Подменная дочь (СИ) - Лей Лора

— Отец, это Ваша жизнь… — эх, мужики…

— Ладно. Мне Тинг заявила, что…ей нужно поберечься, ну, то есть…

— Не объясняйте, я понимаю.

— Так вот, я её послушал…И испытал облегчение…К тому моменту я уже полностью осознал, какую глупость сотворил, взяв ее с собой и отпустив твою…мать, поэтому…

Мужчина отвернулся, помолчал.

— Мы были в очередном дозоре, когда погода резко испортилась, и мы застряли на заставе дольше, чем рассчитывали…Приехали в гарнизон через неделю и узнали, что Хуа не пережила роды, и её вместе с младенцем уже похоронили, а Тинг, несмотря на трудности преждевременных родов, выжила, и у меня теперь дочь… Мой адъютант очень расстроился из-за смерти жены, но принял случившееся более спокойно, узнав, что мертворожденной была девочка — он надеялся на сына.

— Вы думаете, тогда она и поменяла детей? = спросила ушедшего в себя отца.

— Не поменяла, Ю-эр, забрала! Думаю…Она опять обманывала — не было беременности! Возможно, она с самого начала планировала так поступить…Ей не впервой…

— То есть, Вы предполагаете, что малышка Юй — дочь Вашего адъютанта? Почему?

— То есть, в том, что она не моя дочь, ты не сомневаешься? — поддел меня Чен Вэй.

— У меня есть для этого веские основания, но назвать источник не могу, поскольку дала слово. Однако кое-что вне клятвы…Реакция Юй на продукты — редкое явление, но возможное в некоторых семьях из поколения в поколение. У Гу нет, думаю, у Нин — тоже, а вот у кого-то…

— Да, у моего адъютанта, Чун Бао. Он служит у меня с юности, и на севере над ним потешались, говоря, что ему не нужны…чужие…яйца, потому что…ему своих хватает — смутился! Генерал-батюшка смутился! Я еле удержалась, чтобы не хихикнуть.

— Чень Ю, прекрати!

— Молчу, молчу…То есть, у него тоже…аллергия на яйца?

— Не только на них, еще на мандарины, орехи и мед, кажется…Чешется он от них, а от орехов, говорил, чуть не умер в детстве. И еще одно: Бао хвалился, что своего ребенка он всегда узнает, потому что в его родне у всех на больших пальцах ног ногти меньше остальных — так они и определяют родство. У Юй такие, я специально посмотрел…

— Но, батюшка, она ведь могла… — не договорила, испугавшись.

— Нет, дорогая, не могла! Во-первых, он всегда при мне, во-вторых, Нин Тинг никто не любит из моих подчиненных, в отличие от…твоей…матери…А в-третьих — он запнулся, а меня осенило: размер имеет значение?

— Ты о чем думаешь, бесстыдница? — возмутился отец. — Тьфу ты! Ян Линь рожала Чен Сяна, будучи моложе Тинг и…крепче телом, но все равно вот тут — он показал на живот — остались…рубцы, понимаешь? И они не прошли…полностью.

«А, он про растяжки…Точно, девочки знакомые жаловались…» — допетрила я, далекая от этой стороны женской жизни.

— Но почему Вы…не обратили на это внимание…сразу?

— Да как-то…не до того было…И потом, она требовала деньги на…мази, мол, хочу вернуть красоту…

— А недавно Вы…проверили, да? — настала моя очередь…подколоть родителя.

— Было дело… — не стал ломаться Чен Вэй. — Что нам теперь делать, как думаешь?

— Всё просто — провести осмотр лекаркой Дун, проверить могилу Хуа. Определить, рожала женщина или нет, акушерка сможет, отсутствие ребенка в гробу докажет, что девочка жива, сам Чун Бао, увидев ножку, признает Юй своей. Вы по-тихому разведетесь или отправим Нин в монастырь на веки вечные. Если Бао откажется от девочки, отдадим куда-нибудь подальше в бездетную семью. Жестоко, но оставлять ее доме нельзя — Вам такая слава…

— Вот ведь дура, эта Нин! Одни проблемы от неё! — стукнул в сердцах по столу генерал, а я немного выдохнула: этот вопрос решить проще — нужны желание и деньги. Да, я циник, оказывается, ну и что? Как аукнется — так и откликнется!

