Москва, Адонай! - Леонтьев Артемий

Сизиф. Мальчик чей-то потерялся. Толстенький. Маму, наверное, ищет… На чем мы там с тобой остановились?

Незнакомец. Я уже не помню… а-а, про выход на станции.

Сизиф. Так ведь где попало тоже не выйдешь…

Незнакомец. Да дело не только в этом. Просто взять и выйти, оборвать цепочку перерождений, как этот Будда тут всем советует – этого недостаточно… Обеззаразить жизнь, избавить от своей лепты и присутствия этот тысячелетний клубень из человеческой ярости и шума, алчности – это прекрасно, конечно… оздоровляет мир и историю, и все-такое прочее, но человек способен на большее… На худой конец, всю сексуальную и первобытную энергию, самую тяжелую, то есть телесную, провоцирующую зависть, жажду власти и превосходства можно замкнуть в своем «Я», в любимом деле или в семье, в какой-то мало-мальской сдержанности интеллигентного и, что самое главное, доброго человека… А вместе с тем и все инертные, животные связи с окружающими… И совсем не обязательно нирванить себя до изнеможения. Я уже не говорю про то, чтобы направить всю свою энергию на любовь к людям – это же бездонная чаша, туда сколько ни положи, все мало будет, но каждая капля – на вес золота.

А в буддизме нет места ни для любви, ни для милосердия – ты, например, Сутта-нипату читал? Дхаммападу? То-то…

Сизиф. (Большую часть времени, пока говорил Фридрих, Сизиф обеими руками ковырял дырдочки от шила). А как тогда? В чем вообще разница между этим выходом и, скажем, христианским?

Незнакомец. (Постепенно начал переходить на сухую повествовательную интонацию, чуть закатил глаза, как будто начал повторять строки, записанные у него где-то в памяти). Ты знаешь, голуба, вообще срединный путь на уровне своих основ пересекается с основами христианскими – буддистское истинное воззрение, например, или намерение… сосредоточение, допустим… памятование и все такое прочее: хоть и не проговариваются Христом и апостолами, не выделяются в отдельные категории, но они подразумеваются или напрямую вытекают из Нового Завета, да даже в патристике или у схоластов возьми тоже…

Сизиф. Э-э-э… Ты знаешь, стыдно признаться, но я после свадьбы вообще мало читать стал – бытовуха, рутина, сам понимаешь, тем более график у меня – пятидневка, гиблая вещь, скажу я тебе… после работы и магазинов уже сил не остается ни на что, какие уж там книги… доползешь вечером до продуктового, пожрать чего купишь и на том спасибо… а в выходные, пока выспишься и в себя придешь, уже полдня корова языком слизала… так что… но в целом я примерно уловил твою мысль…

Незнакомец. Ты всех уже при жизни заебал со своей трахнутой пятидневкой, теперь мне еще уши с ней решил прокоптить… завязывай давай, голуба… ферштейн? И не надоест же тебе эта твоя отговорочка, ну сколько можно за график свой держаться и оправдание в нем искать? Тебя палками никто при жизни не загонял на нелюбимую работу, к нелюбимой жене, к серой и мещанской жизни человека, который не реализовал свой духовный и творческий потенциал… Ты же по замыслу Господа был бунтарь, титан – тебе неспроста такое имя дано… ты же, по легенде, перехитрил Танатос, подарив людям бессмертие… ну а что на деле получилось? Не жизнь, а дерьмо.

Сизиф. (задумался: «Вот сукин сын, откуда он знает столько подробностей о моей жизни? Какой подозрительный пассажир… Нет, он точно не псих. Может быть, даже и не засранец, а просто прикинулся говномесом, чтобы в доверие втереться… Вот школота, а… и че делает, че делает, сучий хвост. Шпионаж сплошной кругом… Ну что за страна? Кругом одни сексоты. Надо с ним ухо востро держать»). Да это не отговорки, я так просо…

Незнакомец. Ага, просо, просо: ячмень еще скажи…

Сизиф. Но ты сам признал, что всю жизнь дурака валял и не о том говорил, о чем надо бы… так что не тебе Гитлера вертеть – значит, все-таки дал ему повод… Яблоню по яблокам судят… Не знаю, мне религии всегда были чужды. А на историю посмотреть, так прям тошно периодами… да и недоказуемо это все, нелогично.

Незнакомец. Ну, тошно – не тошно, а все-таки ты здесь сейчас, голуба… Это ферштейн? До тебя, по-моему, все никак это не дойдет.

(Сизифу подумалось: «Здесь, здесь… где это здесь?». Он посмотрел в окно, в котором до этого чернел лишь сгущенный мрак Люберецкого района.

