Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

И тут ее осенило. Кони-стрит. Конечно! Улица, на которую попросил поехать тот чудаковатый красавец с вокзала, была той самой улицей, по которой они с Наоми шли к трактиру «Черный лебедь». Получается, это там он остановился? В том же трактире, в котором Наоми приглянулся один из ночных портье?

Для такого крупного города, как Йорк, это показалось ей довольно интересным совпадением. Если бы дело было в Риккалле, который был столь мал, что сквозь него могла пройти ось земли и все равно оказаться шире, чем он, в этом не было бы ничего необычного, но здесь, в городе, все ощущалось по-другому — будто среди множества людей ты становился менее заметным. Кому-то, возможно, это не нравилось, но Эвелин определенно не принадлежала к их числу. Ей доставляла удовольствие возможность слиться с темными кирпичными стенами, раствориться среди скромно одетых женщин, проходящих мимо нее. Нужно было внимательно приглядеться, чтобы заметить, из какой изысканной ткани был сшит ее твидовый костюм, или рассмотреть узор из серебряной нити, украшавший манжеты ее рукавов. Но на Уолмгейт все слишком спешили, чтобы что-либо разглядеть. Даже груженые повозки обгоняли ее весьма стремительно: лошади тянули клетки с живыми курами, ящики с овощами и мешки с мукой — все выехали с фермерских угодий за городскими стенами, все — как и она — направлялись к рынку.

По мере того как она приближалась к центру, серые облака на небе потихоньку рассеивались, обнажая голубые просветы и пропуская солнечные лучи, медом льющиеся на крыши домов. Она увидела, как вдалеке засверкала река, и этой красоты хватило, чтобы на мгновение с ее души упал камень, с утра сдавливавший ей грудь: выражение на лице матери, разочарование, читавшееся в ее взгляде. Эвелин знала, что мать не хочет слышать о том, что звезда их блистания в свете зашла. Ее мать желала, чтобы они себе все вернули: Риккалл, свой большой старинный дом, положение женщин с прислугой, со средствами, со статусом. Но если прошлый вечер и научил Эвелин чему-нибудь, так это тому, что им в свете больше нет места. Балы и званые ужины, вечерние визиты и утренняя охота. Если это и было когда-то их жизнью, то теперь перестало ей быть.

Ее отец об этом позаботился, не говоря уже о леди Вайолет.

Чего Эвелин не могла понять, так это того, что все это для них значило. Если они не могут вернуться домой, то куда им идти? Как им заново отстраивать свою жизнь?

Проходя по мосту Фосс, Эвелин резко остановилась. В их с миссис Биллингем последнюю поездку в город та назвала неказистое зданьице у моста «Книжной лавкой фонарщика», однако на выцветшей вывеске ясно читалось: «Лавка Мортона» — тот самый книжный магазин, листовку которого она видела прошлым вечером.

Здание вырастало из улицы, словно старое засохшее дерево: три этажа, каждый из которых опасно нависал над предыдущим, будто огромный, готовый обломиться сук. Сложенное из тех же средневековых бревен черного дуба, из которых был построен чуть ли не весь центр города, оно склонялось над соседними домами и отбрасывало длинную кривую тень на вымощенный булыжником мост. Несмотря на теплую погоду, над его крутой крышей поднимались клубы дыма, и Эвелин показалось, что она даже учуяла сладкий запах горящего дерева.

Стены этого здания запачкала, вероятно, сажа, покрывшая их темными пятнами и превратившая их некогда молочно-белый цвет в грязно-серый, который и сам, в свою очередь, уже выцвел и местами отслаивался. Да и окна выглядели не лучше: в лоскутном одеяле их квадратных стеклышек можно было найти любой оттенок желтого, а самое старое из окон настолько выгорело и помутнело, что было удивительно, как через него вообще можно было что-то увидеть. Эвелин не смогла рассмотреть ничего дальше витрины с десятком книг прямо за окном: старинным на вид часословом в красивом переплете, полным собранием энциклопедий и экземпляром «Дракулы» Брэма Стокера, у которого лежала небольшая табличка со словом «НОВИНКА», однако Эвелин была уверена, что читала эту книгу по библиотечной подписке уже как год назад.

