Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

— А где Пикан?

— Погиб при землетрясении. — Озьяс посмотрел на птицу. — Вот так я и заполучил его проклятого петушка, — старик протянул руку, и птица приблизилась к нему. — Ты оказался хорошим другом. Был рядом с ним до самого конца.

— Озьяс, — промолвила Анайя, — ты что, не узнаешь меня?

— Глаза уже не те, что раньше, — ответил Озьяс. — Доктор говорит, что даже мои катаракты страдают глаукомой. Но и на этом полутемном склоне, и при таком плохом зрении, и несмотря на то что ты сильно изменилась, — он наконец набрался храбрости и посмотрел ей в лицо, — я все равно вижу, что это ты.

Анайя продемонстрировала ему проплешину на голове.

— Волосы там больше не вырастут, — сообщила она. Потом показала длинный пурпурный шрам, пересекающий голень. — Я чуть не потеряла ногу.

— Я имею в виду не эти перемены, — ответил старик.

— А какие?

Глаза Озьяса затуманились.

— Ты похожа на женщину, которая выплакала все свои слезы.

Анайя обняла его. Она задержалась в крепких объятиях калеки, вдыхая запах пота с его волос.

— Я пытался, — начал Озьяс. — Я любил его.

— Знаю, — ответила девушка. — Я тоже его любила. Озьяс отвел ее в огород.

— Мы стояли вот здесь, когда начало трясти.

У Анайи было ощущение, что она стоит на следах Зо. Тут, на склоне горы, она чувствовала себя ближе к нему, чем последние пол года.

— Все, чего он хотел, — это найти тебя. Зо взял бруэт только затем, чтобы было на чем привезти тебя домой. Но превратить его в скорую помощь? — Озьяс покачал головой. — Это была моя идея. Это я его заставил. Принудил его, как осла за подачку, провезти нас через полгорода.

Старик и девушка стояли плечо к плечу, созерцая сумеречный пейзаж.

— Видела бы ты, — продолжал Озьяс. — Его последний пробег был невыразимо прекрасен. Какая стать, какая техника! Как он двигался, везя последний в жизни груз! — Он взглянул на Анайю. — По сосредоточенности и целеустремленности, по плавности шага никто с ним не сравнится. — Старик поведал, как Зо в одиночку втащил по склону Аллигаторова канала бруэт с четырехсотдвадцатикилограммовым грузом. — Я снова и снова делал подсчеты. Угол наклона был таков, что одолеть его могла скорее летящая птица, чем человек на двух ногах.

— Вы добрались до больницы?

— Да.

— Mw pa kompran [132].

Озьяс рассказал об очевидцах подвига Зо, которые уложили его в повозку после того, как он упал, и довезли до конца пути.

— Что случилось в больнице? — спросила девушка.

— Я на пять минут закрыл глаза. Всего на пять минут! А Зо уже готовился лезть за тобой в класс. Каску надел, как последний дурак! — старик покачал головой. — Там была смертельная ловушка. Тебе это известно куда лучше, чем мне. Подземные толчки не прекратились.

— Почему ты не остановил его, Озьяс?

— Думаешь, я не пытался? Ты ведь знаешь, что это был за человек! Не готовый идти на компромисс. Зо презирал полумеры и постоянные маленькие поражения, которых требует от нас этот остров. У него было твое расписание занятий, и он уверовал в него, как иные веруют в Священное Писание.

По деревьям пробежал ветерок, и на землю с глухим стуком упало перезрелое манго.

— Двое рабочих из городской дорожной бригады в конце концов просунули его через крышу, — продолжал Озьяс. — Подняли такой грохот, что и мертвые бы воскресли. Ножовки, отбойные молотки. Тра-та-та-та-та! Я-то думал, они спасатели, настоящие герои. А на самом деле они просто копали ему могилу.

Анайя представила свой класс перед землетрясением. Студенток, столпившихся у аппарата УЗИ.

— Он погиб в классе Какетт, когда искал меня?

Озьяс взял девушку за запястье и заглянул ей в глаза.

— Подземные толчки не прекращались, — сказал он. — Произошел еще один.

С минуту они молча стояли на склоне холма. Старик держал Анайю за запястье, глаза его затуманили катаракта и слезы, а город под ними был покрыт огромными темными пятнами районов, в которых не было электричества.

