«Черт, Бармин, — прошептал он сам себе, — ты окончательно и бесповоротно свихнулся» .
Но почему-то мысль об этом не вызывала у него никакого беспокойства.
Глава 24: Почти признание
Неделя, последовавшая за «инцидентом с платком» в комнате для ксерокса, пролетела в «Альфа-Консалтинг» как один сплошной, слегка размытый день. Офисная жизнь, как огромный механизм, поглотила всех обратно, заставив забыть о минутных слабостях и личных драмах. Годовые отчеты были благополучно сданы, планы на следующий год утверждены, и в воздухе уже витало предвкушение новогодних каникул — это сладкое чувство всеобщего, молчаливого сговора о временном прекращении боевых действий.
Но для Глеба Бармина и Ларисы Орловой что-то изменилось. Не глобально, а тонко, на молекулярном уровне. Их взаимодействие потеряло прежнюю ядовитую остроту. Взгляды, которыми они обменивались на совещаниях, были все еще острыми, но в них теперь читалось не только взаимное уничтожение, но и… узнавание. Они видели друг в друге не только противников, но и союзников в битве под названием «родительство».
Ситуация с Артемом и Софией, к всеобщему удивлению, разрешилась. Глеб, следуя совету Ларисы, поговорил с сыном не как суровый судья, а как такой же, в прошлом, неуверенный подросток. Они не говорили о чувствах — оба Бармина были к этому органически не способны. Они говорили о стратегии. О том, как превратить поражение в тактическую победу. Артем, вдохновленный неожиданной поддержкой отца, не стал замыкаться. Вместо этого он, по совету Глеба (который, в свою очередь, пересказал идею Ларисы), подошел к Софии и сказал нечто вроде: «Слушай, это все идиоты. Давай не будем как они. Давай сделаем тот самый совместный проект по истории, о котором говорили. И пусть они подавятся своей злобой».
София, которой к тому моменту мама тоже провела аналогичную беседу (но с акцентом на «мужчины все тряпки, но некоторые бывают милыми тряпками»), после недолгого кокетливого сопротивления согласилась. Дети погрузились в работу над своим проектом с таким энтузиазмом, что злорадные сплетни одноклассников потонули в звуках их жарких споров о достоверности исторических источников.
Глеб наблюдал за этим и чувствовал странное, непривычное для себя чувство — отеческую гордость, смешанную с чем-то вроде благодарности. Благодарности к той самой женщине, чей совет сработал. Которая видела выход там, где он видел только стену.
Именно это чувство и привело его в пятницу вечером к двери кабинета Ларисы. Большинство сотрудников уже разошлись, в коридорах царила редкая тишина, нарушаемая лишь гулом уборщицы где-то вдалеке. Лариса еще сидела за компьютером, дописывая последние комментарии к бюджету на следующий квартал. На ней не было пиджака, и строгая блузка подчеркивала усталую грацию ее плеч.
Глеб постучал костяшками пальцев в притворенную дверь. Лариса вздрогнула и подняла голову. Увидев его, она на мгновение замерла, словно ожидая привычной атаки.
— Глеб Викторович? — в ее голосе прозвучал вопрос.
— Задерживаетесь? — спросил он, входя и останавливаясь напротив ее стола. Он казался немного неуклюжим, что было для него крайне несвойственно.
— Заканчиваю, — она отложила мышь. — Что-то случилось?
— Нет. Наоборот. — Он сделал паузу, собираясь с мыслями. «Просто хочу сказать спасибо за совет. Он сработал. Артем и ваша дочь теперь неразлучны за созданием какого-то виртуального Акрополя» . Звучало идиотски. — Я хотел… поблагодарить вас. За ту ситуацию. С Артемом.
— А, — она кивнула, и ее лицо смягчилось. — Я рада, что все уладилось. София тоже вроде пришла в себя.
— Да, — он снова запнулся. И затем, набравшись смелости, выпалил заготовленную фразу: — В знак благодарности… я хотел бы пригласить вас на ужин.
В кабинете повисла гробовая тишина. Лариса смотрела на него, явно пытаясь понять, не скрывается ли за этим предложением какая-то подоплека. Новый виток войны? Изощренная насмешка?
