Слишком хорошо (ЛП) - Коринн Майклс

– Пожалуйста, арестуй меня.

– Если бы я мог, я бы арестовал, – я продолжаю рассказывать Роуз остальную часть истории. – Потом мы гуляли на фестивале, где ты все время чувствовала себя дерьмово, и нам приходилось пропускать все веселые мероприятия, потому что ты плакала, что у тебя так сильно болит живот и тебе нужно прилечь.

Она скрещивает руки на груди.

– Ложь. Вы с Каспианом постоянно наполняли мою корзинку, пока мы шли, а потом заставили меня кататься на этом ужасном крутящемся и вертящемся аттракционе, – она понижает голос до зеркального отражения моего.

– Пойдем, Эйнсли, все большие дети катаются на аттракционах.

Ладно, может быть, мы и сделали это раз или два, но только потому, что она постоянно говорила и рассказывала нам, как мы должны катать ее на аттракционах. По крайней мере, если она ела ягоды, она была спокойна, и мы могли планировать, как ее бросить.

Это был не мой звездный час, но мне было двенадцать, так что... Я даю себе поблажку.

– А ты продолжала их есть, – напоминаю я ей.

– Ты был грубым и – я повторяю это снова – раздражающим.

– Да, а ты просто...

– Восхитительная, – заканчивает она.

– Ты продолжаешь говорить это, а я все думаю, знаешь ли ты определение этого слова.

Эйнсли высовывает язык, а Роуз хихикает.

– Папочка, я не хочу, чтобы мне было плохо.

– Нет, детка, я не заставлю тебя их есть. Мы заставим Эйнсли съесть их снова, чтобы она вспомнила, как сильно она любит клубнику.

– Или... – Эйнсли вытягивает слово. – Мы можем заставить твоего папу съесть их все и посмотреть, не станет ли ему плохо. Как ты думаешь?

Роуз поджимает губы, и я делаю вдох.

– Эй! Я думал, ты на моей стороне?

Она хихикает.

– Как насчет того, чтобы никому не стало плохо? И мы будем кататься на аттракционах? И съедим торт и клубнику?

Мы с Эйнсли смотрим друг на друга.

– Звучит идеально.

Следующие два часа мы едем на машине, делая три остановки, потому что Эйнсли захотелось газировки, потом в туалет. В последний раз она решила, что оставила кошелек на предыдущей остановке, но это было не так. С тех пор Роуз безостановочно болтала с очень внимательной Эйнсли.

– А потом Рикки рассказала Веронике, которая сказала Мэдди, что я ей не очень-то нравлюсь. Она мне нравилась, но она была груба со мной, так что теперь она мне не нравится. Но я люблю Мэдди, она моя подруга, – Роуз переходит к следующей теме.

– Вау, но, может быть, Рикки этого не говорила. Ты спросила ее?

Роуз тяжело вздыхает.

– Нет.

– Я понимаю, что это задело твои чувства, но что, если она сказала, что не любит розы, а не Роуз Уэст?

Моя дочь, кажется, размышляет над этим, а потом пожимает плечами.

– Я поговорю с ней.

Эйнсли с улыбкой смотрит на меня.

– А ты говорил, что я угроза. Ха!

– Ты и есть угроза. Вы обе.

Эйнсли и Роуз обмениваются рукопожатием.

Мы направляемся к мосту-тоннелю, который восхищает Роуз больше всего на свете.

– Это корабли, папочка?

– Да.

– А ты знаешь, что мой папа и твой дедушка были на этих кораблях? – спрашивает Эйнсли.

– Были? – голос Роуз повышается. – Я этого не знала!

Эйнсли на секунду смотрит на меня, в ее глазах мелькает разочарование, но потом оно исчезает, и она снова поворачивается к Роуз.

– Когда мы были маленькими, нам разрешали подняться на борт и посмотреть на корабль. Однажды мне удалось прокатиться на нем.

Да, круиз, который стал для меня настоящим адом. Я ненавижу океан, и три дня я был заперт в металлической банке, бесцельно плавая. Может быть, бесцельно – это сильно сказано, но мне так показалось. Единственным светлым пятном было то, что Эйнсли и Каспиан тоже были там. Их отец хотел начать программу, в рамках которой семьи военных моряков могли бы увидеть и испытать то, что делают они сами. Поскольку ее отец был адмиралом, мой отец оказался в очереди и стал капитаном корабля, который управлял программой. Это означало, что у моей семьи не было другого выбора, кроме как поехать, потому что нас учили быть лидерами. Мы ели на камбузе, работали на разных работах с моряками, которые точно не хотели там находиться, и управляли кораблем.

