. Ты женщина, тебе виднее. Но я не уверен, что смогу этой ночью уснуть.

— Почему?

— За последние три дня у меня выработалась вредная привычка — тискать одну сладкую девочку перед сном. Нарушение ритуала — прямой путь к бессоннице. Ты обрекаешь меня на недосып.

— Для того чтобы привычка выработалась, нужен двадцать один день, умник! — хмыкаю я.

— О, с тобой одна ночь идет за семь.

— Мне воспринимать это как комплимент?

— Исключительно.

Я улыбаюсь и, привстав на цыпочки, чмокаю мужчину в уголок губ. Колючий подбородок. В кадык. И ямочку на шее. Втягиваю носом его запах, который за последнюю неделю уже, кажется, стал таким родным и прочно смешался с моим. Прижимаюсь к крепкой и широкой груди. Не только телом, но и душой. Под плавные поглаживания Сотникова по спине зажмуриваюсь.

— Я буду скучать, Никит…

— Оставайся. Или позволь мне поехать с тобой к твоим родителям.

— Нет. Тебе нужно…

— Тоже поскучать?

— И это тоже.

— Но мы ведь завтра наверстаем, да, Ириска? Мне будут нужны объятия и поцелуи, умноженные на два.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Дети, — слышим шуршание тапочек за спиной и оглядываемся. — Ой, опять помешала? — смущенно улыбается мама Сотникова. — Идем пить чай, пока не остыл. Сынок, приоткрой балконную дверь на проветривание, а то что-то душно дома. И давайте, давайте, обратно к столу!