Слишком хорошо (ЛП) - Коринн Майклс

Я стучу дважды, и отец открывает дверь, отступая назад с широко раскрытыми глазами, когда видит меня.

– Леклан. Все в порядке?

– Почему мама сдалась и решила не бороться с раком? – я выплевываю слова, прежде чем мы успеваем поговорить о погоде, Роуз или о чем-нибудь еще.

Рука отца хватается за край двери.

– Ты действительно задаешь этот вопрос?

– Мне нужно знать, почему она сдалась. Мне нужно знать, как она могла считать, что ее жизнь ничего не стоит, а люди вокруг не будут из-за этого страдать.

Его рука опускается, и он отступает назад, открывая дверь.

– Входи.

Я не был в этом доме с того дня, как она умерла. Я смотрю на деревянные полы, по которым ходил большую часть своей жизни. Пятая половица справа скрипит, если на нее наступить. Здесь все воспоминания: как она смеялась и гонялась за мной со взбитыми сливками на ложке, пятно, оставшееся от места, которое мы не заметили.

Мои ноги переступают порог, и я следую за папой на кухню.

– Хочешь что-нибудь выпить?

– Я в порядке.

Он кивает, и мы оба садимся за стол.

– Прежде чем мы приступим к делу, я хотел поблагодарить тебя за то, что ты привел Роуз. Это очень много для меня значит.

– Ей нравилось говорить о кораблях.

Он слегка посмеивается.

– Ты тоже любил говорить о них. Она очень похожа на тебя, по крайней мере, за то короткое время, что я провел с ней. Сходство налицо.

– Она напоминает мне маму.

Глаза отца слегка затуманились.

– Как и ты. Напоминаешь мне свою маму, то есть.

Я вздыхаю и отворачиваюсь, чувствуя себя неловко.

– Мне нужно знать правду, папа. Каспиан, похоже, считает, что есть какая-то недостающая информация, в которую я не был посвящен.

Отец переминается с ноги на ногу, а затем переплетает пальцы на столе перед собой.

– Твоя мать, несмотря на все свои трудности, не просто решила сдаться. Я знаю, что ты так думал, и, честно говоря, я тоже долгое время так думал. Она не хотела болеть, и я думал, что у нее есть очень простое решение – бороться.

– Это было чертово решение!

– Да, но не для нее, – говорит он, откинувшись на спинку кресла. – Я умолял ее. Я предлагал ей миллион разных способов, если она только попробует. Она касалась моего лица, говорила, что любит меня, но не собирается продлевать жизнь, которая не будет похожа на ту, что она прожила.

– Но она бы жила.

– Правда? – бросает он в ответ. – Твоя мать, которая любила печь пироги, танцевать на этой кухне под ужасную музыку, часами пропадать в саду, подстригая траву? Потому что у нее больше не было бы такой жизни. Она бы постоянно уставала, сидела бы в своей комнате, боялась бы заболеть, потому что это могло бы стать причиной ее смерти, а не рак. Вот как она это видела.

Я отталкиваю его, гнев начинает переполнять меня.

– Она уже жила такой жизнью, папа. Из-за тебя.

– Да. Я знаю, что сделал это с ней.

Я поднимаю голову и встречаю его взгляд.

– Что?

– Она так поступала. Она впадала в жуткие депрессии, во время которых в некоторые дни не хотелось вставать с постели. Я наблюдал, как она день за днем начинала сдаваться. Какие бы лекарства мы ни пробовали, какая бы терапия ни проводилась, ничего не помогало. Я должен был отправляться на корабль, зная, что мои жена и сын вот-вот развалятся на части. Конечно, я просил адмирала и мисс Маккинли присмотреть за вами обоими. Я даже нанял кое-кого, чтобы помогать ей, когда ты был маленьким, но она уволила ее и прислала мне письмо, в котором проклинала меня, – он улыбается.

– Она не любила, когда кто-то указывал ей, что делать. Не знаю, помнишь ли ты, когда я решил уйти из армии?

Я качаю головой.

– Тебе было лет тринадцать. Мы только переехали сюда за несколько лет до этого, и я служил на побережье, так что все было хорошо, но потом мне сказали, что я должен снова вернуться на корабль. Я получил специальное разрешение на длительное пребывание на берегу, потому что твоя мать испытывала трудности. Когда я сказал ей об этом, я объяснил, что с меня хватит. Я больше не собираюсь ее бросать. Она растерялась.

