Сад чудес и волшебная арфа - Лайнс Джанетт

Выправив тележку, Лаванда снова задумалась, кто сегодня может прибыть по Великой железнодорожной магистрали. Ее захлестывали волны мытых и немытых людей. Вот проскользнул мужчина в широкополой шляпе. Англиканский священник, наверное? Может, стоило попросить у него благословения?

Лаванда обратилась к шествующей мимо даме и спросила, почему все так спешат добраться до станции? Поезд ведь еще не пришел. Не замедляя шагов, женщина в чепце повернулась и уставилась на нее, будто Лаванда была не известной всем цветочницей, а городской сумасшедшей.

– Как почему? Чтобы найти место, откуда будет хорошо видно, как из поезда выходит знаменитая духовидица, пророчица. Она мистик и эзотерик широкого профиля. Одна из тех, кто разговаривает с мертвыми. Отлично гадает и на кофейной гуще, но со сверхъестественным умением читает именно по чайным листочкам. А еще по Таро. Все говорят, что она способна на многое. Настоящий мастер на все руки по сокровенным знаниям. А вы, мисс, верно, в медвежьем углу обитаете, раз не слыхали о той, кого называют Прорицательницей.

И женщина поспешила вперед, словно пытаясь наверстать время, потраченное на эту проникновенную речь.

Деревенский глашатай уже, несомненно, прогавкал новости об этом знаменитом многопрофильном мистике-медиуме.

У вокзала сгрудились экипажи, готовые доставить путешественников в «Эмпайр-отель», «Фермерс-отель», «Мэншн-хаус» или какую-нибудь другую гостиницу. Неуклюже лавируя тележкой и с трудом объехав большую кучу переваренного лошадиного завтрака, Лаванда пробралась сквозь толпу.

Устроившись на своем обычном торговом месте, она повесила на борт тележки плакатик: «Красота растений Л. Фитч – для вас». Другие продавцы приветствовали ее с дружеской теплотой, вполне искренней, пока не пришел поезд и они не начали соперничать за кошельки путешественников. До Лаванды доносился сладкий аромат засахаренных яблок. Как же хочется съесть, жадно сгрызть хоть одно, да только на что его выменять? Торговец яблоками, сморщенный мужичок в латаной-перелатаной жилетке, не показался ей любителем цветов. Рядом мастерица-ткачиха размахивала изумительной красоты накидками. Как же хочется купить самую яркую и вместо унылых оттенков траура с непередаваемым наслаждением закутаться в броские тона.

Вся эта накатывающая волнами толпа шумела и гудела, пропитываясь последним теплом уходящего лета. Из этого гула, ввинчивавшегося Лаванде в уши, время от времени вылетали восклицания «Прорицательница!», «Путешествующая визионерка!» и еще какие-то отрывистые слова, в одном из которых, прощелкавшем над ухом Лаванды, подобно кукурузному зерну на сковородке, ей послышалось «форелька».

Рыбы тоже умеют прорицать?

Но тут до Лаванды долетели новые слова. Оказывается, Прорицательницу зовут Аллегра Траут [5]. Теперь понятно, откуда рыба.

В толпе Лаванда заметила госпожу Дот Тикелл, эксцентричную художницу, которая размазывала краску по холсту на мольберте. Без сомнения, усугубляя уныние. На ней, как обычно, была мужская шляпа наподобие той, что носят машинисты, а седые волосы тщательно убраны под нее. Дот предпочитала изображать угрюмые сцены жизни их городка, да еще делала это гротескно, отчего ее картины становились сродни ночным кошмарам. Сейчас она была слишком поглощена собственным творческим процессом, чтобы привычно подшучивать над тем, как Лаванда, продавая цветы, торговала «эфемерным», в то время как она сама, нанося краски на холст, создавала долговечные вещи. По этому поводу Лаванда никогда не возражала госпоже Тикелл, потому что здесь спорить бессмысленно. Нарисованные изображения и в самом деле переживут живые цветы. А художница дружила с матушкой и до сих пор время от времени навещает дом на Пиннакл-стрит, так что Лаванда спокойно относилась к ее выкрутасам, чтя материнскую привязанность и родство творцов: тех, кто создавал вещи своими руками, будь то тусси-мусси или картины.

