Капкан на прокурора (СИ) - Тимофеева Ольга Вячеславовна

— Какие слова я говорил? — Ни хрена не помню, но что-то ее задело.

— Вероятно таких, которых сегодня не вспомнишь и не скажешь! — Она не смотрит в глаза, трет уголки глаз тыльной стороной ладони. — Уходи уже, нормально со мной все.

Мне говорит, но зла будто на весь мир. Я просто сейчас представитель Зла у нее на переговорах.

— Я не хочу вот так уходить, оставлять тебя в таком состоянии.

Делаю к ней еще шаг, громила-кот поднимается и возникает между нами. Защищает от меня что ли?

— Нормальное у меня состояние. Просто ты бесишь жутко.

Я отодвигаю кота ногой в сторону и притягиваю Сашу к себе. Крепко сжимаю. Она не отталкивает, но теплоты и желания от нее не исходит. Как статую обнимаю. А она искусственно подчиняется тому, что делаю.

— Юр, договор был до Нового года. Он прошел уже. — Вот сейчас надо об этом напоминать?! — Теперь я могу тебя спрашивать обо всем? — Я, блядь, знаю, о чем она будет спрашивать. Молчу. — Как мне помочь отцу?

Вот и вернулись туда, откуда начали. Отпускаю ее и отстраняюсь.

— Ты спала со мной, чтобы поближе подобраться и выяснить это? — Знаю, что нет. Но натура такая. Вопросы в лоб. Как на допросе.

Саша округляет глаза и щурится.

— Да, а еще я тебе подливала в кофе возбудитель, я выключала на свадьбе свет, я привязывала тебя и пихала насильно свой язык тебе в рот, я сняла тебе номер в отеле, чтобы ты не уезжал.

Сколько раз она проговаривала про себя эту речь не знаю, но выдает без запинки.

— Что ты от меня ждешь? Оправдания его действиям? Знаешь, яблоко от яблони и все такое… Я не сужу о людях по их родственникам. Ты хорошая, но твой отец — преступник.

— Мой папа не убийца, не маньяк и даже не вор. Просто так получилось. Ты даже не выслушал меня.

— У тебя есть доказательства? — Саша молчит. — Я не могу просто снять обвинение. Мне нужно отсутствие улик и фактов. А они есть. Нельзя их просто стереть и сказать, что это ложь. Если твой отец не виноват, пусть адвокат докажет это.

— Всегда можно что-то придумать. Если захотеть. Но тебе хочется только выслужиться. Что, звездочку еще одну дадут? Или повысят?

В десяточку попадает. Как будто в курсе. Она не может быть в курсе.

— Я так и думала. Ты делаешь только то, что хочешь ты, когда хочешь ты. Что выгодно тебе. Приходишь, уходишь, берешь, отталкиваешь. О том, что вокруг тебя тоже люди, и что у них есть желания и проблемы, ты не думаешь.

— Я извинился.

— Это слова. Только слова. На деле ты все равно поступаешь так, как удобно тебе. — Стою. Держусь. Уйду, больше поводов вернуться не будет. Сам я не приеду. Свадьба позади. — У тебя есть только ты и твой чертов закон. С ним трахайся. Не приезжай больше, хорошо? — Обходит меня и открывает дверь. — Будущего у нас все равно никакого нет, сам понимаешь почему. — Молча слушаю ее. Жду, когда выговорится. От моей реакции она закипает еще больше. — Я не проститутка, помогать тебе снимать напряжение, — толкает в грудь, — у вас там в прокуратуре, похоже, с этим проблем нет. Уходи, Домбровский. И дорогу сюда забудь! Встретимся в суде.

Выталкивает и захлопывает за мной дверь.

Тело сводит, каждая мышца напрягается. Стою. Осмысливаю ее слова. Бахнуло, так бахнуло.

В сердце ныть начинает. Подталкивает вернуться. Но доверять механической мышце глупо. Так как мозг просчитать все на двести шагов вперед сердце никогда не сможет.

Это тупой механизм для перекачки крови. В голове вся логика и жизнь протекает. Ее надо слушать.

Спускаюсь пешком по лестнице, сажусь в машину, смотрю на Сашины окна.

Все правильно она сделала. Сказала чушь, но сделала все правильно. Остался бы, сделал еще больнее.

Завести машину, тронуться и уехать. Но я, как прибитый, не могу этого сделать.

