Леона. На рубеже иных миров (СИ) - Яровая Лана

— Дедушка Добролюб, спасибо тебе, — благодарно принимая подарок ответила Леона, и присела на колени, чтобы обнять заботливого домового.

— И вот еще, — сердечно обняв девушку, домовой бережно поцеловал ее в лоб, — теперь тебя остальные домовые привечать будут, а коли попросишь, подсобят.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила девушка, благодарно улыбаясь и прижимая к себе дорогой подарок.

— Ну давай, дитя, пора.

Леона сбежала с крыльца, быстро еще раз обняла Ружену, сняла Флокса с коновязи, и вставив ногу в стремя, мягко вскочила в седло. С тоской оглядев в последний раз место, в котором выросла, она посмотрела на домового и крикнула:

— До свидания, Добролюб!

— Удачи девонька, — проскрипел домовой, сотворяя обережный знак.

Затем повернулась к Наставнице.

— До свидания, Бабушка, — с теплотой попрощалась она, и развернув коня, дала шенкеля, пуская его легкой рысью, по лесной тропке, ведущей к проселочной дороге. Вот и начался ее путь.

У дома стояла женщина и тихо шептала обережные заговоры, глядя на удаляющуюся девушку. Она вытерла намокшие глаза, развернулась и пошла обратно в дом.

[1] Разиня — невнимательный, рассеянный человек.

[2] Урочище – какая-то выделяющаяся местность, что-то, что служит ориентиром или природной границей.

[3] Недоуздок – часть лошадиной амуниции. Надевается на голову, за ушами, и вокруг морды. Предназначен для того, чтобы вести или привязывать лошадь или крупный скот.

Глава 5

Солнце клонилось к западу. Вокруг летали тучи мелкого, раздражающего гнуса. Докучливые гады маячили перед лицом, норовя укусить побольнее, и попеременно забивались то в глаза, то в нос, утомляя не меньше распалившегося солнца. Конь раздраженно хлестал хвостом по бокам и время от времени мотал головой, стараясь отогнать надоевших кровососов. Подходили к концу вторые сутки пути. Леона свернула карту, которую только что внимательно изучала и убрала обратно за пазуху.

— Да-а, дружок. Кажется, мы с тобой не успеем до заката добраться до села. Придется, видно, нам все же в лесу ночевать.

Прошлую ночь они, как и рассчитывала Леона, провели в Дымищах, войдя в маленькую деревеньку еще засветло. Еще до того, как стало смеркаться, она успела определить Флокса на конюшню и найти добрых людей, которые приняли ее на ночлег и досыта накормили горячим ужином. Так что эту ночь она провела в тепле и уюте, и, казалось бы, после хорошего отдыха, они должны были успеть преодолеть нужное расстояние, но сегодняшний день отличился особенно горячим солнопеком. Флокс быстро уставал и неохотно переходил на рысь, двигаясь вялым шагом. Несколько раз, чаще обычного, приходилось останавливаться и скрываться в лесной тени, чтобы конь мог немного передохнуть. Благо, сегодня часть пути лежала неподалеку от реки, и конь на привалах мог вдоволь утолить свою жажду, потому как давать разгоряченному коню ключевую воду было бы опасно. Вот только, близость реки была еще и причиной разлетавшегося гнуса, который раздражал и утомлял коня не меньше, чем палящее солнце.

Сейчас же они второй час двигались, окруженные лишь луговыми просторами, и укрыться от солнца было негде. Леона некоторое время уже шла на своих двоих, чтобы облегчить путь Флоксу и, держа коня в поводу, вглядывалась в даль.

— Смотри, мы уже подходим к Змеиному урочищу, а за ним вон и лес уже начинается. Потерпи еще, дружок, — она сочувственно похлопала уставшего коня по шее и поудобнее перехватила повод.

Змеиным урочищем звалась длинная и низкая — всего аршин в высоту, каменная гряда, растянувшаяся на несколько десятков саженей и пересекающая луговое раздолье. Змеиной же гряду прозвали за то, что из года в год, едва пройдут последние деньки зимобора[1], и начнет входить в силу капельник[2], со всей округи на нее начинали сползаться змеи. Никто не знал, чем вызвана у них такая тяга к этим камням. Толи близость реки радовала их обилием лягушек, а поле — мелкими грызунами, толи солнце на этом месте грело по-особенному, но тем не менее, год от года десятки змей сползались на каменную цепь, покрывая ее одеялом из змеиных колец, и не уходили с нее до самых холодов. Поговаривали, что гряда эта — останки великого Полоза, от того и ползут сюда змеи — тянутся к своему повелителю.

