Ученица мертвеца (СИ) - Федорова Любовь Борисовна

Инспектор кругами обходил то дуб, то тело. Наклонялся, рассматривал. Поддевал что-то носком сапога. Не наступая на следы живодушных, пытался пройти по осевшему снегу ближе к лесной тени, но проваливался, потому что был тяжел и в городских сапогах. Встревал, стоял, глядел под елки, злился. На Белку не смотрел, на охотников тоже. Хмурился все больше и больше.

Для тела Хрода принесли носилки. Постоянно оглядываясь на лесную тень, стали перетаскивать его, грузить. Порвали и без того потрепанный волками тулуп. Повредили наспех сооруженные носилки. Простое дело, но из рук у всех валилось всё. Кто-то опять сказал запретное ругательное слово. Дураки. Не у древа же! Белку, знающую теперь цену словам, дернуло. Инспектора тоже.

— Молча! — прикрикнул он на охотников.

Они в ответ недовольно загудели, но громких ругательств больше не было. У инспектора стала наливаться краснотой шея, но он сдерживал гнев. Наконец, чтобы не раздражаться дальше, приказал Белке:

— Идешь со мной, — и двинулся прочь, назад в деревню.

Белка дернулась бежать, только ноги завязли. Ты ни в чем не виновата, говорил внутренний голос.

Когда они проходили мимо школьников, Белка увидала, что бури и Свитти со злорадными ухмылками переглянулись. Инспектор Вернер ничего не сказал им про неуместность улыбок в день, когда деревня понесла потерю, и рядом лежит бездыханное тело их учителя. Он не сказал, а Белка от себя скорчила рожу и показала кончик языка. В спину ей бросили рыхлый снег, но комок из него не слепился, рассыпался в полете.

— Тебя по-прежнему не любят, — сказал инспектор, когда они вернулись за плетень с оберегами и сделали десятка два шагов по деревенской улице.

— У меня нет планов стать всеобщей любимицей, — хмуро проворчала Белка. — Тем более, здесь.

Белка посомневалась, говорить ли что-то еще. Оглянулась. Ожидавшие у ограды бабы стали поворачивать за ними, расходиться. Инспектор уходит, Хрода уносят, ничего интересного больше не будет. Не все, но многие. Когда носилки подняли, кто-то из оставшихся завыл похоронную песнь, словно плакальщица на похоронах. Плохая примета, на самом деле. Петь, когда несут не к погребальному колодцу, а от него. Не в ту сторону смерть посмотрит.

Инспектор ускорил шаг. Белка теперь за ним почти бежала.

— А какие у тебя были планы? — спросил он.

— Почему — были? — удивилась Белка. — Учитель сказал, что я должна поступить в университет.

Теперь пришла очередь удивляться инспектору Вернеру:

— Ты? В университет? Вот из этого мышиного гнезда?.. — он обернулся на группу мужиков, тащивших носилки с Хродом и баб, вьющихся рядом. Дуру плакальщицу уже заткнули, не только Белка подумала про приметы. Инспектор махнул рукой: — Да отсюда сроду никто дальше уездного ремесленного лицея не выезжал!..

Тон был настолько презрительный, что Белку словно ледяной водой из ведра окатили. А с чего я его слушаюсь, подумалось Белке. Я этой людоедской бородище вообще ничего не должна. Я не Хрод, я не школьница, я экзамен не сдаю, не меня проверяет этот инспектор. Он школьный, а я, считай, университетская. Не в уездный город собираюсь, а в губернскую столицу. И пусть не верит, мне-то что! Да я и в деревне почти никто, живу на птичьих правах. Получужая. Разбойничья дочь. Нечего мне здесь делать. Я не из них и не с ними, я — выберусь! Хочет командовать деревенскими, пусть пробует, я не из их числа. Приближается полдень — самое время бежать к ведьминым кругам. Если проскочить мимо старых елок и бурелома за ними, то лес по дороге светлый. Упыри сыты. Пробегу!

