Селянин (СИ) - "Altupi"

Кирилл застыл от возмущения, способный только смотреть на эту актрису. Возмущение росло в нём, ширилось и наконец прорвалось. К сожалению, к этому моменту Лариса облила его огромным ушатом помойной клеветы, и Егор всё это слышал.

— Она врёт! — опять завопил он, метнувшись к Рахманову. — Она притворяется! Егор, всё было не так!

— Так! — вскричала с пола Лариса. — Он напросился ко мне! Под предлогом помириться! Захотел коньяку и еды! Говорил ещё, что голодным с тобой ходит! Я ему поднесла! Он напился и приставать стал!

— Неправда! — Кирилл еле удержался, чтобы не подбежать к ней и не стукнуть со всего маху ногой по дурной башке, чтобы отвалилась. — Всё не так было! Егор, это она меня зазвала к себе, чтобы помириться! Я на чай пошёл, а она коньяк!..

— Заткнись, уголовник! Сейчас полицию вызову, сядешь! — Лариса прекратила стенать, поднялась, держась за стол, с пола, края халата при этом распахнулись, являя сиськи. — Покажут тебе, где твоё место, гнида! Егор, смотри, кого ты пригрел! Он меня чуть не изнасиловал. — И она опять зарыдала, прикрыв лицо разорванным краем халата.

— Да не собирался её насиловать! — с психом сказал Кирилл и повернулся к Егору, как к судье. Егор так и стоял в одной позе, опустив руки. Казалось, нельзя было найти и пяти отличий с прошлого взгляда на него. Взирал и слушал. Не с безразличием, конечно, но с… беспристрастностью. Его уставший, вымотанный вид… Кириллу стало стыдно за всё, что Егору сейчас пришлось наблюдать.

Егор вяло посмотрел на него, потом на накрытый яствами стол, на бутылку и снова на него.

— Кирилл, выйди, пожалуйста. Подожди меня на улице.

Лариса всхлипывала за спиной. Она могла столько наплести наедине, не отмоешься вовеки! Но Калякин решил не усугублять ситуацию и подчинился. Проходя мимо Егора, он попытался дотронуться до его руки, переплести пальцы. Это отчасти получилось — некрепко и без пожатия, простое касание, обмен теплом.

На улицу Калякин не пошёл — ещё чего! За ним закрыли дверь, и он, постояв немного в темноте душной прихожей, по стенам которой из больших окон ползли тени, припал к ней ухом, намереваясь подслушать. Слышно, наверно, было бы, и если бы он просто стоял рядом, но силы изменили ему, нужна была точка опоры, и ею стала дверь.

Говорила только Лариса. Быстро, с жалостливыми нотками, сквозь которые прорывалась злоба.

— Видишь, какой он? Убедился? Егор, он хотел меня изнасиловать! Ты ему не нужен! Ему нужно только твоё тело! Этот Кирилл урод, каких поискать! Посмотри, что он со мной сделал! Это ещё ты вовремя пришёл, спасибо тебе, Егорушка! Что бы я без тебя делала?

Кирилл сжимал кулаки. Сейчас бы войти и затолкать эти слова ей в пизду, которую она бережёт, прошмандовка херова! Старая курва! Но войти и стукнуть банкиршу было нельзя. Он только слушал.

— Хорошим таким прикинулся! «Давай мириться ради Егора»! Пил, ел… Я ему поверила, и что я получила? Егор, ты хочешь, чтобы однажды он тебе нож в спину воткнул? Или Андрюшке? Или с мамой твоей что сотворил? Он же не гей, Егор, он не гей, как ты, он только притворяется! Ему тело твоё нужно! Не знаю, зачем. Может, они поспорили на тебя, ублюдки эти? Может, на слабо друг друга взяли? С геем переспать, влюбить в себя? Сейчас же много таких игр и практик у быдло-молодёжи!

Лариса замолчала. Кирилл так и представил, как она распахнула халат, показывая сиськи, и уставилась на Егора своими блядскими глазами. Он еле сдерживался. А Егор, как всегда, медлил с ответом. Блять, он ей поверит. Поверит!.. Любой бы поверил разыгранному спектаклю!

— Ларис… — тихо проговорил Рахманов. Он стоял у самой двери, но, чтобы разобрать его слова, действительно требовалось приложить к ней ухо. Кирилл напряг слух, чтобы не пропустить ни одной фразы и по ним понять, как вести себя дальше.

— Ларис, — повторил после паузы Егор, — мы с Кириллом вместе.

