— Прошу, — сказала Лариса, делая шаг назад и демонстрируя жестом «после вас».
— Нет, я… я не очень хочу, — соврал Глеб, у которого внутри все замирало от этого дурацкого, мимолетного касания. — Просто… проверял, чисто ли.
— Кофемашину? — не удержалась от сарказма Лариса. — Лично? Без службы эксплуатации? Нашли нарушения? Может, составлю протокол?
Он метнул на нее взгляд. В ее глазах читалась та же усталость, что и у него, и то же глупое, неловкое напряжение.
— Шутки у вас, Лариса Дмитриевна, специфические, — процедил он. — Как ваш… проект? Готовите мне новую порцию «революционных преобразований»?
— Готовлю, — парировала она, наливая себе кофе с таким видом, будто наливала яд. — Обещаю, вам будет что критиковать. Материала — вагон.
— Не сомневаюсь, — он скрестил руки на груди, принимая оборонительную позу. — Вы же мастер по созданию проблем на ровном месте.
— А вы — по их бестолковому решению, — выпалила она, и тут же пожалела. Это было уже слишком. По-старому. Глупо.
Он не закричал. Не набросился. Он просто посмотрел на нее. Долгим, тяжелым взглядом, в котором читалась не злость, а какая-то непонятная усталая досада.
— Знаете, Орлова, — сказал он тихо, — иногда мне кажется, что единственная проблема, которую я не могу решить… это вы.
И, развернувшись, он ушел по коридору, оставив ее одну с дымящейся чашкой кофе и полной грудой внезапно нахлынувшего, абсолютно нерабочего смятения.
Лариса стояла, как вкопанная, и смотрела ему вслед. Стена из цифр, графиков и сложных терминов, которую она так старательно возводила весь день, дала трещину и рухнула с оглушительным грохотом в ее сознании.
«Черт. Черт. Черт. Это саботаж. Точно рассчитанный, хитрый саботаж. Он не стал со мной ругаться. Он просто констатировал факт. И этот факт оказался страшнее любой ругани» .
Она медленно доплелась до своего кабинета, поставила нетронутую чашку кофе на стол и опустилась в кресло. За окном зажигались огни вечернего города. Где-то там была ее дочь, ее дом, ее нормальная, человеческая жизнь.
А здесь, в этой стеклянной крепости, шла своя, странная и абсолютно иррациональная война. Война, в которой оба генерала отчаянно саботировали собственные чувства, пытаясь вернуть себе спокойный, привычный статус-кво взаимной ненависти. И проигрывали по всем фронтам.
Глава 27: Кризис доверия
Утро в «Альфа-Консалтинг» началось не с аромата свежесваренного кофе и не с привычного гула принтеров. Оно началось с тишины. Тяжелой, гулкой, зловещей тишины, которая бывает только перед бурей. Сотрудники перешептывались за мониторами, бросая испуганные взгляды в сторону кабинета 501, откуда уже доносились приглушенные, но оттого не менее жуткие раскаты грома.
Лариса Орлова шла по коридору, чувствуя эту тревожную вибрацию всеми фибрами души. Прошлая неделя, закончившаяся их странным, неловким столкновением у кофемашины, казалась сейчас сном. Сном, за которым последовало суровое пробуждение.
Она еще не знала, в чем дело, но ее профессиональное чутье, отточенное годами, кричало о серьезном сбое. Кризис. Крупный. И судя по всеобщей панике, кризис, связанный с самым больным местом любой компании — с людьми.
Едва она переступила порог своего кабинета, как на нее набросилась бледная, почти зеленая Ирина.
— Лариса Дмитриевна! Вы видели? Вы слышали? — она говорила шепотом, хватая Ларису за рукав, словно тонущая.
— Успокойся, Ирина, и говори членораздельно, — холодно приказала Лариса, снимая пальто. Внутри у нее все уже сжималось в комок. — Что случилось?
— Слухи! По всему офису! — Ирина, запинаясь, выдохнула. — Все говорят о предстоящем массовом сокращении! Уже есть списки! Называют конкретные фамилии! Маркова из RD, пол-отдела тестирования, почти всю бухгалтерию старого образца… Люди в истерике! Уже трое написали заявления «по собственному», еще десять звонят хедхантерам!
