Целительница из другого мира (СИ) - Ан Ли

Даже если эти карты могут изменить мир.

Глава 6

Ученый из столицы

Утро выдалось суматошным даже по меркам нашей школы. Я в который раз переставляла склянки на полках, пытаясь создать видимость идеального порядка, хотя обычно они стояли как попало — главное, чтобы я знала, где что.

— Элиана, ты уже третий раз эту полку протираешь, — заметила Василиса, раскладывая демонстрационные кристаллы на бархатной подушечке. — Нервничаешь?

— С чего бы? — я попыталась изобразить олимпийское спокойствие, но тряпка в моей руке предательски дрожала. — Подумаешь, какой-то там ученый из столицы. Наверняка напыщенный индюк, который будет рассказывать про четыре жидкости организма и пользу кровопускания.

Маша хмыкнула, подметая пол:

— Ага, поэтому ты с утра три раза переодевалась.

— Это называется профессиональный внешний вид! — огрызнулась я, поправляя и без того идеально заплетенную косу.

На самом деле я нервничала как студентка перед экзаменом. Шесть месяцев назад я открыла эту школу, и теперь у нас было уже сорок две выпускницы, работающие по всей округе. Смертность упала вдвое, про нас говорили даже в столице. И вот теперь — официальная проверка от королевской академии наук.

Проблема была в том, что я понятия не имела, что представляет собой местная «большая наука». Судя по обрывочным сведениям — смесь алхимии, натурфилософии и откровенной магии. Как я буду объяснять источник своих знаний человеку, который, возможно, верит в философский камень и превращение свинца в золото?

— Едут! — Параша влетела в мастерскую. — Три всадника, один в мантии ученого!

Я глубоко вздохнула. Ну что ж, поехали.

Первое, что я подумала, увидев магистра Маэля — «Не может быть, чтобы средневековый ученый выглядел как модель с обложки журнала». Но он выглядел.

Высокий, стройный, с идеальной осанкой. Темные волосы аккуратно собраны в хвост — никакой монашеской тонзуры или лысины от старости. Серые глаза смотрели внимательно, но без высокомерия. Одежда простая, но качественная — темная мантия без излишних украшений, под ней обычная рубашка и штаны. Никаких остроконечных шляп и звездных халатов.

И главное — ему было лет двадцать восемь, максимум тридцать. Я ожидала седобородого старца, а получила… это.

— Магистр Маэль из Королевской академии алхимии и натурфилософии, — он поклонился. Голос низкий, приятный, с едва заметным столичным акцентом. — Вы, должно быть, госпожа Элиана?

— Да, — я поклонилась в ответ, стараясь не пялиться. — Добро пожаловать в нашу скромную школу.

— Скромную? — он оглядел расширенное здание, пристройки, толпу учениц, выглядывающих из окон. — По столичным меркам, у вас тут целый университет.

— Преувеличиваете. Просто много желающих учиться.

— И все женщины, — заметил он без осуждения, скорее с любопытством. — В академии это вызвало… дискуссии.

— Надеюсь, не слишком бурные?

— О, вы не представляете. Профессор Арнольд чуть апоплексический удар не получил, когда узнал. Зато профессор Беатрис — да, у нас есть одна женщина-алхимик — открыла шампанское. Фигурально выражаясь, конечно. Шампанское еще не изобрели.

Я рассмеялась. Чувство юмора у средневекового ученого — это что-то новенькое.

— Могу я задать прямой вопрос? — он чуть наклонил голову.

— Конечно.

— Откуда у дочери провинциального лекаря знания, которые позволяют снизить смертность вдвое? В наших лучших госпиталях такого не добились.

Вот и главный вопрос. Я приготовила ответ заранее:

— Мой отец всю жизнь экспериментировал и записывал результаты. Я систематизировала его знания, добавила собственные наблюдения и логику. Плюс древние тексты, которые он собирал.

— Могу я увидеть эти тексты?

— Конечно. Но сначала, может, покажу вам школу? Теория без практики мертва.

Он улыбнулся:

— Цитируете Аристотеля? Впечатляет. Ведите.

