Тибетская книга живых - Розин Марк Вадимович

Дава заулыбался и стал выкладывать из камней карту. Он показал, какой длинный путь совершит товар, если отправится обычным путем – из Лхасы в Шанхай, из Шанхая на корабле в Индию, из Индии в Непал, затем по дорогам Непала до Тибета, а здесь опять придется грузить товары на яков и везти вверх.

– Караваном через горы намного короче, – объяснил он.

– А как же визы? – спросил Лев. – Как вы переходите границу?

Дава растянул рот до ушей и заливисто засмеялся.

– Перевал выше шести тысяч метров. – Он сложил ладони у рта и, повернувшись в сторону, прокричал: – Ау, пограничники! Вы где? Кому показать паспорт?

Лев засмеялся в ответ.

– А разве яки могут подняться так высоко?

– Могут, конечно. Они привычные, как и мы.

Дава принялся замешивать чай. Он подлил в него молока («Ячье молоко», – разъяснил он), положил масло, замешал муку, подул, поулыбался прямо в чашу – чуть не залез туда носом – и протянул Льву. Лев смотрел на очень круглое розовое лицо Давы с оттопыренными ушами и вспоминал молодого гнома из мультика про Белоснежку – невинного, неуклюжего и веселого. Он глотнул страшную жидкость, понял, что выпить ее не сможет, и опять залюбовался сказочным обликом своего знакомого.

– А кроме того, – сказал Дава, – эра Кали-юги заканчивается, так что все границы скоро исчезнут.

Вот тебе на! Лев совсем плохо знал индуизм, но помнил, что Кали-юга – одна из эпох в индуизме. «Как же смешно, – думал он, – сидеть и беседовать с монахом о вечности!»

– А что будет после Кали-юги? – спросил он.

– Двапара-юга. Мир изменится неузнаваемо: дороги обратятся в реки, деревья прорастут сквозь дома, не будет машин и самолетов, но они и не понадобятся, потому что люди будут плавать.

Теперь настала очередь Льва смеяться. Он немного опасался обидеть Даву, но, глядя на его круглое младенческое лицо и слушая сказки, не мог удержаться от улыбки.

– В западном мире много раз ждали конца света, – сказал Лев. – Когда приближался тысячный год от Рождества Христова, люди раздавали все свои деньги, становились монахами, как вы, потому что думали, что конец света близок. Потом конца света ждали в тысяча двухсот пятом году. Но ничего не произошло – ни разу. Случались разные бедствия, но в другие годы. И мир никуда не делся – вот мы сидим и беседуем.

– То, что этого ни разу не произошло, не доказывает, что такого не случится в будущем, – заметил Дава.

«Откуда он взялся, такой умный? – думал Лев. – И так хорошо говорит по-английски… Где он учился?»

– Может быть, и случится, – сказал Лев, – но вряд ли на нашем веку. Что говорят ваши древние тексты? Когда закончится Кали-юга?

– Она уже закончилась, – сказал Дава. – Просто мы этого еще не заметили.

– Может, и не заметим? – иронизировал Лев.

Дава засмеялся.

– Я вижу, что вы не верите. Конечно – не верьте! Посмотрим, что вы скажете, когда мы встретимся в следующий раз.

Лев еще посидел, еще поговорил. Поудивлялся средневековому каравану, который ходит с товарами взад-вперед по горам. Понаблюдал, как шерпы занимаются своими делами: укрепляют палатки, колют дрова, укрывают мешки полиэтиленом от дождя.

«Пора, – сказал он себе. – Пора. Пока не кончилась Кали-юга и я еще смогу улететь в Москву».

Он скопировал жест Давы: сложил руки у груди, наклонил голову, поблагодарил за чай. Дава тоже поклонился, поблагодарил и сказал, что им еще предстоит встретиться. Лев поднялся на отяжелевшие ноги и заковылял вверх – к основной тропе, чтобы продолжать прерванный путь.

В следующем гестхаусе Лев обратил внимание на двух подружек. Особенно его заинтересовала худенькая задумчивая темноволосая девушка. Она сидела в углу, далеко от печки, и читала. Ее подруга развешивала на веревках только что постиранное белье. В окно заглядывало мягкое вечернее солнце.