Лариса замерла. Ледяная волна прокатилась по ее спине. «Сокращение? Списки?» Это был ее черновик. Предварительный, сырой, крайне пессимистичный сценарий на случай, если вдруг крупный клиент сорвет подписание контракта. Сценарий, который она вчера вечером, уже затемно, обсудила с Глебом Викторовичем с глазу на глаз. Только с ним. Черновик лежал у нее в зашифрованной папке на рабочем компьютере и в единственном бумажном экземпляре — в ее сейфе. Ключ от сейфа и пароль от компьютера были только у нее.
— Это невозможно, — произнесла она вслух, но внутри все уже рушилось. — Откуда информация?
— Не знаю! Но все всё знают! Уже в чате айтишников мемы с «Титаником» и нашими фамилиями выкладывают! Петров из ИТ говорит, что видел файл… — Ирина вдруг замолчала, увидев выражение лица начальницы.
Лариса стояла неподвижно. Не гнева, не паники — первым чувством было жгучее, обжигающее предательство. После всего… После их шаткого, хрупкого перемирия, после того, как он чуть ли не признал ее значимость… Он? Он мог сливать информацию? Чтобы проверить реакцию коллектива? Чтобы посмотреть, как она будет тушить пожар? Это было бы цинично даже для него.
Мысль была мгновенно отброшена. Нет, не он. Глеб — диктатор, самодур, но не идиот. Он понимал последствия. Значит, утечка. Но откуда?
Дверь в ее кабинет с грохотом распахнулась, ударившись о стену. На пороге стоял Глеб Бармин. Его лицо было цвета запекшейся крови, глаза метали молнии, а вся фигура излучала такую ярость, что Ирина ахнула и отступила вглубь кабинета, к цветам, как будто они могли ее защитить.
— ОРЛОВА! — его голос пророкотал, как раскат грома, заставляя задрожать стекла в шкафах. — ЧТО ЭТО ЗА ЦИРК?!
Он вошел, не закрывая за собой дверь, и теперь вся приемная и часть коридора могли наслаждаться спектаклем. Он остановился напротив нее, сжимая и разжимая кулаки.
— Я задаю вам вопрос! — прошипел он, понизив голос, но от этого стало только страшнее. — Что это за паника? Что за списки? Откуда уборщица Мария Ивановна знает, что мы обсуждали с вами вчера вечером за закрытыми дорами?!
Лариса выпрямилась во весь свой рост, принимая удар. Ледяное спокойствие, нараставшее с каждой секундой, стало ее доспехами.
— Я не знаю, откуда уборщица Мария Ивановна получила эту информацию, Глеб Викторович, — ее голос прозвучал звеняще-четко, словно отточенный стальной клинок. — Как не знаю этого и я сама.
— НЕ ЗНАЕТЕ? — он фыркнул, и в его смехе не было ничего веселого. — Это ваш отдел, Орлова! Ваши люди! Ваши чертовы списки! Это вы вчера мне их подсовывали со своими паникерскими прогнозами! И сегодня они у всех на устах! Вы хотели надавить на меня? Создать искусственный ажиотаж, чтобы я отказался от даже гипотетического сокращения? Это ваши методы, да? «Гуманистический» саботаж?!
Каждое слово било точно в цель, в самое больное место — в их недавнее, хрупкое сближение. Он не просто обвинял ее в непрофессионализме. Он обвинял ее в предательстве их едва наметившегося доверия. Жгучая обида подступила к горлу, но Лариса подавила ее. Она позволила себе лишь поднять подбородок еще выше.
— Глеб Викторович, — начала она, и каждый слог был отточен как бритва. — Прежде чем бросаться обвинениями, я бы посоветовала вам вспомнить, кто в этой компании годами настаивал на конфиденциальности кадровых решений. Кто отстаивал интересы сотрудников даже тогда, когда это было невыгодно. Предполагать, что я или мой отдел могли устроить эту утечку — не просто оскорбительно. Это глупо.
Он сделал шаг вперед, нависая над ней. От него пахло дорогим кофе и невысказанной яростью.
— Докажите обратное, — выдохнул он ей в лицо. — Найдите виновного. Или ваше «глупо» обойдется вам очень дорого.
Вот оно. Прямой вызов. На кону была не только ее репутация, но и все то немногое, что осталось между ними. Лариса почувствовал, как по спине пробегают мурашки холодной решимости.
— Хорошо, — кивнула она, не отводя взгляда. — Я найду виновного. И когда я его найду — а я найду его очень быстро — и если это окажется не сотрудник моего отдела, вы при всех, на общем собрании, принесете мне и моей команде публичные извинения. Вы согласны на эти условия, Глеб Викторович? Или вы боитесь ошибиться?
