Локомотивы истории: Революции и становление современного мира - Малиа Мартин

Все эти революции шли примерно по одному пути. Общая черта событий 1848 г. — они везде начинались не с созыва ассамблеи, а с выступлений городского плебса. Такая внезапная радикальность, однако, пугала гражданское общество, и в результате 1848 г. повсюду быстро обернулся триумфом консерватизма. Это единственный раз, когда консерваторам удалось победить в большой революции. Романтическая эйфория весны 1848 г. сменилась крушением надежд в конце года, затем возрождением демократических сил в начале 1849 г. и окончательным их разгромом силами порядка в 1850–1851 гг. Первая ожидаемая революция в Европе, таким образом, продемонстрировала неожиданный сценарий поражения. Но столь досадный оборот событий не положил конец политике ожидания. Неудача, по крайней мере в радикальных кругах, скорее, усилила потребность в ожидании нового революционного ответного удара. Второе пришествие 1789 г. теперь должно было одновременно быть вторым, успешным пришествием — реваншем — 1848 г. Злополучная Парижская коммуна 1871 г. в значительной мере и стала таковым. Потому-то к 1888 г. на смену традиционному революционному гимну «Марсельеза», присвоенному «буржуазной» республикой, пришёл новый гимн — «Интернационал», написанный на стихи, сложенные в 1871 г.

К падению Июльской монархии привело давление среднего класса, добивавшегося избирательной реформы, вкупе с народным республиканством, которое ныне повернуло в сторону социалистических ожиданий. В феврале 1848 г. оппозиция среднего класса устроила ряд публичных митингов под видом банкетов. Когда Гизо не дал разрешения на одно из таких мероприятий в радикально настроенном Париже, рабочие возвели баррикады. Буржуазная национальная гвардия отказалась встать на защиту монархии, и король вновь отрёкся в пользу малолетнего внука. На сей раз улица не дала обманом отнять у неё победу. Редакторы «Националь» и такие депутаты, как поэт Ламартин и радикальный республиканец Ледрю-Роллен, отправились в «Отель-де-Виль» (парижскую ратушу) провозглашать республику. Там мятежный плебс заставил депутатов включить в состав Временного правительства Луи Блана и рабочего по имени Альбер — социалисты впервые вкусили тогда политической власти. Давно ожидаемая, но на деле неожиданная февральская революция прошла гораздо более гладко, чем кто-либо мог мечтать. В течение недолгих весенних месяцев казалось, будто во Франции может повториться 1789 г. без 1793 г.

Лёгкая победа, однако, создала намного более радикальные перспективы, чем желала страна. Поэтому история Второй республики стала в основном историей ликвидации февральских завоеваний — сценарий 1789 г. разыгрался наоборот. Великой революции понадобилось четыре года, чтобы достичь максимального радикализма. 1848 г. начался с максимально радикальной программы — республики на основе всеобщего избирательного права с некоторыми чертами социализма. От этой высшей отметки движение могло идти только вниз. И главной причиной отступления послужил красный призрак социализма, олицетворяемый парижской толпой.

Дабы уберечься от этой опасности, Луи Блану не дали министерского портфеля, лишь поручили возглавить комиссию из рабочих и работодателей для обсуждения социального вопроса. Данный орган с помпой расположился в Люксембургском дворце, но не имел никакой власти. В то же время «право на труд» получило номинальное признание благодаря созданию национальных мастерских для безработных. На практике это означало назначение рабочих, среди которых часто встречались искусные ремесленники, на чёрную работу, и мастерские быстро превратились в плохо управляемую помощь неимущим. Толпы безработных устремились в Париж; средний класс с растущим негодованием относился к этому дорогостоящему предприятию, боясь возможных беспорядков. Трудно, однако, сказать, как можно было бы избежать столь взрывоопасной ситуации. С одной стороны, рабочие создали республику, и с ними следовало считаться; с другой стороны, сложившиеся условия позволяли только изобразить видимость «государства всеобщего благосостояния».