Произнесено было холодным ровным тоном, и сразу дверь подалась наружу. Кирилл, не успевший понять, что значило сказанное, и что продолжения не будет, и вообще, что разговор уложится в столь лаконичные рамки, не подумал отойти и получил дверью по уху. Ушная раковина загорелась огнём, боль отдалась в голову. Он запоздало сделал шаг назад, прижал ладонью пылающее ухо, совершенно растерянный в плане того, что же произошло на кухне. Егор просто сказал, что они вместе? Вместе? Пара? На все причитания и обвинения в попытке изнасилования всего одно предложение? И всё?

Сноп света расширился, Егор — тёмная, худощавая фигура на ярком фоне — посмотрел на неожиданное препятствие, на зажимающую ухо руку и, ничего не сказав, прошёл по сумрачной прихожей с пляшущими тенями ко входной двери. Там задержался, чтобы обуть шлёпки, и лишь слегка обернулся на Кирилла — то ли прощальный взгляд, то ли призыв пошевеливаться.

Кириллу будто дали пинка под зад, зависший компьютер заработал, и он, оглянувшись на кухню, сломя голову бросился за Егором. Чуть не запутался в шлёпанцах и не скатился со ступенек кубарем. Перед глазами стояли богато накрытый стол и устроенный банкиршей погром.

На улице стемнело. Темнота пока была синей, в цвет высокого неба, в котором блестели белые звёзды и тоненький серп луны. Квакали лягушки, стрекотали сверчки. Фонарь во дворе не горел, в деревне их и в помине не было. Рахманов шагал к калитке, его можно было различить по серой футболке, остальное сливалось с ночью.

— Егор! Егор! — Кирилл побежал за ним, оставив дверь в дом открытой. Резиновые подошвы звонко шлёпали по голым пяткам. Топот по бетонной плитке отдавался эхом в тишине. Егор не остановился, не обернулся, с лязгом открыл щеколду и вышел за калитку. Кирилл проделал тот же манёвр и выбежал за ним, срезая расстояние по мягкому, влажному газону.

Егор двигался по дороге, ориентируясь, как на маяк, на окна своего дома, сверкавшие светлыми пятнами сквозь листву деревьев. По-прежнему вёл себя, будто он находился на улице один, и никто его не звал и не дышал в спину. Кирилл не стал его обгонять, пристроился сзади и топал след в след. Над головой низко пролетела какая-то чёрная птица… Летучая мышь! Прошуршала перепончатыми крыльями. Кирилл испугался. Втянул голову в плечи, озираясь, нет ли где ещё этих упырей, не возвращается ли тот? К счастью, они уже пришли — миновали машину, стог. В доме горели все пять окон, выходившие на улицу и во двор, два из них со стороны веранды были зашторены.

Егор скрылся во дворе. Кирилл направился по пятам за ним. Молчанка его угнетала.

— Егор, — позвал он опять, когда они оказались рядом, — так и будешь меня избегать?

— Мне надо ещё кое-что доделать перед сном, — устало ответил Егор. Уклонился от ответа, если уж вправду. И не смотрел на него, отводил взгляд к накрытому брезентом мотоциклу.

— Да брось ты свои дела! Тут важнее! — закричал, взмахнув руками, Калякин и осёкся, с содроганием вспомнив, что у них разное понимание важности и первостепенности, но слово не воробей, уже не поймаешь. Егор, однако, даже не пошевелился, только это не значило, что он не принял неосторожный оклик к сведению.

— Егор, прости, — проговорил Кирилл самым раскаивающимся тоном, — Я тебе помогу доделать. — Он обогнул своего работящего селянина, дождался, когда тот поднимет глаза. — Ты же веришь мне, Егор? Я не собирался насиловать Лариску. Ты же не поверил ей? Она всё разыграла. Специально! Специально, чтобы меня подставить!

Егор молчал. Его глаза были красноречивы. В них плескалась усталость.

— Егор, она всё соврала. Давай расскажу, как было? Я сено подбирал, а тут она припёрлась, мы начали ругаться, а она…

— Не надо, это несущественно, — прервал Рахманов и пошёл к сараю, закрыл его на деревянную самодельную вертушку. Потом заглянул в летний душ, включил там свет. От его яркости пришлось прищуриться. Навстречу из будки выскочила собачонка и завертелась вокруг хозяйских ног, Егор её приласкал. Кирилл не врубался, что происходит, ушибленное ухо горело.

— А что существенно? — спросил он с двухминутным опозданием. — Ты сказал Лариске, что мы вместе.