Я откинулся назад.

– Что ты имеешь в виду?

– Она сошла с ума, Леклан. Я говорю о полном безумии. Я никогда не видел, чтобы она так злилась на меня. Мне оставалось несколько лет до пенсии, и она сказала, что разведется со мной, если я не доработаю свой срок.

– И ты остался?

Мой отец тяжело вздыхает и кивает.

– Я не мог ее потерять. Если ты думаешь, что я не любил твою мать, то ты ничего не знаешь. Эта женщина была причиной моего дыхания, а когда она узнала, что беременна...

Я не могу этого объяснить, но что-то кажется странным.

– Когда она узнала, что беременна?

– Мы знали о психическом состоянии твоей матери, когда поженились. Я любил ее, и мне было все равно, что она борется. Мы собирались бороться вместе. Мы выросли в глухой Небраске, и я хотел для нас лучшей жизни. Мы обсудили это и решили, что я пойду на флот. Она просто не хотела быть плохой матерью. Когда она забеременела, это был огромный сюрприз.

Я откидываюсь назад, чувствуя, как дыхание покидает мои легкие.

– Но она была лучшей.

– Была, но она была в ужасе. Она не думала, что у нее когда-нибудь будет ребенок, и время, которое предшествовало твоему рождению, было одним из худших в ее жизни. Ей пришлось отказаться от лекарств, и это было тяжело, но она любила тебя. Еще до встречи с тобой она любила тебя, хотела тебя, готова была бороться за тебя, несмотря на то что мы оба были согласны, что нам не следовало заводить детей. После твоего рождения ей перевязали трубы, потому что она знала, что не сможет вынести еще одну беременность, – глаза отца отстранены, и я вижу, как тяжело ему это дается.

Моя мать ни разу не дала мне почувствовать, что жалеет о том, что родила меня, и ни разу не сказала, что не хочет иметь детей. Она любила меня и моего отца. Я знал это, но я не понимаю, почему она не позволила ему уйти на пенсию раньше. Почему ей всегда приходилось терпеть боль, чтобы облегчить жизнь другим?

И когда я задаю себе этот простой вопрос, внутри меня словно кто-то включает свет.

Я делаю то же самое.

Я смотрю на отца, впервые за четыре года чувствуя сочувствие к тому, что он, должно быть, чувствовал по ту сторону ее решений.

– Она не позволила тебе отказаться от карьеры ради нее. Она не позволила тебе защищать ее, потому что была чертовски занята, делая это для всех остальных.

Мой отец кивает.

– Когда она заболела, она лгала месяцами. Месяцами она говорила мне, что врачи ничего не нашли. И только когда она упала в обморок, она призналась. У меня оставался всего год до полной отставки, и она знала, что я уйду в самоволку, если это будет необходимо, чтобы быть рядом с ней.

И вот мой отец готов был сделать то же самое для нее.

– Почему ты не стал сопротивляться?

Он посмеивается и вздыхает.

– Я давил изо всех сил, но она устала. Она хотела провести остаток своих дней в саду, выдергивая сорняки или наблюдая, как мы делаем это за нее. Она хотела видеть Роуз, вас и всех остальных без трубок и проводов. Когда она сказала мне, что это ее выбор, я почувствовал себя так, словно кто-то вырвал мое сердце. Это был не мой выбор, Леклан. Я бы выбрал еще один день, еще один час, еще одну минуту с ней. В этом мире нет ничего, что я не сделал бы, чтобы она была с нами. Я знаю, ты винишь меня. Я знаю, ты считаешь, что это моя вина, что она сдалась, и хотя, возможно, это было вызвано истощением от борьбы с ее психическим заболеванием, это был ее выбор – прожить остаток своих дней так, как она хотела.

Все это время я считал, что это произошло потому, что мой отец недостаточно просил ее и не показывал ей, что наконец-то может быть рядом. Все годы, когда он оставлял ее одну, я думал, что это его решение из-за его карьеры.

Я видел, как моя мать страдала, когда он уходил.

Из моего глаза падает слеза, и я смахиваю ее.