Теперь за окном развязалась настоящая баталия: высокие гренадеры и егеря в таких же точно педерастических лосинах, что и недавно прошедший по вагону толстый мальчик, разодетые, как на свадьбу, высокие и красивые, как с картинки, некоторые – наверное, офицеры – даже с прическами; выстроились в ровные квадраты и прямоугольники, и все знай себе шагают теперь с винтовками наперевес – красненькие на синеньких, синенькие на красненьких, смешиваются, валятся друг с другом в кучу, как цветные солдатики, по мановению шальной детской руки… Стройные ряды рассеивает картечью, пушки плюются дымом, лошадники размахивают саблями: белые парадные мундиры заливает кровищей. «Странно, – подумалось Сизифу, – Очень странно. В Люберцах такие штаны ни один адекватный человек на себя же не напялит, а их вон сколько собралось… на гей-парад тоже не похоже, уж больно кровищи много, даже по российским меркам… может, это «Лужники» проезжаем? Точно, это, наверное, спортсмены, либо болельщики. Интересно, кто сейчас играет? Наши опять, наверное, продули, как всегда, вот фанаты и устроили месиво»).

Незнакомец. Проблема еще в том, что большинство христиан во все времена после Константина – это матерые язычники, прикрытые крестами… и язычники эти крещеные заткнули бы за пояс любое племя тех же древних германцев наших… да даже до Константина, если по посланиям Павла судить, львиную долю первых христиан, по-моему, больше волновал вопрос на уровне: обрезываться или не обрезываться, есть мясо или не есть, чем вопрос духовного пути… а при таком чисто обрядовом подходе дальнейшее разделение христианства на множество конфессий было неизбежным следствием… вообще, я удивляюсь, что первый раскол на Восточную и Западную церковь только в XI веке произошел, а не раньше… наверное, к тому времени просто особенно остро назрело политическое и географическое столкновение интересов у Востока и Запада…

(Тут Сизиф увидел, как со стороны головного вагона шли два пьяных казака: один теребил за ухо толстого мальчика в темно-зеленом мундире и педерастических лосинах, давая ему время от времени роскошные поджопники, а второй казак – хлестал бедолагу нагайкой. Толстый мальчик в парадном мундире от такой вероломности и наглости даже потерял свою двууголку, он все оглядывался, пытаясь увидеть свой головной убор, но пьяные казаки рыгали, матерились и давали лихой нагоняй низкорослому корсиканцу, которого гнали в ту самую сторону, откуда он пришел – то есть в самый хвост поезда. Глядя на избитую в кровь физиономию, на растрепанный парадный мундир и заляпанные говном педерастические лосины, Сизиф подумал про себя: «Бедный мальчик, связался же на свою голову»).

Сизиф. Да я не в том смысле о нелогичности сказал… я о религии как явлении…

(Фридрих проводил глазами Наполеона в обосранных лосинах, которому навешивали доброкачественных люлей пьяные казаки – чубатые молодцы пороли его нагайками и гнали в последний вагон; немец покрутил свой философский ус и снова оглянулся на Сизифа, который молча слушал и хмурился, было видно, что ему надоело слушать).

Незнакомец. У кроманьонцев было принято во время погребения укладывать в могилу в позе эмбриона: отдавали земле в том же согнутом положении, в каком человек приходил в мир. Ну, это так, к слову. На самом деле, голуба, нужно просто понимать, где в Ветхом Завете начинается история, а где религиозно-мифотворческая культура, которая еще до Христа сформировалась у язычников, многочисленная метафорика и символизм, какая-то общерелигиозная традиция медленно вызревающих пастушьих, кочевых представлений о Всевышнем, а где там начинается сам Бог – опыт богопознания в чистом виде, само Слово, пророчества и откровения, какое-то наитие народа… Ветхозаветные мифологемы, церковные догматы и богослужебные элементы встречаются у язычников задолго до написания Библии… крест – это вообще один из древнейших религиозных символов, в том же древнем Египте или Вавилоне… это нечто предначертанное, постепенно открывающая налеты всех своих смыслов печать… а что касается метафорики: Адам – аллегория вторжения Духа в животный мир… вообще «адам» по-еврейски значит просто «человек» – это даже не имя собственное… в Книге Бытия написано: «Сотворим Адама по образу и подобию… и да владычествуют они над рыбами морскими»… «Они», понимаешь?… Имеется ввиду человечество, люди… Филон Александрийский вообще смотрел на Адама в духе платонизма, то есть считал его общей идеей человека, только не идеальной, а модельной…