Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

Я не служанка! Я не вещь! Я — твоя дочь! Я — будущая королева Аскарона! Почему? Почему со мной так обращаются⁈ Почему ты позволила, чтобы твою кровь так унижали?

Ты говорила о долге, о величии, о плане. Но ты не говорила, что это будет так больно. Ты не говорила, что каждый день здесь — это пытка, где мою душу медленно стирают в порошок.

Мама, мне страшно. Я ненавижу его. Я ненавижу его больше, чем могу выразить. И я начинаю бояться, что ненавижу и тебя за то, что ты бросила меня здесь, в этой позолоченной клетке, с этими дикарями.

Забери меня. Просто забери. Я буду послушной. Я сделаю все, что угодно. Только не заставляй меня больше это терпеть.

Твоя униженная дочь,

Ирис'

Она дописала последнюю строчку, и перо выпало у нее из пальцев. Она не стала аккуратно складывать письмо, просто скомкала его в дрожащей руке, подошла к окну и отдала магическому ворону, который явился на ее беззвучный зов.

Когда птица исчезла, она, обессиленная, опустилась перед зеркалом. В отражении на нее смотрела не королевская дочь и не холодная интриганка, а испуганная, измученная девочка с заплаканным лицом и пустым взглядом. Она снова спросила, но на этот раз без яда, с надломом:

— Зачем?..

* * *

Через три дня ворон вернулся. Не было ни ласковых слов, ни утешения. На тонком, жестком пергаменте, пахнущем дымом и властью, был начертан всего один короткий приказ. Почерк был острым и безжалостным.

Принцесса Ирис,

Утри свои слезы. Ты — не плаксивая деревенская девчонка, чтобы ныть о разорванном платье. Ты — орудие Аскарона. Орудия не чувствуют унижения, они выполняют свою функцию.

Играй свою роль. Если для этого тебе придется целовать сапоги этому выродку — целуй. Если тебе суждено умереть в образе служанки — умри, не раскрыв рта. Это твой долг перед троном, который ты однажды должна занять, и перед родиной, чья кровь течет в твоих жилах.

Хватит писать мне о своих чувствах. Мне они безразличны. Твои слезы — признак слабости, а слабость — роскошь, которую мы не можем себе позволить.

Пиши по делу. Где твой отчет о слабостях князя? Где расписание его дня и список приближенных? В следующем письме я ожидаю увидеть конкретные данные, а не детские жалобы.

Не подведи нас снова.

Королева Аскарона.

Ирис прочла письмо. Слезы на ее глазах высохли мгновенно, словно их и не было. Лицо стало маской из белого мрамора. Она медленно, с невероятным самообладанием, поднесла свечу к уголку пергамента и наблюдала, как он обугливается и превращается в пепел.

Она подошла к зеркалу. В ее бирюзовых глазах не осталось ни капли прежней уязвимости. Только холодная, бездонная пустота и твердая решимость.

«Хорошо, матушка, — прошептала она беззвучно. — Буду орудием. Но помни: самое опасное орудие — то, что однажды может развернуться против своего владельца».

С этого дня маленькая служанка умерла. Родилась Ирис Вейл — ядовитая, умная и беспощадная в своей мести всему миру.

* * *

Яд должен был подействовать на рассвете. Тихий, без мучений. Ирис провела ночь без сна, прислушиваясь к малейшему звуку из покоев наследника. В ушах стоял оглушительный звон собственной ненависти: «Этот ублюдок не должен жениться на Элиане. Пусть его жалкое княжество падет. Пусть Штормград загрызут рыцари Аскарона. Это будет месть. За все.»

Когда первые лучи солнца упали на ее идеально неподвижное лицо, она поднялась. Надев маску служебной озабоченности, она направилась в его комнату, готовясь изобразить шок, ужас, поднять на ноги весь дворец своим пронзительным криком.

Она бесшумно вошла в покои. Воздух был спертым, пахло вином и… жизнью. Не смертью. Она сделала шаг к кровати, готовая увидеть синие губы и остекленевший взгляд.

— Вставайте, Ваша светлость. Сию минуту, — произнесла она голосом, затянутым ледяной пленкой, скрывая дрожь разочарования.