Льву вдруг невыносимо захотелось отношений. Разговорить девушку, влюбить в себя, увести в свою комнату, ласкать, мучить… Как давно не было этого желания? То ли жена все заморозила… То ли горная болезнь и мысли о смерти отбили всякое влечение. «Может быть, я выздоравливаю?» – думал Лев.

Он посмотрел на себя в зеркале. Худое обветренное морщинистое лицо, седая щетина, проникновенный взгляд. Очень благородно. Некоторые девушки любят таких мужчин. «И сексом могу заняться».

Лев подсел к темноволосой девушке и познакомился. Ее звали Эва, она приехала сюда из Голландии. В руках у нее был томик Ницше. Эва тоже спускалась из базового лагеря. Лев смотрел на ее некрасивое лицо, и оно казалось ему прекрасным. Обнимал взглядом угловатое тело, и в нем горело желание.

«Я выздоровел», – думал он.

Они немного поболтали, но искра не зажглась. Предложить Эве любовь он не решился.

Не в первый раз за поход, но впервые на спуске ему не спалось в его одинокой келье. Он по кругу вертелся в спальнике. Медленно и тяжело, как булыжники, ворочались внутри мысли.

«Ведь я всегда был такой нерешительный, – думал Лев, – но женщины сами появлялись и вешались мне на шею».

«А теперь не вешаются».

«Чем я рисковал, если бы предложил ей секс? Ну отказала бы…»

«У меня никогда еще не было иностранки – ни с одной из своих женщин я не говорил на английском языке».

Он отчетливо понимал, что путь к любви – длинный. Нужно продолжить общаться за завтраком, пристроиться в пути, идти рядом, разговаривать, вдохновлять, вдохновляться… Ему и ей, с их характерами, невозможно сблизиться за один вечер. Сближение, любовь представились ему серьезной работой. И на эту работу, как бы велико ни было желание, Лев уже не чувствовал достаточно сил. Он не променяет одинокую ходьбу с Гангой и размеренные размышления на нервные ухаживания. Тем более когда нет гарантии победы.

«Вот если бы легко и сразу. И только на одну ночь. А потом опять один».

«Может, я и выздоровел, но не помолодел. Раньше я бы сделал другой выбор. И мучился бы: „любит – не любит“».

На следующее утро Эва нравилась ему уже меньше. Он помахал ей рукой на прощанье, и они разошлись.

Последние три дня пути до Луклы проскользили как-то незаметно. В Лукле состоялось грустное прощание с Гангой: за эти недели, километры пути, тысячи метров подъема и спуска Лев к нему привязался.

Маленьким самолетиком компании «Йети» Лев вылетел в Катманду.

В Катманду было жарко, душно и суетно. Особенно впечатляло безумие уличного движения: пешеходы, велосипеды, мотоциклы, рикши, раздолбанные машины – все неслось, обгоняло друг друга и беспрестанно гудело.

Лев заселился в европейскую гостиницу, долго и сладостно мылся в настоящем душе, переоделся в чистое, легкое, светлое и выбрался на улицу. В туристические места он не пошел – отправился бродить по городу. По грязному, нищему городу, полному убогих стариков, дряхлых старух и чумазых детей.

Особенно его поразила река Багмати, которая неторопливо несла свою желтую воду через весь город. Он долго шагал по ее берегу против течения, мимо гаражей, пустырей, свалок. По пути ему встретились голые дети, которые забирались на опору моста и прыгали в воду. Они галдели, смеялись, взвизгивали от радости. Лев покряхтел от жары, подумал, не прыгнуть ли и ему в воду, но окунуться в желтую жижу не решился и побрел дальше. Выше по течению он обнаружил местную «прачечную»: несколько десятков индуистского вида женщин стирали белье в желтой воде. Еще через десять минут пути он увидел живописную группу буйволов, которые забрались в реку, спасаясь от жары, и снова поймал себя на желании залезть к ним, и снова решил этого не делать.

Через пару километров он уперся взглядом в индуистский храм, стоявший на берегу. У самой воды горел огромный костер, около которого с понурым видом сидели празднично одетые люди. Лев остановился перевести дух, и рядом тут же возник услужливый индус, который на скверном английском объяснил, что на костре сжигают умерших. Затем их пепел сбрасывают в реку Багмати, которая впадает в Ганг, куда должны попасть все умершие. Вон тот сверток – это покойник дожидается своей очереди, а рядом его безутешные родственники.