Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

В Гард-Коте он наблюдал, как накатывают на берег волны, и ему чудилось, что он в море, плывет по этим волнам, в воде полно голодных акул, а его лодка тонет.

В Кафу он одиноко боксировал под моросящим дождем, и жители глазели на него со своих крылец. Мальчишки, игравшие в камешки под свесом крыши, спорили о том, кто он такой.

— Это преступник, сбежавший из тюрьмы, — сказал один. — Из блока «Титаник».

— Американский гангстер, которого депортировали из Майами.

— А вот и не угадали, — сказал еще один паренек. Он бросил камешек и выиграл еще один. — Это Ле-Бруэтье, — он снова бросил камешек и забрал два.

— Откуда ты знаешь?

— Я ехал в его тележке.

Это был Венс Ноэль. Он жил с матерью в Бизотонском лагере; она послала его раздобыть риса, предупредив, чтобы не возвращался с пустыми руками. Венс, не любитель попрошайничать, задержался, чтобы поиграть в камешки.

— Нас в повозке было восемь человек, — продолжал Венс. — Бруэтье поклялся доставить нас в больницу в центре города или погибнуть по дороге. Но мост над Аллигаторовым каналом рухнул.

Вскоре Венс заставил приятелей поверить в чудесного Ле-Бруэтье, и к тому времени когда Зо покинул Кафу, за ним следовала порядочная толпа, которую возглавляли Венс Ноэль и его друзья с игральными камешками в карманах.

Зо пропустил мимо ушей предупреждение Августе о том. что у яда длительный период полураспада и что при попадании в кровь его действие усиливается. К тому времени как молодой человек добрался до оживленного кругового перекрестка в Табарре, он казался себе собственным призраком на этом свете. Если в Бизотоне у него зародилось слабое подозрение, что его руки ему не принадлежат, то в Табарре он окончательно убедился, что сердце его давно перестало биться, внутренности гниют и вообще он мертв с двенадцатого января.

Шатаясь, Зо выбежал на проезжую часть, размахивая мачете. Водители грузовиков сигналили и костерили его на чем свет стоит с высоты своих окон, но один только взгляд Зо — и они тут же закрывали рты. Этот полоумный с желтушными глазами и окровавленными губами, размахивавший мачете размером с абордажную саблю, напоминал пирата, вознамерившегося свести старые счеты.

Мальчишки последовали за ним к волнорезу.

— Это не Карибское море, — крикнул Зо. — Дальше земли нет.

— А как же Флорида? — спросил Венс.

— Флорида — сказка, которую любят рассказывать старики, — он указал в глубь острова, на холмы. — Это даже не Порт-о-Пренс, Венс. Это lanfe [137]! Мы здесь не горожане, а мертвецы в аду. Слушай! Tande m! Когда-то люди умирали и их хоронили в земле, Венс. Но теперь умирает так много людей одновременно, словно остров не может их вместить. Как только их хоронят, они тут же возвращаются и продолжают свое омерзительное дело.

У Венса единственного среди мальчишек хватило смелости заговорить:

— Почем ты знаешь?

— Меня увезли на грузовике, чтобы похоронить в Титаньене.

— И что же?

Зо повернулся к мальчишкам и ткнул в их сторону острием длинного ножа.

— Я очнулся. Равнина там плоская и бледная, как на Луне. Песок такой белый и мелкий, что от него потом не отряхнуться.

— После чего?

— В Титаньене только одно занятие, Венс. Копать могилы. Вот я и копал. Всё глубже и глубже. Уходил под корни и камни — и еще глубже. Хотел докопаться до подземной страны, где живет Гудугуду.

«Гудугуду» — это звукоподражание: если произнести его десять раз подряд, то получится звук, какой издают сотрясающиеся здания.

— Что тебе было нужно от землетрясения?

— То же, что и тебе, Венс. Ты ведь хочешь, чтобы твой брат вернулся, правда? — Зо повернулся и посмотрел на мальчика. — И еще я желал отомстить. Заставить его заплатить, — он поднял мачете и взмахнул им под дождем. — По одному удару за каждого мужчину, женщину и ребенка.

Его фехтовальные приемы заставили зрителей разбежаться — всех, кроме маленького мальчика Венса, который не унялся, даже когда услышал свист приближавшегося клинка Зо, рассекавшего струи дождя.

— И как оно выглядит? — спросил Венс.

— Было слишком темно.

