Марк Вадимович Розин
Тибетская книга живых
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Часть I
В шестьдесят два года Лев захотел увидеть Эверест. Не с самолета и не с организованной группой, а самому ногами дойти до базового лагеря, закинуть голову и посмотреть на высшую точку Земли, оторвав взгляд от ботинок. С юности в его памяти засела фраза «увидеть Париж и умереть» – Париж он видел много раз, но до сих пор не умер. Теперь он решил испытать себя Эверестом. Высота базового лагеря, откуда уходят на штурм вершины альпинисты, – пять тысяч триста шестьдесят четыре метра. Не так мало для пожившего жизнь человека.
Когда-то давно, еще в Советском Союзе, он и его друзья читали о Шамбале – мифической стране мудрецов, спрятанной в Тибете, – и мечтали о большом горном путешествии. Добраться до Тибета советские студенты, конечно, не могли, но и в Советском Союзе были семитысячники. В восемнадцать лет Лев решил, что время безвозвратно уходит, пора осуществлять свои мечты, и вместе с девушкой Лизой отправился на Памир, чтобы своими глазами увидеть самую высокую вершину Советского Союза – пик Коммунизма. Их путь пролегал через долину Обихингоу – сначала вдоль полноводной горной реки по населенным местам, затем в безлюдных верховьях и дальше к леднику Гарм. Перейдя этот ледник, они должны были оказаться на границе с Афганистаном – в точке, с которой, судя по описаниям, открывался впечатляющий вид на пик Коммунизма. Чтобы выбраться оттуда, нужно было либо долго идти пешком через горы, либо, по примеру путешественников, отчетом которых вдохновился Лев, просто сдаться пограничникам. Те арестовали бы их за отсутствие разрешения на пребывание в погранзоне и выслали бы в Москву. Быстро и дешево.
Неделю Лев с Лизой шли по долине вверх. Мимо них на ослах проезжали таджики в халатах и тюбетейках. От густого влажного леса они постепенно поднялись к сухим скалам. Снежные горы, которые вначале казались миражом, с каждым днем проступали все отчетливее. По утрам, вылезая из палатки, они трогали кончиками пальцев изморозь на зеленой траве.
Потом поселения закончились. Время от времени им еще попадались замшелые развалины домов, но людей больше не было. На рассвете их маленький лагерь навещали горные козлы, днем над ними смеялись суслики. Лев выкапывал из земли золотой корень – или то, что принимал за него, – заваривал его и пил вместе с Лизой, чтобы набраться сил для основного подъема.
Еще несколько дней спустя путь им преградил мощный приток. Перейти его вброд, оставшись в живых, шансов не было: бешеный водный поток снес бы смельчаков как котят и размозжил бы о камни. Тогда они решили подняться вдоль притока, чтобы обогнуть его сверху по леднику. Через два дня подъема они уткнулись в неприступные скалы – путь дальше был закрыт.
Лев хорошо помнил, как они сидели под скалой, глядя на свирепый грохочущий поток воды. Им было жарко – хотелось прохлады ледника. Они разложили перед собой карту Памира, вынули фотографию пика Коммунизма и прощались со своей мечтой. Лев достал шоколадку, припасенную для ледника Гарм, Лиза налила в кружку прозрачной воды из ручья, и они подсластили шоколадом горечь поражения. Лев неловко обнял Лизу, она неуклюже ткнулась ему в плечо, они взвалили на себя тяже-ленные рюкзаки и потрусили вниз, навстречу осликам, дыням, Москве, институту, женитьбам, расставаниям – длинной-длинной короткой жизни, которая сорок четыре года спустя описала петлю и вынесла Льва к той же мечте: он снова захотел увидеть горы, только теперь уже не пик Коммунизма, а Эверест – главную вершину мира. Откладывать и тренироваться было некогда: в шестьдесят два оставшиеся годы уже считают по пальцам, а потому не было уверенности, что его сил хватит больше чем на одно путешествие.
Лев позвал с собой свою жену Милу. Она была его сверстницей, но занималась спортом, держала себя в форме и могла пробежать больше и быстрее, чем он. Мила, однако, сказала, что стара для таких приключений, но не имеет ничего против, чтобы Лев пошел один.
«Один?!» Лев даже растерялся. Как-то так вышло, что он никогда не путешествовал в одиночку. С ним всегда были жена, или дочка Аня, или друзья.