И тогда одеяло на кровати зашевелилось. Из его складок появилась растрепанная голова. Артур щурился от света, но на его лице не было ни бледности, ни предсмертной муки. Напротив, он ухмыльнулся, и в его глазах светилась какая-то дикая, незнакомая ей живость.

— Доброе утро тебе, солнечное создание. Или уже день? Сорри, внутренние часы сбиты грузовиком.

Ирис замерла. Ее пальцы, сложенные под фартуком, судорожно сжались. Что⁈

— А почему такой грозный вид? — продолжил Артур, с насмешливым интересом оглядывая ее. — Я тут что, накосячил? Опять не заплатил налогов? Или на дуэли кого-то замочил?

Ее разум, отточенный и ясный секунду назад, превратился в хаос.

«Этого не может быть! Настой цикуты… он должен был… Я проверила дозу! Как он выжил⁈»

Но внешне лишь легкое, почти незаметное напряжение пробежало по ее челюсти. Она не моргнула. Ее глаза, холодные и бездонные, продолжили смотреть на него, но теперь в них читалось не презрение, а стремительный, лихорадочный анализ.

«И… какой „грузовик“? Что это за слово? „Накосячил“?.. Почему он так странно разговаривает? Это… это не он. Это не тот избалованный придурок, которого я знаю.»

* * *

Комната Артура была пуста и тиха. Лунный свет серебрил разбросанные по столу бумаги, печать с гербом Драконхейма и забытый пергамент. Ирис стояла после этого хаоса, ее грудь вздымалась от учащенного, почти истерического дыхания. В ушах все еще звенели его слова: «Убирайся из моего дома. Ты мне больше не нужна.»

Тихий, прерывистый смешок вырвался из ее горла. Потом еще один. Он перерос в неуемный, ядовитый хохот, который эхом разносился по пустым покоям.

— Выгнать меня вздумал⁈ — прошипела она, сжимая в белых пальцах край стола. — Я… я тебе жопу целовала столько лет! Терпела твое хамство, твои руки, твои унижения! А ты… ты просто отшвырнул меня, как надоевшую игрушку?

Ее глаза, горящие лихорадочным блеском, упали на печать. Идея родилась мгновенно, совершенная в своем коварстве. Месть. Не тихая, не тайная. Публичная, сокрушительная, та, что отнимет у него последнее.

Она резко села в его кресло, развернула пергамент и, подражая размашистому почерку Артура, начала писать. Каждое слово было отточенным клинком.

'Дорогая леди Элиана,

Мои поступки в последнее время были недостойны джентльмена и будущего супруга. Я глубоко раскаиваюсь в своей холодности и резкости. Прошу Вас, дайте мне шанс искупить вину.

Прибывайте, умоляю, в мое поместье на следующей неделе. Я желал бы лично вознести свои извинения и преподнести Вам дар, достойный Вашей красоты и доброты. Я готов исполнить любое Ваше желание, дабы загладить свою вину. Моя армия будет Вашей.

С нетерпением жду возможности доказать свою преданность.

Ваш смиренный князь,

Артур фон Драконхейм.'

Она с силой прижала печать к сургучу, оставив на письме отпечаток дракона. Злорадная улыбка тронула ее губы.

— Ты хочешь избавиться от меня, чтобы жениться на этой пустоголовой кукле? — прошептала она в тишину. — Прекрасно. Я сделаю так, что она сама от тебя отвернется. Она увидит тебя таким, какой ты есть. Жалким, порочным животным.

Она откинулась на спинку кресла, ее взгляд стал отрешенным и безумным.

— Я сделаю все, чтобы ты навсегда упал в ее глазах. — Голос ее дрогнул, но не от страха, а от предвкушения. — Даже если ради этого мне придется… переспать с тобой прямо у нее на глазах.

Она представила эту картину: шок в глазах Элианы, ярость и унижение на лице Артура. Это будет стоить ей всего. Ее чести, ее достоинства, последних остатков самой себя. Но это того стоило. Ради этого сладкого, горького мига полного разрушения его будущего, она была готова сгореть дотла.