— Насколько темно?

— Темно, как в гроте Кунубуа, — сказал Зо. — Я его не увидел. Но услышал. Оно стучит кузнечным молотом. Перемалывает зубами кости. — Зо наклонился над тротуаром и процарапал ножом три четкие линии. — Гудугуду, Гудугуду.

Потом наступила такая тишина, что стал слышен шелест дождя.

— Я ощутил жар в центре Земли, — проговорил Зо. — Такой же, как жар солнца, но без света, как лихорадка, которая сжигает тебя изнутри.

— И как оно выглядело, когда ты в конце концов увидел его?

— Толстое, как носорог, и такого же цвета, — ответил Зо. — Я обозвал его Детоубийцей и Костоломом. Знаешь, что оно сделало? — Зо помолчал. — Уставилось на меня и рассмеялось, и когда оно рассмеялось, Порто-Пренс затрясло. У белых это называется афтершок. Знаешь, что оно мне сказало? «Три восьмых железа не выдержат десятитонную крышу. А в смеси, из которой изготовлены панели, слишком много песка».

— Но ты же его поймал, правда? Ты заставил его заплатить!

— У меня при себе по-прежнему был нож, — сказал Зо. — Я рубил направо и налево. В мгновение ока я оказался рядом с ним и приставил клинок к его горлу.

Зо описал ножом неровную дугу под дождем: сначала вверх, потом вниз. Сделал ложный выпад, замер, напал, отразил удар. С минуту он выглядел настоящим героем. Мужчина и мальчик представили себе, как одинокий воин бросает вызов землетрясению в его собственном логове в центре Земли, требуя возмездия за всех людей. Но затем Зо поскользнулся в своих изношенных шлепанцах. Потерял равновесие и рухнул на колени. Мачете звякнуло о мостовую. А дождь все лил и лил.

Венсан Леконт находился в своем офисе близ аэропорта до десяти вечера. Столько времени ему потребовалось, чтобы успокоить швейцарского уполномоченного, обеспокоенного обвинениями в коррупции.

— Я ему сочувствовал, очень. Совершенно искренне, — рассказывал Леконт Клоду, когда они наконец сели в машину и поехали домой. — От него хотят, чтобы он отчитался за каждый пенни. Мы с ним оба знаем, что подобный отчет лишь покажет, что масштабы коррупции куда серьезнее, чем представляется.

Клод доехал до круговой развязки в Табарре, к востоку от аэропорта, где сходятся авеню Туссен-Лувертюр, бульвар Пятнадцатого Октября и улица Флерио. Там машина угодила в пробку.

— Мы уже близко? — спросил Леконт.

— На полпути.

Затор сковал все три магистрали, включая улицу Флерио, куда они направлялись. Вереница машин исчезала за пеленой дождя. Клод обдумывал альтернативные маршруты до Бель-Эра, и тут перед ним на дорогу выскочил Зо, опьяневший от ти-во-во.

— Включи дальний свет. — велел Леконт. — И дворники.

Он. видимо, ожидал, что Зо смоет дождем, но через чистое стекло увидел его еще отчетливее. Парень с бутылкой в одной руке и мачете в другой напоминал марона [138], сбежавшего от революции в горах. Появившись, он почти тут же исчез, сопровождаемый толпой мальчишек, бросавших камни и плясавших в промокшей одежде. Леконт открыл дверцу и вышел под моросящий дождь, хотя Клод пытался его остановить.

Эта неприглядная кольцевая развязка, в разгар дня такая знойная и пустынная, к полуночи обретала карнавальный вид. Тут продолжали работать мальчишки, торговавшие солнцезащитными очками, сидели за прилавками с жареными лакомствами уличные повара. Длинный, как абордажная сабля, покрытый ржавчиной мачете блестел в свете фар, когда Зо поднимал его над головой.

Леконт добрался до края круговой проезжей части в тот момент, когда Зо должен был вот-вот исчезнуть среди беспорядочных лавчонок, и не раздумывая выкрикнул его имя. Рабочий замер на месте. Разрушенные хибарки поливал ледяной дождь. Когда Леконт позвал его во второй раз, Зо неуклюже развернулся, размахивая ножом и отхлебывая из бутылки. Спотыкаясь, хватаясь за машины, чтобы не упасть, проклиная водителей, он стал пробираться сквозь поток машин. Один раз упал и позвал Венса Ноэля. Мальчик оказался тут как тут.