– Папочка, можно мы скажем дедушке, что я хочу покататься на корабле?

Мышцы в моей груди сжимаются при одной мысли о разговоре с отцом. Он звонит, присылает подарки для Роуз и оставляет длинные сообщения с просьбой выслушать его.

Мне не нужно ничего выслушивать. Именно из-за него моя мать решила покинуть этот мир. У нее не было сил бороться, а все потому, что он бросил ее задолго до того, как она заболела.

А это значит, что он бросил меня и Роуз.

Так что нет, мне не нужно слушать всякую чушь.

Эйнсли вклинивается.

– Знаете что? Мы можем попросить моего папу. У него здесь еще много друзей.

– Мы не пойдем к адмиралу, только ты.

Мы ни за что не поедем в дом ее отца, учитывая предстоящий сюрприз.

Она пожимает плечами.

– Если вы в городе, было бы невежливо не заглянуть к нему. Он хочет видеть вас обоих.

Я сжимаю челюсть, потому что если я это сделаю, то испорчу сюрприз. Кроме того, меньше всего мне хочется заходить в наши старые дома. Мой отец наверняка будет там, и тогда у меня не останется выбора, кроме как поговорить с ним.

– Нет, у нас нет времени. Нам нужно успеть собрать клубнику, пока она вся не пропала. Может, тебе стоит позвонить ему и попросить встретить нас там, – предлагаю я.

Она фыркает.

– Учитывая, что я остаюсь там на ночь, в этом нет особого смысла. Кроме того, я сказала, что мы приедем к ужину.

– Правда?

– Я хочу увидеть адмирала, – говорит Роуз, скрещивая руки на груди. – Я хочу покататься на лодке.

– На корабле, – мы оба одновременно поправляем ее и смеемся.

Мы поговорим обо всем этом позже.

– Почему бы тебе не рассказать Эйнсли о своем учителе, – предлагаю я, оставляя пока эту тему.

Роуз соглашается и рассказывает ей о своих друзьях, классе и о том, что Бриггс теперь ее друг и больше не ведет себя глупо.

Мы въезжаем в пределы города Пунго и словно переносимся в прошлое. Ничего не изменилось. Повсюду клубничные поля, а вокруг ходят люди, собирают ягоды и направляются туда, где проходит фестиваль.

– Ладно, давайте составим план, – говорит Эйнсли. – Я предлагаю сначала покататься на аттракционах, потом собирать ягоды, а потом есть.

– Ни в коем случае. У нас мало времени, и мы приехали за клубникой. Если ты помнишь, эти люди занимают очередь заранее и всегда получают самые хорошие ягоды. Мы должны собирать первыми по нескольким причинам.

Она поджимает губы.

– Это уловка. Я чувствую это.

– Обещаю, что это не так.

Это действительно так. Через две минуты ее ждет большой сюрприз.

Я следую за очередью к стоянке и незаметно отправляю сообщение, пока она мажет Роуз солнцезащитным кремом.

Я: Мы здесь, встречаемся у главного входа.

Я убираю телефон в карман, не дожидаясь ответа, и иду к входу. Мы стоим здесь, Эйнсли держит Роуз за руку, и на мгновение я вижу, какой была бы наша жизнь втроем.

Эйнсли пишет на заднем крыльце, Роуз играет на улице, пока я работаю во дворе. Потом мы бы ели, укладывали Роуз спать, а я бы делал Эйнсли очень счастливой ночью.

Чей-то голос прерывает мои глупые фантазии.

– Простите, у вас нет пакетика для рвоты? Моя сестра склонна к рвоте на таких мероприятиях.

Эйнсли оборачивается, широко раскрыв глаза.

– Каспиан!

– Эй, Ягодка!

Она бросается в объятия брата, и он смеется, делая несколько шагов назад после ее нападения.

– Полегче, маньячка.

Она смеется и отступает назад.

– Что ты здесь делаешь?

– Я приехал повидать свою младшую сестру и... – Каспиан смотрит на подпрыгивающую Роуз. – Я приехал, чтобы увидеть эту малышку!

Он поднимает ее на руки, обнимает, и она хихикает.

– Я скучала по тебе, дядя Каспиан!

– Я скучал по тебе еще больше!