И она остановилась посередине улицы. Поглядела в просвет между домов — здесь меж двух изгородей есть тропинка в огороды. Инспектор некоторое время не видел, что Белка за ним не идет, на стихшие за спиной шаги не обращал внимания. Тоже думал всякое невеселое, высокомерное, уничижительное. Белка прямо читала эти мысли по инспекторской спине, по движению рук и плеч, по походке. Ему-то из деревни убираться — либо по темной дороге, где его живоволки разок уже встречали. Либо, как все, испуганным тут сидеть и полнолуния ждать. А трусом он себя не чувствует. Просто сил против такой большой стаи маловато, а деревенское войско не признало пока над собой эдакого генерала. Начнет гнать их под живоволков — деревенские взбунтуются. Инспектора они боятся всяко меньше, чем костяных упырей.

Обернулся инспектор почти вовремя. Белка уже повернула в сторону и, между двух плетней, быстро захрустела наледью на узкой тропке к огородам и в сторону леса. Инспектор сначала не понял, просто провожал ее глазами. Потом крикнул:

— Ты куда? Вернись, мы идем в школу!

Белка не ответила, и тогда он повернул за ней. Вначале быстрым решительным шагом. Потом бегом. Его большие ножищи топали громко, сапоги ломали настовую наледь по обочине, но на тропке лед был крепкий, в оттепель дорожка превращалась в ручей между домов, а сейчас застыла. Едва повернув за Белкой, инспектор поскользнулся и упал на колено. А Белка припустила во всю прыть, насколько была способна. Верткая, легкая, ловкая, в нескользящих горных ботинках, она не задерживалась и заскользила всего дважды. Ботинки были тяжелы, замедляли скорость, но Белка надеялась, что на огородах инспектор проломит настовую корку, безнадежно застрянет и бросит погоню.

Немного недооценила. Он отстал, да. Но погони не бросил.

— Стой, сумасшедшая! Туда нельзя! — летело ей вслед. — Погибнешь!..

К преследованию, похоже, присоединился еще кто-то из мальчишек, потому что вряд ли это инспектор свистел Белке в спину.

Бешеным зайцем она доскакала до кромки леса, перемахнула пень, врезалась в куст дикой смородины, споткнулась, упала, выбралась снова на наст. Отбежала вглубь меж деревьев. Остановилась на пару вдохов оценить свое положение, посмотрела назад, посмотрела вперед. Что считать опасностью?

Впереди упырей не видно. За стволами они не прячутся, если только в ямах, под вывернутыми корнями, под упавшими лесными гигантами, отжившими век. Но старый лес в другой стороне. До избушки путь идет по песчаным пригоркам, старых елей там нет, сосны стоят как свечки, ровные, редкие, снег искрится в солнечном свете. Полвека назад тут шла вырубка.

А позади медведем-шатуном бредет через огороды инспектор. Уже две трети пути преодолел. За ним действительно бросились мальчишки из школы, но их поворотили матюгами бабы. Взрослым бабам в деревне закон не писан, их не Хрод воспитывал, они к сильному слову без уважения. При опасности так своим сынкам непослушным завернуть могут, что нога к ноге прилипнет и уши в трубочку свернутся и на затылке склеются. Так что неудачливые преследователи сейчас возвращаются к плетню получать тумаков за самовольство. Но страшный инспектор упорно ползет за Белкой в лес. Три шага делает — проваливается. Еще два шага — проваливается снова. Но безнадежной идеи догнать не оставляет.

И Белка рванула снова. Сначала по дуге, по кромке огородного просвета, потом в глубину леса на знакомую тропу. Единственное опасное место будет по пути — заросли бузины и коринки в мелком логе, у которого одна стена песчаная, другая покрыта крепким дерном. Когда почти добежала до лога, дошло: а с чего инспектор ей кричал «погибнешь»? Если б она была хозяйкой живоволков, не так бы все происходило, не те бы вслед летели слова. Не было бы для нее опасности с ними в лесу встретиться.

Он правда, что ли, не верит хродовым ученикам, будто Белка упырей призвала? Не притворяется? Не в подвале ее запереть и дознание учинить вел? А говорил неприятным тоном — просто оттого, что презирал вместе со всей деревней?.. Тогда стоп стоп, стоп... Остановиться и подумать.

До лога оставалось рукой подать, шагов сто. Ближний край оврага был пологим. Под другой его песчаной обрывистой стеной, засыпанной снегом так, что получался снежный навес, тёк незамерзающий ручей. В ложе ручья гнездилась глубокая синяя тень. Тропа шла вдоль лога, не приближаясь к ручью, не попадая в синеву, но дальше в кустарнике, начинаются другие тени.