— Vwa l [133], — произнесла Анайя. — Я действительно слышала его голос. Все это время мне казалось, что у меня была галлюцинация, вызванная потерей крови и шоком.

— Хочешь сказать, что Зо нашел тебя?

— Он говорил со мной.

В душном воздухе реял дым от горящего мусора.

— И что же он сказал?

— Велел мне закрыть глаза и думать о королевских спинорогах и теплой воде на пляже Таино, где он учил меня плавать. Ты знал об этом, Озьяс? Он научил меня плавать.

Озьяс увел Анайю из сада и усадил на пластиковый стул.

— Есть у меня одна вещь, которую тебе, возможно, захочется увидеть.

— Какая вещь?

— Kod la.

— Веревка?

— Та, которую привязали к его лодыжке, когда он пошел за тобой. Ребята думали, что с ее помощью он сумеет выбраться назад. Зути сумели удержать его во время толчка. Они вытягивали веревку фут за футом, но, когда выбрали всю, на конце оказался не Зо.

— А что?

Озьяс покачал головой.

— Обломок бетонной плиты. Он привязал вместо себя кусок бетона.

Этот кусок светлого бетона мучил Озьяса больше всего. Он являлся ему во снах, но даже и во снах возникал в самых диковинных местах. Старик привел Анайе пример. Однажды ему приснилось, что он работает в своем огороде туманной ночью и запинается об этот самый кусок на грядке с мексиканскими огурцами.

— С мексиканскими огурцами, — повторил Озьяс. — Мальчик любил мексиканские огурцы — и в супе, и не в супе.

— Думаешь, под видом бетона тебе приснился Зо?

— А кто же еще? Упертый. Потерявшийся. Суди сама.

— Они еще у тебя?

— И бетон, и веревка.

Озьяс вернулся с дамской сумкой, которая когда-то принадлежала его жене и в которой он хранил все дорогие сердцу вещицы. Он вытащил оттуда веревку, которая была привязана к ноге Зо, — желтый нейлоновый трос, испачканный землей и протертый в месте, где его проверяли.

Анайя пропустила его сквозь пальцы.

— Похожа на трос, которым вы привязываете груз к бруэту, — сказала она.

— Веревка — это не главное, — ответил Озьяс. — Ты должна понимать, что главное — тот узел, которым Зо закрепил обломок плиты. Не обычный грузчицкий, а очень специфический морской. Называется двойной беседочный.

На Анайю это, по-видимому, не произвело впечатления.

— Он напоминает выбленочный, — объяснял старик. — Сложный узел, которому я научился у моряков бразильского торгового флота. А потом научил Зо.

— И при чем тут это?

— Его не спутаешь с выбленочным узлом, — сказал Озьяс. — Для него нужны время, определенный умысел и холодная голова. Я думаю, Зо пытался нам что-то сказать.

Старик снова полез в сумочку. Он отыскал в ее недрах кусок бетона, завернутый в вощеную бумагу, словно кусок мяса. Достал его, развернул, подержал на ладони.

— Возьми, — проговорил он.

Анайя взяла кусок.

— Закрой глаза.

Она повиновалась.

— Сосредоточься.

Девушка вспомнила классную комнату, запах лабораторных химикатов. Вспомнила, как в темноте дотянулась до руки Зо.

— Что он тебе говорит?

Анайя открыла глаза.

— Что это я должна была умереть в том классе, — ответила она. Кусок бетона оказался довольно увесистым и раскололся, когда девушка уронила его. — Неудивительно, что школа рухнула, — заметила она.

Озьяс опустился на траву и сгреб осколки.

— Не уходи, — сказал он. — Есть еще одна вещь, которую ты непременно должна увидеть.

— Хватит! — отрезала Анайя. — Я устала от призраков и реликвий. Я хочу провести целый день, не думая о том, что мельком заметила Зо в каком-нибудь лагере или на перекрестке. Хочу проспать всю ночь, не видя его во сне.

Озьяс снова порылся в сумочке и нашел то, что искал, — одинарный листок, вырванный из записной книжки.

— Накладная, — сказал он. — От транспортной компании «Озьяс и сын».