Среди толпы двигался шарманщик с обезьянкой на плече. Пот выступил у него на лбу, придавая его музыкальным шедеврам влажное волнение. Лаванда уже много раз приходила к вокзалу со своей тележкой и продавала цветы, но до сих пор не видела ни шарманщиков, ни обезьянок. Впрочем, это и неудивительно: со времен открытия Великой железнодорожной магистрали на берегах залива Квинте появилось великое множество разношерстных типажей.

Жонглер по соседству ухмыльнулся. К тележке Лаванды суетливо подбежали две хихикающие девушки и, купив по коралловой розе, прикололи к волосам (для этого в тележке имелось несколько одиночных цветков). Девушки, нарядные, миловидные и пухленькие, разительно отличались от изможденной Лаванды с ее неуклюжими сапожищами и траурной юбкой в пятнах грязи.

Чтобы как-то скрасить унылую одежду и оживить свою наружность, Лаванда полезла в тележку. Помимо роз, у нее там было припрятано несколько стеблей тысячелистника – тысячелистника Фитча, тысячелистника арфистки, как называли его местные жители. Растение покупали как оберег, как лекарство, но чаще для приворотного заклинания на траву. Лаванде были известны и другие, более мистические названия тысячелистника: хвост оборотня, ведьмин сорняк, игрушка злодея. Но такие определения вряд ли способствовали бы продажам, поэтому она предпочитала держать эти сведения при себе. Да и при таком невинно голубом небе об этом не стоило беспокоиться. Девушка засунула стебель тысячелистника под черную ленту капора. Несмотря на мрачный наряд самой Лаванды, ее цветы были праздником лета. А теперь, оторванные от родной почвы, лишенные корней, их оставалось только продать. Пути назад просто не было.

Больше всего цветов уходило в суматохе минут за десять до остановки поезда. Затем следовал еще один короткий заход после того, как прибывшие пассажиры выкатывались на платформу. За минувшие годы Лаванда научилась уже за несколько миль улавливать движение железных мышц локомотива, его дымное дыхание и биение сдвоенных колес о стыки. Она и сейчас носом ощутила дуновение пара, а ступнями – через подошвы сапог и три пары толстых носков – вибрацию рельсов. Ее ноги пульсировали в унисон с ходом Самсона, и вот-вот наступит момент, когда все увидят, как величественно приближается огромная махина. А кто-то примется заранее вопить не переставая: «Вот он!»

– Вот он!

Самсон мчался на них, словно огнедышащий великан из сказки, крутя шатунами, как мощными руками, и грохоча механическим сердцебиением: «стойте в шляпах!..», «стойте в шляпах!..», «в шляпах!..», «в шляпах!..». Потом взвизг тормозов, тройной оглушительный гудок с клубами дыма из трубы – и вот исполин замедлился и остановился. Лошади заржали, шарахнулись, затарахтели сбруей. Обезьянка на спине шарманщика испуганно забулькала горлом.

Лаванда размахивала двумя самыми роскошными букетами. Особенно шикарны в этом году поздние розы. Подняв их повыше, она вдохнула.

– А вот свежие цветы! Только что срезаны! – пропела девушка. – Букеты! Тусси-мусси! Целебные травы!

Несколько джентльменов на бегу купили цветы. Лаванда надеялась на большее. Ее тележка все еще была загружена доверху, а толпа – все еще многолюдна. Даже жонглер изо всех сил пытался привлечь внимание. Но весь интерес толпы был направлен только на одно: на вагон, из которого должна появиться Прорицательница.

Лаванда зашла с другой стороны.

– Цветы для известной пророчицы! Порадуйте духовидицу!

Невзрачный мужчина в гетрах купил одну розу и прикрепил к лацкану.

И все? Если из поезда не высыплются новые покупатели, придется везти цветы обратно в деревню и торговать ими вразнос на улицах. А если и вовсе не удастся продать свои любимые цветы? Ведь тогда получится, что она понапрасну оборвала их жизни, и без того короткие.

Вскоре Лаванда присоединилась к недолговечному празднику, борясь за внимание с другими продавцами. Пассажиры потоком пошли с поезда, таща, неся и волоча ранцы, чемоданы и узлы. У кого-то был даже попугай в клетке. Лаванда размахивала над головой великолепными букетами.