— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Скорее всего, смогу. И делать-то ничего не надо.
— Надо, — мягко не соглашается Антон, получив разрешающий кивок от Елены. — Надо, чтобы вы позволили мне и Генриетте Петровне держать вас за руки.
— Держите! — соглашаюсь я.
Мне страшно любопытно, что там с рукой у Фиакра и почему такой милый Бернард (кстати, Полинка сказала, что его имя по-французски — Медведь) бросился на меня, вернее, бросил в меня кинжал.
Моя правая рука ладонью ложится на ладонь Антона, а левую осторожно берет маленькой сухонькой ручкой беззвучно появившаяся Генриетта Петровна. Елена садится напротив. Вот как у нее получается сидеть на офисном стуле, как на троне?
— Считайте от десяти до одного, — шепчет мне Антон. — Сосредоточьтесь на любом из чисел, самом приятном. Придумайте ему образ. Четкий. Значимый.
Какое число выбрать? В школе, конечно, любила пятерки и четверки. Их? Или счастливое во многих культурах число семь? Очень красива восьмерка… Но то ли предыдущие запугивания и упоминание моих ничтожных шансов, один к трем, то ли обещание повысить мою плохонькую троечку сработали, но именно на ней я неожиданно для самой себя сосредоточилась. Троечка дразнилась и кривлялась, подозрительно походила на Генриетту Петровну, маленькую, тоненькую, сморщенную, замумифицировавшуюся в образе строгой старушки с этикетными замашками ссыльной герцогини.
Буду спать. Пусть себе караулят и гипнотизируют. Даже интересно! Талантливые мошенники!
— Ваш эпатаж не приведет ни к чему хорошему! — знакомый женский голос кого-то высокомерно воспитывает.
Надеюсь, не меня.
— Эпатаж? Долго подбирали слово, милая Ирен? — сарказм в голосе Фиакра отчетлив и насмешлив. — И чем же я эпатировал публику?
— Неуместной дерзостью! — рычит Ирен, которую я прекрасно помню, но сейчас не вижу.
Я по-прежнему ощущаю себя лежащей в глубоком кресле офиса мошенников и держащейся за руки Антона и Генриетты Петровны. Глаза крепко закрыты, веки тяжелы, в теле приятная, но тяжеловатая истома.
— Это была не дерзость, — лениво отвечает Фиакр, а я пытаюсь открыть глаза.
— А что?! — кричит Ирен, и я помню, что это красивая высокая брюнетка, а ее имя обозначает «мир».
— Подвиг, — скромно реагирует Фиакр, и я размыкаю веки: вот наглец с завышенной самооценкой!
Это вовсе не кресло. Это огромная… кровать. Я лежу на ней в своем зеленом легком летнем брючном костюме, широкая юбка-брюки и приталенный жакет на одной пуговице, большой, изумрудно-травяной, под цвет глаз. Я ради этой пуговицы, собственно, и шила такой дорогой костюм на серебряную свадьбу родителей. Сегодня Полина, предполагая, что после тренинга мы пойдем в бар, уговорила меня его надеть.
Я ж его изомну в этой кровати под черным плотным балдахином! Прекратите держать меня за руки! Мне неудобно!
Дергаюсь в попытке освободиться — не получается! Вот ведь вцепились!
— Антон! — зову я тренера и поворачиваю голову набок.
Потом на другой. Ни Антона, ни Генриетты Петровны нет. Мои руки длинными черными шелковыми веревками привязаны к спинке этой самой огромной, королевского размера кровати. Ничего себе глюки-фантики!
— А если бы вы погибли?! — истерично возмущается Ирен.
— Вы смеетесь надо мной? — так же лениво спрашивает Фиакр, но в его голосе появляется угрожающая интонация.
Верхний белый полупрозрачный балдахин колышется от легкого ветра, открывая моему взгляду Фиакра, стоящего у окна, и Ирен, нервно ходящую туда-сюда мимо него.
— Вы не женилмсь на Селестине! — жестко напоминает Ирен.
— Да, — кивает Фиакр, сложивший руки на груди и снисходительно наблюдающий за собеседницей. — И вы прекрасно знаете, почему я это сделал. Кроме того, вы были категорически против этой женитьбы, если мне не изменяет память.
— Против женитьбы — да! — женщина резко останавливается напротив Фиакра. — И вы прекрасно знаете, по какой причине!
— Напомните, — иронизирует Фиакр, высокий, широкоплечий, с моего места обзора похожий на памятник от благодарных потомков какому-то правителю, грозному, но справедливому.
