Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

У каждого из противников был свой стиль. Гондурасец Антонин начинал с уличных боев, но совершенствовался в спортзале. У него было тело человека, который тренируется со свободными весами и протеиновыми порошками. Он был взрывной, но негибкий, огромные мышцы сокращали замах его рук.

Зо рос и развивался на улицах. Он был стройнее и быстрее Антонина, потому что долго возил грузы по холмистым улицам. Зо отличали более длинный размах и неравномерное распределение силы: его правая обладала мощью двух рук. Когда он проведет свою комбинацию с хуком, бой закончится.

Зо и Антонин боксировали восемь минут. Раундов не было, и никто из бойцов не был готов к столь длинному поединку, поэтому последние несколько минут получились расхлябанными. Соперники были измучены и висли друг на друге, чтобы не упасть. Гондурасец нанес удар, у Зо в животе точно вспыхнул огонь, застрял в горле, и злобная мстительная скорбь пробудилась и ожила. Зо вытолкнул Антонина с ринга на улицу. Движение вокруг них остановилось; водители грузовиков вылезали из кабин, чтобы поглазеть на драку.

Антонин не мог обнаружить местоположение Зо, чтобы блокировать его, поэтому закрыл глаза и откинул голову назад. Он походил на человека, сражающегося с пчелами. И даже не имел возможности упасть из-за стремительных выпадов Зо, удерживавших его в шатком вертикальном положении. Сильным ударом справа Зо отправил гондурасца на тротуар — промахнуться он не мог. Раздался последний зловещий звук, когда костяшки пальцев Зо врезались в челюсть соперника, и тот рухнул.

Офицеры спустились с вышек и просунули деньги в щель между воротами. Зо отделил от своего выигрыша двадцатидолларовую купюру и сунул Антонину за пояс. После этого Лафортюн сделался промоутером Зо и рекламировал его по всему городу. Он называл Зо лучшим в мире бойцом и превозносил его устрашающую правую. «Он никогда не ходил в спортзал, — похвалялся Сабаля. — И не знает, что такое боксерская груша. Но Зо отправит твоего парня в каменный век».

В последующие недели Зо дрался с иорданским лейтенантом с бородой до самых глаз, перуанским футбольным чемпионом с убийственным хай-киком, филиппинским рядовым, чья тактика заключалась в том, чтобы придвинуться поближе и нанести как можно больше ударов.

Дешевый доминиканский ром, который пил Зо, вскоре разочаровал его ненасытную печаль, и Зо отправился на поиски самого убойного клерена на острове. Он пил клерен, настоянный на смоле момбинового дерева, вызвавший у него трехдневную эрекцию. В горах за Шапотьо отведал ром на древесных листьях, после которого его потянуло на уксус и померанцы, словно беременную женщину, так что Зо вернулся домой с корзиной цитрусовых и в течение двух дней питался только ими.

Затем до него дошел слух об Августо Куансе, уличном винокуре, изготовляющем напиток под названием «ти-во-во», «крошка великан»: говорили, будто он переворачивает восприятие окружающего мира. Говорили, что под влиянием ти-во-во храбрецы становятся трусами, тихони — буянами, а христиан оседлывают лоа [134]. Напиток пользовался такой широкой известностью, что его начали экспортировать в Доминиканскую Республику, и дело спорилось.

Августо продавал свой ром в Леогане — городе, славившемся винокурнями и духовными практиками, а также тем, что эпицентр землетрясения находился именно в нем. Все бетонные здания в границах Леогана были разрушены.

Зо нашел Августо Куанса там, где ему указали, — на перекрестке с шоссе Жакмель, но торговец отказался продавать парню ром.

— Я ведь не воду продаю.

— Я бы не явился из Потопренса за водой.

Тележка Августе представляла собой шкаф-комод на колесиках, но вместо одежды этот высокий предмет мебели был заставлен пузырьками с настойками; каждое из снадобий предназначалось для лечения конкретного симптома и сопутствующего ему духовного недуга. Лекарство от мужского бесплодия не только излечивало эректильную дисфункцию, но и увеличивало выработку тестостерона, восстанавливало пошатнувшуюся уверенность в себе и уменьшало отек простаты. Хозяин тележки подключал к автомобильному аккумулятору лампочку и маленький радиоприемник, и клиенты собирались вокруг послушать музыку, одурелые, словно курильщики опиума.