Не понимаю потому что! Я с самого начала знал, что ей от меня надо. Знал, что не упустит возможность.

А она не воспользовалась тем джокером, что ей выпал. Она бы не решила этим свою проблему, но могла подставить меня. И не один раз. Почему не сделала?

А мне после этого участвовать против нее в суде и выносить обвинение ее отцу?

Домбровский, ты переплюнул сам себя. Поздравляю.

Завожу двигатель, но пробегаюсь взглядом вверх на ее окна.

Супер. На подоконнике уже кот, смотрит вниз. Вот чтоб он понимал, мохнатое чудовище.

Прикольный, конечно, жаль, больше не увидимся.

Лена

— Привет, чего глаза заплаканные? — Ко мне заходит Антонов, я сдвигаю папку с документами на заявление об увольнении. Уходить с таким позором не хочется. И, прежде, чем все узнают, мне надо придумать правдоподобную ложь.

— Так… что ты хотел?

— Документы надо отправить.

— Хорошо, оставляй.

— Так что случилось, — садится на край стола и кивает.

Я смотрю на папку с документами, из-под которой виднеется уголок моего заявления. Он сам сдвигает папку и пробегается по тексту.

— Увольняешься?

— Меня заставляют, — выдыхаю от безысходности.

— Кто?

— Домбровский.

— С чего это?

— Я накосячила. Если не уволюсь, он напишет на меня заявление.

— А что ты сделала? Может, все не так и страшно? Рассказывай.

Качаю головой, я не могу. Чтобы слухи о моем позоре расползлись, как черви после дождя везде.

— Он скоро тут работать не будет, так что есть варианты, но ты должна мне все рассказать.

— В смысле, не будет?

— Не важно. Так что? Ты немного поможешь мне, я попробую помочь тебе сохранить работу. Какие у него доказательства.

— Он записал наш разговор на телефон.

— Аудио? Видео?

— Аудио.

— Хм. Аудиозапись с телефона должна быть получена законным путем. Информация о частной жизни лица, полученная помимо его воли, не может служить надлежащим доказательством в каком-либо деле. Кроме того, у суда не должно возникнуть сомнений в подлинности записи. Поэтому, — он усмехается, ведет языком по внутренней стороне щеки, — решим твою проблему, Ленок.

— Что я должна делать?

— После работы встретимся, поговорим. А пока… пока напиши заявление на увольнение.

— Зачем? — смотрю на него. Антонов спокойно говорит, уверенно.

— Делай, что говорю. Так быстро тебя не уволят, а Домбровский пусть думает, что все так, как он задумал.

Глава 24. Саша

Аппетит уже сутки как объявил голодовку.

Заглядываю в холодильник и вдыхаю аромат борща, блинчиков с творогом, даже драников зачем-то нажарила. Вчера, чтобы успокоиться, решила наготовить еды. Наготовила. Только так ничего и не съела.

Надо Онежу позвать в гости с Катей. Накормить их. Хотя они тоже столько не съедят. Можно еще и Егора позвать.

За Егором воспоминание вытягивает и Юру. Как за репкой выстроились ко мне в гости.

Морщусь и с силой захлопываю дверцу, отчего холодильник потряхивает.

Пусть портится лучше, но ноги прокурорской не будет в моей кухне.

От резкого движения запястье начинает ныть. Я растираю больной сустав и осматриваю чисто убранную кухню. Я и ее выдраила вчера. Думала, уберусь в квартире — уберусь в душе. Но, к сожалению, таких моющих, чтобы очистить чувства, еще не придумали.

Завтра на работу. Рука болит не критично, но под нагрузкой разболится сильнее. Это точно.

Прихрамывая, иду в спальню за телефоном и набираю врача.

— Валера, привет.

— Да, Саша, здравствуй.

— Валер, а упала позавчера, вроде не сильно, но нога ноет и рука. Я не смогу выйти на смену. Можешь мне больничный открыть?

— Могу, но тебе надо приехать. Надо осмотреть, снимок сделать. Это не шутки, Саш.

— Нет там переломов, я же знаю состояние, когда все хреново. Просто ударилась сильно.

— Переломов у нее нет. Давай, бери такси и приезжай. Открою тебе больничный, но после осмотра.

Вдыхаю и выдыхаю. Ехать я не хочу. Но и понимаю, что работать будет сложно. Мне не только уколы ставить и карточки заполнять. Иногда надо кого придержать, отвезти. Медсестре, как и врачу, нужны обе руки.