Проселочная дорога широкой колеей лежала вдоль лугов и проходила совсем рядом со змеиным лежбищем, так что шанс встретиться на дороге с ползущим гадом был довольно велик. Флокс, однажды укушенный напуганным мелким ужом, боялся даже веревок, лежащих на земле. Поэтому Леона, на всякий случай, очень внимательно смотрела на дорогу, просматривая ее далеко вперед.

К тому моменту, когда солнце стало близиться к горизонту, разливаясь вдоль него теплым, оранжевым светом, они уже благополучно миновали Змеиное урочище и подходили к лесу. Там, у дороги, бил небольшой родник. Источник был обложен крупными камнями и прежде, чем скрыться в зарослях травы, вода собиралась в небольшой, усыпанной мелкой галькой, чаше, так что желающие напиться или набрать воды с легкостью могли наполнить свои баклажки в удобной кринице[3].

Леона привязала настырного Флокса, порывающегося сунуть морду в родник, к ближайшему дереву.

— Прости малыш, тебе еще немного обождать придется. Мы ведь не хотим, чтобы ты простыл, да?

Ободряюще похлопав недовольно ржущего коня по шее, девушка сняла с луки седла пустые баклажки и небольшой котелок и направилась к кринице. Спустившись к каменной чаше, Леона поклонилась источнику, прошептала приветственную ритуальную фразу и положила у ключика несколько орешков — ответный дар за возможность напиться, и присев, хорошенько поплескала в лицо ледяной водой.

Умывшись, она опустила в криницу пустую тару, и прижав баклажки камнями, оставила их наполняться. Готовить ужин на речной воде не хотелось. Мало кто захочет есть кашу с привкусом тины и рыбной вонью, когда неподалеку протекает чистый родник. Вот и Леона предпочла не упускать эту возможность, и пока наполнялись дорожные баклажки, она решила заодно зачерпнуть воды и котелком. И так ей не хотелось потом лишний раз возвращаться назад к кринице за водой, что котелок она наполнила щедро, почти до самых краев.

Немногим позже, девушка с сожалением осознала, что эта затея изначально была обречена на провал. Флокс, мучимый жаждой, то и дело порывался сунуть морду в котелок, от чего его раз за разом приходилось отводить в сторону — подальше от настырного коня. Вода, разумеется, не терпела подобного обращения, и от каждого лишнего движения щедро проливалась наземь, орошая буйно разросшуюся тут этим летом плакун-траву.

Девушка уже пристыжена подумывала о том, что, пожалуй, зря она набрала воды с излишком, куда ей одной столько-то, но ведь нет, пожадничала, поленилась лишний раз сходить к кринице. Когда неугомонный конь в очередной раз особо рьяно потянулся к питью, Леона слишком уж быстро вильнула рукой, отводя котелок в сторону, и от ее резкого движения почти все его содержимое разлилось по траве. Досадливо выругавшись, путница махнула рукой на эту затею, и смирилась с тем, что на стоянке придется-таки наполнить котел из баклажек, а за запасом воды вернуться по утру.

Они углубились в лес. И тут Леона, наконец, обратила внимание на то, чему не придала значения раньше. За своей борьбой с конем за чистую воду, она даже не задумалась о том, от чего Леший вдруг не уследил за прибрежной муравой, да еще и позволил ей цвести так далеко от берега. Она с новым интересом осмотрела подлесок и заметила, что лесной ковер, вперемешку с сиреневыми пестроцветами плакун травы, густо устилала молодая полынь. Чтоб полынь, да в сосновом лесу, а не солнечном лугу или бережке водоема росла… Неужто и за полынью не углядел? А не углядел ли ...?

Спустя некоторое время среди ветвистых сосен стала проглядывать знакомая Леоне полянка. Она довольно улыбнулась. Это местечко было известно не ей одной, и давно уже было облюбовано проезжающими мимо путниками и редкими заезжими купцами, которым посчастливилось провести ночь в лесу. Ни муравейников, ни выпирающих корней, ровная и просторная лесная прогалина, где свободно может разместиться лагерь для нескольких путников и пары-тройки коней. Еще и река бежит всего в саженях двадцати от стоянки, а значит не придется ходить далеко, чтобы помыться, вычистить и напоить коней. Так что место было известно, любимо и вполне могло уже быть кем-нибудь занято. Но на ее счастье, полянка стояла пустая, и лишь свежее костровище говорило о том, что не так давно здесь уже успел кто-то погостить.