Внутри, как ей показалось, было темно, и она решила, что магазин закрыт.

Уже собравшись уходить, она вдруг увидела по обеим сторонам двери двух гаргулий: одна скалила свои каменные зубы, а вторая, более миролюбивая на вид, высовывала изо рта язык. На одной из них висела чрезвычайно маленькая табличка, сообщавшая, что магазин на самом деле открыт, и предлагавшая посетителям кричать хозяина при входе, потому что колокольчик сломался.

Эвелин толкнула дубовую дверь, та заскрипела и впустила ее внутрь.

Глава 11

— Входите! — Из глубины магазина донесся невидимый голос. — Я сейчас подойду.

Ее глазам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к полумраку. Снаружи ей показалось, что магазин будет маленький и тесный, но, подняв голову, она увидела, что полки слева и справа доходят до самого потолка третьего этажа и на каждую из них опирается головокружительно высокая приставная лестница. В дальних углах же располагались две симметричные винтовые лестницы, ведущие на общий мезонин, с которого, как она себе представляла, можно было увидеть весь магазин как на ладони, в том числе разобраться в лабиринте стеллажей, который ее окружал. Расставлены они были совершенно как попало — между ними приходилось петлять и протискиваться, — а на каждой полке лежал такой толстый слой пыли, что можно было подумать, будто по магазину недавно прошла метель.

— Добрый день, мадам. — Голос подкрался сзади, напугав Эвелин. Она полагала, что продавец наверху, но, повернувшись, поняла, что он вышел из окутанной тенью арки в стене. — Хотите приобрести какую-то книгу?

Хоть он и был широк в плечах, осанка у него была человека, который всю жизнь пытался казаться меньше, чем был на самом деле. По морщинкам, расходящимся от уголков глаз, и по прямым линиям на лбу Эвелин предположила, что он был примерно одного возраста с ее матерью. Его темные волосы были собраны в неряшливый пучок на затылке, а бороду, судя по всему, он не стриг уже очень давно. Глаза, однако, смотрели на нее через круглые стекла очков по-доброму и с интересом.

— Вы ищете что-то конкретное?

Эвелин покачала головой и достала из сумочки помятую бумажку.

— Я увидела ваше объявление, — ответила она, — о том, что вам требуется помощь. — В этом она убедилась, осмотревшись. В магазине был самый настоящий беспорядок — скрытый под слоем пыли бардак.

— Мое объявление? — Мужчина быстро заморгал. — Какое такое объявление?

Она положила ему в руку бумажку, влажную от ее ладони.

Он развернул ее — и складки у него на лбу стали еще глубже.

— Где вы это нашли?

— У вокзала, — ответила она. — Но мне кажется, этот листок унесло откуда-то ветром. Он не был прикреплен.

— Любопытно, — сказал мужчина, взглянув на нее прищурившись. — Это, конечно, написал я: вы видите здесь мою подпись. — Он указал на какие-то нечитаемые каракули. — Но раздавать листовки я не стал. Возможно, их разослал магазин.

Эвелин замялась:

— Магазин?

— Да, — серьезным тоном ответил мужчина. — Думаю, он иногда это делает. Мой отец в это никогда не верил, а я верю. — Он провел рукой по ближайшей стене с такой же лаской и нежностью, с которой обычно гладят кошек.

— Он… рассылает листовки?

— Они лежали у меня на столе. Любой здравомыслящий человек, без сомнения, скажет, что их унесло на вокзал обычным порывом ветра, влетевшим через открытое окно. И это, в общем-то, логично. Но мне-то лучше знать. — Он посмотрел на нее, подняв бровь, и Эвелин на секунду задумалась, не встречала ли она этого человека раньше.

— Можно спросить, почему вы решили их не рассылать? Эти листовки.

— Ах да. — Он коротко улыбнулся. — Я подумал, что помощь мне не нужна.

Эвелин бросила взгляд на немытые окна.

— Позволю себе не согласиться, мистер…