— Вы можете составить более выгодную партию! — страстно выдыхает Ирен, элегантная в строгом голубом платье с белоснежным жабо, украшенным большой брошью с синим камнем.
— Я могу сочетаться браком только с женщиной, чье имя примут боги, ну… или с Destine, — отвечает Фиакр разгневанной женщине спокойно, слегка пренебрежительно. — И это не вы, Ирен. И, как выяснилось, и не Селестина.
— Да. Это была неожиданность, — соглашается Ирен. — В существование Destine верите только вы с Бернардом да ваши полусумасшедшие фанатки. А вот женщину, которую примут боги, найти вероятно, тем более, когда на вас работают все королевские, да что там! Имперские ищейки!
— Они ее и нашли! — смеется Фиакр. — Селестину.
— Но алтарь ее не принял… — закончила за Фиакра Ирен. — Значит…
— Значит, я опять в поиске и снова свободен! — звучно смеется мужчина.
Что-то я не вижу никаких ран на его руке и никаких повязок. Может, в моем сне прошло много времени с того страшного момента?
— Вы будете искать новую Nomme? — обвиняюще спрашивает Ирен. — Или сосредоточитесь на поиске Destine?
— Именуемую вместо Предназначенной? — подсказывает Фиакр. — Вас это не касается!
— Еще как касается, Леонард! — поджимает губы брюнетка.
О, черт! Я и забыла, что в сценах с Ирен он — Леонард! Бред какой! Может, он злостный неплательщик алиментов и скрывается от местной полиции под разными именами? Или брачный аферист? Или то и другое?
Впрочем, сейчас важнее освободиться от веревок. Вдруг они меня заметят, и Ирен тоже, как и Бернард, вооружена?
Старясь не привлекать к себе внимания, тихо-тихо подергиваю руки, выворачивая их, — бесполезно.
— Вы прекрасно знаете, каково решение императора. Только наш король заступается за вас перед ним и тянет время, поддавшись вашим уговорам! — расстроенная Ирен садится на маленький диванчик.
— Император погорячился и сейчас жалеет о своем решении, — отвечает ей Фиакр, ой, Леонард.
Нет уж! Она его пускай, как хочет, так и называет! А я итак первая в очереди в психушку. Всё! Решено! Для меня он Фиакр. Ворон. А не какой-то там Леонард — Лев или Мэтью — Подарок Бога! В моем сне черт ногу сломит!
— Его решение было принято в тяжелую минуту личного разочарования, — спокойно говорит Фиакр. — Потеряв свою любовь, он не пожелал такого мне, своему другу.
«Своему другу» Фиакр произносит почти угрожающе — и достигает цели. Ирен бледнеет и садится еще прямее и аккуратнее, хотя и до этого ее осанке можно было только позавидовать.
— Можно подумать, вы способны кого-то полюбить! — не сдается храбрая Ирен, но спорит все-таки шепотом.
— Вы зря иронизируете! — картинно сокрушается Фиакр. — Думать регулярно — полезное занятие даже для благородной женщины вашего происхождения.
— Вы меня прекрасно поняли! — фыркает она в ответ на явную грубость. — И я осмелюсь вам напомнить, что по решению вашего друга императора и при поддержке вашего друга и нашего короля вы вынуждены будете выбрать не Nomme и не Destine, а Promis.
— Я помню, милая Ирен, что вы из числа Обещанных, — не теряет самообладания Фиакр. — Не забываю и о том, что вы в этом списке первая.
— Да! Я! А не Флор и не Сюзет! — резко встает с диванчика женщина. — Сколько бы вы не развлекались на стороне, вы мой!
Ох! Какой востребованный товарищ! И Предназначенные, и Именуемые, и Обещанные! Нет, конечно, как экземпляр мужской красоты и силы, он вполне себе… Подходящий… Но каков петух! Выпендривается перед влюбленной в него женщиной, как прыщавый подросток перед малолеткой!
И, как по заказу, Фиакр, смеясь, ласково упрекает разгневанную женщину:
— Вопрос спорный и открытый, дорогая Ирен! Вашего любовного опыта не хватит для справедливого оценивания моего. Не хотите же вы солгать и заявить, что любите меня?
— Смысл? — скрипит зубами Ирен, и меня передергивает от этого скрипа, словно брат дразнит меня и специально трет куски пенопласта друг об друга над моим ухом — Смысл лгать первому Décisif Империи?