Страна готовилась к серьёзному столкновению между плебейским Парижем и консервативной, по большей части крестьянской Францией. С самого начала Ламартин, к разочарованию радикалов, заверил европейские державы, что новая республика не пойдёт в революционный крестовый поход, как в 1792 г. Временное правительство стремилось немедленно провести выборы в учредительное собрание, чтобы стабилизировать ситуацию путём создания республиканского противовеса парижской толпе. Толпа, естественно, старалась оттянуть выборы, желая сохранить рычаг воздействия на правительство. 17 марта грандиозная демонстрация чуть его не сбросила. Однако нажим радикалов привёл к отсрочке неизбежных выборов только до 28 апреля. В результате вполне предсказуемо победили умеренные республиканцы и тайные монархисты. Временное правительство уступило место Исполнительной комиссии из пяти членов, ни один социалист туда не вошёл. В гневе и отчаянии парижские радикалы 15 мая под предлогом тяжёлого положения в угнетённой Польше ворвались в Национальное собрание, предприняв новую попытку захвата власти. Правительство арестовало Бланки и других видных лидеров радикалов, одновременно готовясь к неотвратимому теперь противоборству с Парижем. В конце июня оно распорядилось перевести национальные мастерские в провинцию. Теперь уже плебейские восточные кварталы Парижа с отчаяния подняли бунт, прибегнув к излюбленному средству — баррикадам. Правительственные войска под командованием опытного республиканского генерала Кавеньяка (его отец был членом Конвента) ждали наготове. Последующая городская война продлилась три дня и унесла жизни 7 тыс. чел. Кавеньяк де-факто стал диктатором, пока собрание составляло текст конституции.

В результате «июньских дней» понятие классовой борьбы, впервые пущенное в ход либеральными историками периода Реставрации для описания судьбы их предков при «старом режиме», приобрело новое, более современное значение. Оно стало обозначать конфликт буржуа и пролетария в демократической республике. Таким образом, первый урок «обратной революции» 1848 г. гласил, что фундаментальное требование политической демократии, всеобщее избирательное право, может на деле быть консервативным институтом.

Этот вывод прекрасно подтвердился завершением революционного года: избранием 10 декабря президентом республики Луи Бонапарта. В соответствии с французской революционной традицией конституция создала однокамерный законодательный орган, избираемый всеобщим голосованием. Однако, поскольку при якобинцах такое устройство подготовило почву для диктатуры, конституция добавила к нему пост президента, также избираемого всеобщим голосованием, по американскому образцу. Основными кандидатами в президенты были лидер партии «Горы» Ледрю-Роллен (370 тыс. голосов), классический республиканец Кавеньяк (1448 тыс. голосов) и племянник Наполеона Луи Бонапарт (5434 тыс. голосов).

Маркс в блестящем памфлете «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», как известно, объяснил победу последнего с помощью социологического аргумента: дескать, крестьянство («мешок с картофелем») соблазнилось личностью племянника, так как помнило, что дядя обеспечил ему права на землю. На самом деле тут сыграли роль причины не социального, а политического характера и даже чистая случайность. К концу 1848 г. крестьянству, да и вообще большинству населения Франции, хотелось порядка и устранения «красной» угрозы парижских беспорядков. Конечно, этого мог бы добиться и Кавеньяк. Но Бонапарт был ещё лучше, ибо его имя обещало, помимо порядка, национальную славу после тусклых десятилетий Реставрации и буржуазной монархии. Так что к победе Луи-Наполеона привели политическая конъюнктура и идеологическая магия имени — вкупе с наличием возможности попасть в список кандидатов, поскольку учредительное собрание не снизошло до того, чтобы преградить представителям бывших династий путь в политику. Не все крестьяне голосовали за него, и не все его избиратели являлись крестьянами. Многие крестьяне голосовали за «красного» Ледрю-Роллена, а многие рабочие — за Бонапарта.