— Ти-во-во не для хороших времен, — сказал Августа.

Зо ответил, что жизнь не баловала его хорошими временами.

— Я потерял при землетрясении жену. Мы были женаты двенадцать дней.

Августа поднял взгляд от своих бутылочек. Он чуть не спросил было, действительно ли Зо ее любит, но этот вопрос оскорбил бы убитого горем кулачного бойца, стоявшего перед тележкой. И тогда торговец, порывшись в своем шкафчике, достал набор лабораторных пузырьков.

— Я долго изучал психосоматические эффекты металлов, — сказал он. — Золото для виски. Медь для рома. Серебро для чистого тростникового рома. — Он показал Зо колбу с прозрачной жидкостью и металлическими чешуйками на дне. — Исследования проводятся в горнодобывающих регионах Венесуэлы, богатых всеми видами минералов, но бедных продуктами питания, — с помощью бюретки Августа извлек небольшое количество зелья из коричневой бутылочки и сосредоточенно отсчитал двенадцать капель в чистый тростниковый ром. Стремительная пурпурная струя пронзила жидкость, точно удар молнии, и клерен вдруг показался чище воды.

— Что это?

— Доминиканцы называют эту штуку manzanilla de la muerte, — сказал Августа, глядя на пузырек. — Манцинелла [135]. Она убила Понсе де Леона [136].

— А что случилось с Понсе де Леоном?

— Он заснул под деревом манцинеллы на берегу и умер через два дня. задохнувшись гноем.

— Это и произойдет, если выпить твое зелье?

— Примерно, — Августа подул на жидкость, и снадобье запузырилось. — У каждого человека по-разному, разумеется, в соответствии с его природой и честолюбивыми намерениями. Понсе де Леон отправился на поиски источника вечной молодости и в итоге был съеден аллигаторами, но большинство из нас не едут к источнику вечной молодости.

— Поверь мне, — сказал Зо, — у меня нет желания жить вечно.

Он заплатил за пинту, вытащил из бутылки пробку и сделал большой глоток. Лист лимонной вербены не пустил жидкость дальше передней части языка, но когда он сполз, Зо ощутил горький привкус алкалоида в глубине рта. Язык запылал, глаза отчаянно заслезились.

— Да не так! — проворчал Августа. — Без голоса останешься.

Зо сделал еще один большой глоток и покачнулся на пятках.

— Мне и сказать-то почти нечего, — пролепетал он. Лампочка потускнела и снова вспыхнула.

— Я не боюсь аллигаторов.

Лампочка стала похожа на электрическую радугу, сверкавшую в темноте.

Августо умолял парня притормозить.

— Не думай, что это напиток или даже лекарство. Считай, это яд, приятель. Пэ-аш у него примерно такой же, как у хлорного отбеливателя.

Но было поздно. Зо уже обжег себе горло и, добравшись до манговых плантаций на окраине города, начал плеваться ярко-красной кровью. Парень прошагал по шоссе четырнадцать миль до Марьяни, все больше пьянея. Там на равнине находился канадский полевой госпиталь, и окружающая местность походила на зону военного протектората. На очищенных участках тростниковых плантаций были разбиты огромные лагеря, их обитатели, как побежденные солдаты, стояли у своих палаток на ветру.

В Бизотонском парке Зо обхватил голову руками, а затем сделал несколько небольших глотков из бутылки. Она была уже наполовину пуста, а у него началось жуткое головокружение. Ти-во-во шаг за шагом перевернул его восприятие, а потом и соображение. Зо не ощущал дождя, потому что кожа у него задубела, точно шкура животного. Даже ром утратил прежнюю горечь; он сделался сладким и чистым, как вкус воды во рту. Окружающий мир сильно отдалился, будто Зо смотрел на него в бинокль не с того конца.