Следующие два часа я водила Маэля по школе, и с каждой минутой мое первоначальное предубеждение против «средневекового ученого» таяло как весенний снег.

— Это наша учебная аудитория, — я открыла дверь в самое большое помещение.

Василиса как раз демонстрировала группе новичков технику наложения швов на свиной коже. Ее движения были точными, уверенными — за полгода она стала настоящим специалистом.

— Обратите внимание, — говорила она ученицам, — игла входит перпендикулярно краю раны. Расстояние от края — три миллиметра.

— Миллиметра? — переспросил Маэль тихо. — Вы используете стандартизированные меры?

— Пришлось ввести. Как иначе объяснить точность дозировки или размер разреза?

Он достал небольшую записную книжку и что-то быстро записал. Я заметила, что почерк у него четкий, аккуратный — настоящий ученый.

В следующем кабинете Марта учила делать массаж при болях в спине. Пациент — здоровенный кузнец Борис — лежал на столе и блаженно кряхтел.

— Вот здесь основная точка напряжения, — Марта нажимала большими пальцами вдоль позвоночника. — Чувствуете уплотнение? Это спазмированная мышца. Работаем мягко, но настойчиво.

— У вас есть понимание мышечной анатомии? — спросил Маэль.

— Базовое, — ответила я. — Знаем основные группы мышц, точки крепления, функции.

— Но как? Вы же не проводите вскрытия?

— Наблюдения за ранеными, изучение движений, древние анатомические атласы. И еще… — я замялась, — особые методы обучения.

Его глаза блеснули интересом, но он не стал настаивать. Пока.

В детском отделении Анна осматривала пятилетнюю девочку. Профессионально проверяла рефлексы, лимфоузлы, слушала дыхание.

— Хрипов нет, горло чистое, — докладывала она матери ребенка. — Просто простуда. Теплое питье, отвар липы с медом, постельный режим три дня.

— А кровь пускать не надо? — встревоженно спросила мать.

— Ни в коем случае! Ребенок и так ослаблен, кровопускание только ухудшит состояние.

Маэль снова что-то записал.

— Вы полностью отказались от кровопускания?

— Почти полностью. Только при некоторых состояниях, когда действительно нужно уменьшить объем крови. Это редкость.

— Но ведь это основа традиционной медицины!

— Традиции бывают ошибочными, — я пожала плечами. — Мы проверяли. Вели статистику. Пациенты без кровопускания выздоравливают быстрее.

— Статистику? — он едва не подпрыгнул от волнения. — Вы ведете систематический учет?

Я показала ему наши журналы — толстые тетради, где фиксировался каждый случай. Диагноз, лечение, результат. Сухие цифры, которые доказывали эффективность наших методов.

Маэль листал записи с выражением ребенка, получившего на Рождество именно тот подарок, о котором мечтал.

— Это… это революция. Вы понимаете? Никто не ведет такой учет! Мы в академии пытались что-то подобное организовать, но… Могу я скопировать некоторые данные?

— Конечно. Знания должны распространяться.

Он поднял на меня взгляд, и я на секунду потерялась в его серых глазах. Там было столько искреннего восхищения, что я почувствовала, как краснею. Черт, Лина, тебе не пятнадцать лет!

— А теперь самое интересное, — я привела его в лабораторию — мою гордость и главную головную боль.

Помещение больше напоминало алхимическую мастерскую, чем современную лабораторию, но я работала с тем, что было. Реторты, колбы, спиртовки, ступки, весы. И мои попытки создать хоть что-то похожее на нормальные лекарства.

— Вы занимаетесь алхимией? — Маэль подошел к столу, где я выпаривала экстракт ивовой коры.

— Называйте как хотите. Я пытаюсь выделить активные вещества из растений в чистом виде.

— Зачем? Можно же просто заваривать травы.

— Можно. Но тогда невозможно контролировать дозировку. В одной порции отвара может быть в три раза больше действующего вещества, чем в другой. А это разница между лекарством и ядом.

Он задумался:

— Логично. Мы в академии работаем над стандартизацией эликсиров, но подходим с другой стороны — через пропорции и философские принципы.