«Один?..» Он окинул мысленным взглядом своих близких и вдруг понял, что Аня выросла и ей теперь интереснее ее тусовки, друзья уже давно предпочитают спокойный отдых, да и жене, как видно, нужно что-нибудь покомфортнее.
Лев попробовал представить себе это одиночество, почувствовать его вкус – оно оказалось манящим и терпким. «Один… А почему, собственно, нет?» Прикинув и состыковав разнообразные жизненные планы, он наметил путешествие на следующую весну.
Спортом, в отличие от жены, Лев не увлекался и хорошей физической формой похвастаться не мог. Чувствовал себя, как когда-то говорила его бабушка, «по возрасту»: вставалось по утрам тяжело, побаливали колени, желудок частенько не принимал ничего, кроме овсяной каши, зато ровно стучало сердце и исправно работали легкие. Он решил было для подготовки начать бегать по утрам, но из этого ничего не вышло: рабочая суета и унылый московский ноябрь быстро отвратили его от этого прекрасного намерения. Зато он прочитал множество отчетов о предстоящем пути, купил хорошее снаряжение и 25 апреля обнял жену, посидел на дорогу, сказал сам себе «в добрый путь», «с богом», «ни пуха, ни пера», сам себе ответил «к черту», что еще сказать не придумал, встал, надел новенький легкий суперсовременный рюкзак, неразношенные горные ботинки и вышел из дома.
* * *
Через два дня Лев спустился по хлипкому трапу маленького самолета компании «Йети» в непальском поселке Лукла, на высоте две тысячи восемьсот шестьдесят метров. Он немного постоял у самолета на затекших ногах, поежился от холодного ветра, оглядел каменистые холмы, засомневался, хватит ли ему теплой одежды, если уже здесь, внизу, так холодно, прислушался к легкой ноющей боли в колене и улыбнулся. Было тревожно, одиноко, над горами клубились облака, а вдали тоненько потренькивала еле слышная нота счастья.
Прямо на выходе из аэропорта Льва встретил какой-то молодой шерп и так решительно схватил его рюкзак, что Лев испугался. «А что, если он сейчас убежит вместе с рюкзаком? Может быть, нужно повыбирать, а не соглашаться на первого встречного?» Но шерп шел легко и уверенно, был столь спокоен, так хорошо улыбался, что и Лев успокоился. Они зашли в маленький каменный домик – почерневшая от сырости и дождей деревянная вывеска гласила, что это «The Turning Lodge». Там, усевшись за обшарпанный столик, они быстро обо всем договорились. Шерпа звали Ганга, как великую индусскую реку. Лев достал карту и пытался что-то показывать и спрашивать, но Ганга на карту почти не смотрел, а только улыбался и говорил: «О’кей!» Потом предложил Льву тибетского чая – с солью, молоком и маслом яка. Лев выпил, почувствовал, как скукожился желудок, пожалел, что купился на экзотику, и вместе со своим проводником отправился в путь.
* * *
К базовому лагерю Эвереста вела широкая хорошо набитая тропа, загруженная, как настоящая трасса. По ней длинной вереницей поднимались и спускались европейские туристы, шерпы, длинношерстные яки. Копыта взбивали пыль, от которой приходилось спасаться, надевая очки и повязку на лицо.
Ганга шагал во вьетнамках на босу ногу, трениках и старой рваной флиске. Рюкзак Льва он привязал к своему и безо всякого усилия нес эту несуразную поклажу, распевая на ходу незатейливые непальские песни. За ним в новеньких трекинговых ботинках, гортексной ветровке, морщась от боли и удовольствия, без груза – налегке – тяжело поднимался Лев.
Дорога от Луклы у подготовленных путников занимает восемь дней, но Лев для лучшей акклиматизации заложил все двадцать. И это было предусмотрительно: до Намче-Базара, главного перевалочного пункта альпинистов, вместо двух положенных дней он добирался четыре.
В Намче-Базар Лев пришел засветло, выбрал гестхаус, сел в главном зале около железной печки, заказал себе европейский чай и принялся от руки писать дневник. Когда он поднял голову, на секунду оторвавшись от тетради, то обнаружил, что поселок за окном исчез – его окутало облако. В этот миг дверь в домик отворилась, и сквозь облако Лев увидел силуэты бредущих мимо яков и пастуха. Один як мотнул головой, и его рога на секунду оказались внутри домика. Вслед за рогами в дом пробрался завиток облака, оглядел собравшихся и испарился. Яки позвенели колокольчиками и ушли, за ними проковылял в тумане пастух.