Дальше было дело техники, как говорится. Генерал лично вызвал лекарей (обоих), заставил осмотреть визжащую Нин, получил однозначное мнение (не рожала, не беременна, бесплодна), после вызвал нас (бабушку, брата, меня, сестру) и допросил с пристрастием твердящую на голубом глазу о своей невиновности и любви наложницу, прижал письмом Хэ Ки (надо же!) об отсутствии младенца в гробу и родовыми особенностями Чун Бао — этим не оставив ей надежд на апелляцию: либо она — прелюбодейка и будет забита палками (согласно семейным правилам — а я и не знала), либо отправляется в монастырь на кудыкину гору «по собственному желанию», воспылав желанием совершенствоваться и карму поправлять.

Что Нин Тинг выбрала? Монастырь, конечно! Сникла, согласившись, но от последнего слова не отказалась: по всем прошлась, без купюр, от души высказалась…

Много нового узнали, между прочим, и даже полезного в некотором смысле. Например, что руку к ссылке второй и третьей ветви приложил Лян-дарен, потому что хотел вообще извести род Гу — а мог бы и тормознуть процесс (болтали о том наложницы второго дяди Гу перед отъездом), что Чун Бао в курсе совершенного обмена (подозревает, вернее, но ворошить прошлое не хочет), но смолчал, сволочь, про особенности, иначе она бы не попалась так легко (задела этим замечанием батюшку сильно), что свекровь Чен Юнь мечтает от неё избавиться давно, потому как завидует, что та сыновей рожает, а муж ее (министр) тем попрекает и не дает залезть в приданое снохи (откуда знает — не призналась, лишь хмыкала)…

Для меня, кроме мата (в переводе на танский), слов не нашлось, а бабушке пожелала сдохнуть побыстрее — как говорится, коротко и ясно.

Лебединая песня наложницы так её захватила, что не видела она ни сдвинутых бровей отца, ни сжатых челюстей брата, ни печальных глаз бабушки, ни моих — насмешливо-презрительных, ни берегов… Поэтому и пропустила момент, когда терпение генерала иссякло, и он велел…отлупить её палками…за оскорбление матриарха. Кричала Нин Тинг недолго — после десятой затихла…Я ушла с Чен Юнь раньше… А ночью из ворот особняка выехала повозка, закрытая…

Много позже я спросила отца, жива наложница осталась? Ответил — да, пока…

Адъютант Чун Бао был переведен обратно на север (с повышением, но с утратой доверия семьи Гу), дочь он, как ни странно, забрал…вместе с нянькой, а в клановой книге Гу девочку записать не успели, поэтому…объявили умершей, что послужило причиной ухода её матери в монастырь… И это к лучшему, думаю, хоть и притянуто за уши. Увы, не мы первые, не мы последние…Сколько их еще, тайн сучжоуских дворов?

Глава 80

За время «отпуска» в особняке Гу Чен Юнь здорово изменилась: значительно прибавила в весе, появились щечки, наросло мяско на ребрах, животик вырос. Про этот параметр, поглаживая его ласково, беременная говорила, что у неё всегда небольшой, а детишки нормальные родятся.

Она часто улыбалась, с вдохновением вышивала с Сяо мне платье и приданое, общалась с бабушкой, заменив маркизу (да, тетушка тактично выехала, приходя к нам несколько раз в неделю)…

Из-за «укрупнения» ходить сестре стало тяжелее, и выезды в город заменились нарезанием кругов по поместью — с малышами, собаками и бабушкой: мастифы позволяли племянникам ездить на своих спинах, симхьи заряжали весельем, носясь вокруг, бабушка все лучше произносила отдельные фразы. Было очень…хорошо.

И мы разговаривали…Не сразу — после первого откровения Чен Юнь молчала долго, но потом, слово за слово, поделилась воспоминаниями не об издевательствах и страхах, а о своих мыслях о себе, семье Гу, прошлой деревенской жизни, беременностях, детях, интересах к вышивке, мечтах о свободе от брака…

Я отвечала — пересказывала легенду о беспамятстве, рассказала о бизнесе, бабушке, о переломе в отношении к семье Гу. В результате мы пришли к выводу, что судьбы наши очень похожи — нас воспитывали чужие женщины и семьи, которые, если уж честно, отказались от нас при первой возможности, как это ни печально: та же Гу-фурен — уехала и тишина, ни ответа, ни привета.

Но ни во мне, ни в Чен Юнь смертельной обиды или полного неприятия клана Гу не было. И если у меня, как таковых, причин для этого быть и не могло, то у сестры (а я довольно легко стала воспринимать эту девочку младшей сестрой) оно проистекало из широты души и крепости характера — она не привыкла рассчитывать на других и не ждала больше, чем ей давали. Удивительная мудрость в таком возрасте!