— На ужин? — переспросила она с предельной осторожностью. — Вы имеете в виду… рабочее совещание по поводу кадровой политики в ресторане? Или…
— Нет, — он перебил ее, и его голос прозвучал тверже. — Не рабочее. Просто ужин. Без папок, без отчетов, без KPI. Как… два человека, которые помогли друг другу в нерабочей ситуации.
Он сам удивился своей формулировке. Но она прозвучала искренне.
Лариса медленно откинулась на спинку кресла, изучая его. Она видела его смущение, его непривычную неуверенность. И это обезоруживало сильнее любой уверенности.
— Глеб Викторович, я… — она искала причину для отказа. Весь ее внутренний «грымзовский» кодекс кричал, что это плохая идея. Очень плохая. Но почему-то вспомнился теплый картонный стаканчик в руке и запах его платка. — Я не уверена, что это хорошая идея, — сказала она наконец, но уже без прежней жесткости.
— Это не идея, — парировал он, нащупав наконец почву под ногами. — Это предложение. Один вечер. В знак благодарности. Или вы боитесь, что нам будет не о чем говорить, кроме работы? — в его голосе снова зазвучал легкий, почти неуловимый вызов.
Это сработало. Ее гордость дрогнула.
— Я ничего не боюсь, Глеб Викторович, — ответила она, поднимая подбородок. — Особенно светской беседы.
— Тогда я заеду за вами в восемь? — он быстро подхватил, не давая ей передумать.
Она взглянула на часы, потом на свой незаконченный отчет. Потом снова на него. И кивнула. Всего один раз, коротко и решительно.
— В восемь. Я дам вам адрес.
Он кивнул в ответ, развернулся и вышел, оставив ее сидеть в полной тишине с одним-единственным вопросом в голове: «И что, черт возьми, я только что наделала?»
Ровно в восемь его черный седан остановился у ее дома. Лариса вышла из подъезда, и он на мгновение задержал на ней взгляд. Она была не в строгом костюме, а в темном, облегающем платье, накинув поверх элегантное пальто. Волосы были распущены по плечам, смягчая ее обычно резкие черты. Она выглядела… потрясающе. И он, к своему удивлению, почувствовал легкую нервозность.
Вечер прошел на удивление… легко. Он заказал столик в небольшом, но уютном итальянском ресторанчике, где не было шумных компаний и назойливых официантов. Первые пятнадцать минут были немного натянутыми. Они говорили о погоде, о предстоящих праздниках, о сложностях выбора подарков сотрудникам. Но потом, после бокала вина, лед начал таять.
Они не говорили о работе. Совсем. Говорили о книгах. Оказалось, они оба ненавидят один и тот же бестселлер про бизнес-коучинг и оба обожают старого, малопопулярного фантаста. Говорили о путешествиях. Глеб, к удивлению Ларисы, оказался фанатом горных походов, а не пятизвездочных отелей. Она же призналась, что втайне мечтает проехать на мотоцикле по пустыне, но боится, что не совладает с рулем.
Они смеялись. Это было самым странным. Глеб Бармин смеялся — не едкой, саркастичной усмешкой, а настоящим, глубинным смехом, когда она рассказала ему историю о том, как София в пять лет пыталась «оптимизировать» процесс поедания супа, смешав все в одну тарелку, чтобы «съесть за один раз». А он, в ответ, рассказал, как Артем в том же возрасте пытался «автоматизировать» полив цветов, подключив к лейке всевозможные провода и приводя в ужас домработницу.
Лариса смотрела на него и видела другого человека. Не «Узурпатора», а умного, интересного мужчину с чувством юмора и неожиданно глубоким взглядом на жизнь. Он слушал ее внимательно, не перебивая, и задавал вопросы, которые показывали, что ему действительно интересно.
Он, в свою очередь, видел не «Грымзу», а красивую, остроумную женщину с блестящим умом и… уставшими, но добрыми глазами. Он ловил себя на том, что хочет продлить этот вечер, хочет услышать еще одну ее историю, еще одно ее мнение.
Когда подали десерт — тирамису, который они, к своему обоюдному удивлению, оба обожали, — наступила уютная тишина, полная понимания, а не неловкости.
— Знаете, Лариса, — начал он, откладывая ложку. — Я…
