Книжная лавка фонарщика - Остин Софи

— Сколько еще вы планируете тут оставаться? — отчитывала мать тетушка Клара. — Сколько еще ждать, пока твой муженек расплатится со всеми долгами? За сколько свечей, за сколько буханок хлеба мне еще надо будет заплатить?

— Я уверена, ждать осталось недолго, тетушка Клара, — устало произнесла Сесилия. — Не сомневаюсь, что Джон держит все под контролем.

— О да. Непременно держит. Из долговой тюрьмы.

— Я могла бы найти работу, — вмешалась Эвелин, откладывая книгу. — Так у нас появились бы хоть какие-то деньги.

— Какая прекрасная идея, — одобрила тетушка Клара.

— Ни в коем случае. — Тон Сесилии резко поменялся. — Леди не пристало искать работу. Леди не работают. Этим занимаются женщины более низкого класса.

— Да, только мы больше не леди, маменька.

Глаза ее матери потемнели.

— Прекрати это повторять, Эвелин, иначе начнешь в это верить. Мы всё еще леди. Твой отец по-прежнему барон. Мы по-прежнему уважаемы в обществе, даже несмотря на все твои усилия. — Она с шумом выдохнула. — Достаточно того, что на нас с тобой и так легло бесчестие, — не надо усугублять наши временные трудности, уступая им.

— Я только сегодня читала про маршала Франции, который потерял все свое состояние, потому что был одержим черной магией, — вставила тетушка Клара.

Сесилия поморщила нос:

— Не той ли чепухой с досками Уиджи?

— Это было в пятнадцатом веке, дорогая, сомневаюсь, что для общения с духами тогда существовали столь передовые технологии.

Эвелин прочистила горло.

— Я бы могла работать в магазине, — сказала она, не давая тетушке Кларе увести разговор в другое русло. — Какой-нибудь помощницей.

— В магазине? — Сесилия произнесла это таким тоном, будто Эвелин предложила ей утопить котят.

— Вы говорили, что мы должны прогибать правила ради собственных интересов. Ну так что! — Эвелин улыбнулась матери, как она надеялась, достаточно уверенно. — Давайте же их прогибать.

— Леди не работают, — снова повторила Сесилия. — И это правило прогибать нельзя, иначе, как только ты это сделаешь, то перестанешь быть леди!

Тетушка Клара выпятила нижнюю губу:

— Если ты устроишься в продуктовый, нам будут делать скидку на масло?

— Она не пойдет работать в продуктовый!

— Твой дедушка работал в продуктовом, — сказала тетушка Клара.

— А его внучка вышла замуж за барона, чтобы ее детям этого делать не пришлось, — возразила Сесилия.

— Что вы в таком случае предлагаете? — спросила Эвелин. — Очевидно, что мы не можем просто сидеть и объедать тетушку Клару.

— Однозначно нет, — подтвердила тетушка Клара, раздраженно фыркнув.

— Ты можешь найти какой-нибудь другой способ занять свое время, пока твой отец приводит свои дела в порядок, — ответила Сесилия. — Он все исправит. А мы вернем себе дом, заплатим сполна тетушке Кларе, и все у нас снова пойдет хорошо.

Эвелин посмотрела на мать:

— Вы действительно в это верите?

— Да, — твердо произнесла Сесилия. — Я действительно в это верю. А пока что, если тебе не сидится…

— Мне не «не сидится». Я в отчаянии.

— А пока что, — повторила Сесилия, — почему бы тебе не сходить в город и не спросить леди Вайолет, не найдется ли у нее для тебя занятия? Она помогает трем благотворительным организациям — полагаю, твое участие будет ей только приятно. — Сесилия ободряюще ей улыбнулась. — М-м?

Тетушка Клара фыркнула:

— Какая нам польза от благотворительности? Если только еще не придумали, конечно, специальных фондов для жен, чьи мужья ухлопали все свое состояние!

— Тетушка Клара! — возмутилась Сесилия.

— Что? Я просто хочу сказать, что помощницей продавца Эвелин принесла бы больше пользы.

— Я прислушаюсь к вашему совету, маменька, — сказала Эвелин, вдруг осознав, что мать дала ей повод бывать в городе, причем регулярно. Конечно, с ее стороны это будет ложь — даже не совсем ложь, а просто небольшое умолчание. Это ведь не одно и то же, так ведь? Особенно когда это жизненно необходимо. — Пожалуй, завтра же к ней и пойду.

И Эвелин стала наведываться в город каждый день и проходила туда всю неделю, вот только она так и не дошла до леди Вайолет. Эвелин посещала другие книжные магазины: Чапмана, что на Кони-стрит, — в нем продавалась в основном художественная литература, а также канцелярские принадлежности и пишущие машинки; Пикеринга, что на Хай-Усгейт, — он был поменьше, но тщательно организован; Сэмпсона, у которого главный магазин тоже находился на Кони-стрит, но еще был небольшой киоск на вокзале, — в нем продавали газеты, периодические издания и путеводители.

Если она собиралась привлечь больше покупателей в «Лавку Мортона», ей нужно было увести их у Сэмпсона, а как это сделать, ей было еще не совсем понятно.

В чем она была уверена, так это в том, что для начала нужно убедить мистера Мортона принять ее на работу.

Следующим утром, в понедельник, Эвелин шла в книжный магазин по тянущемуся полотну Уолмгейт мимо повозок молочника и мальчишек — разносчиков газет. Раньше она не замечала сигнала кирпичного завода, которым рабочих призывали на смену, зато сейчас ее уши сполна оценили прокатившийся по городу пронзительный свист. Она не знала, что в овощную и фруктовую лавку товар доставляет одна и та же телега, а теперь наблюдала, как она, громыхая, подкатывает сначала к одной двери, а затем к другой, и у обеих, под фырканье огромных шайров, выгружают деревянные ящики. Она услышала рядом с собой звон колокольчика и, обернувшись, пожелала доброго утра плетельщице корзин, вынесшей на порог свой товар, чтобы привлечь побольше покупателей. Она его чувствовала — это бурление просыпающегося города, чувствовала, как эта энергия начинает течь и по ее венам. Ей казалось, что она стоит на пороге чего-то нового. Чего-то другого. Чего-то ее.

К тому времени, как она подошла к книжному магазину, почти все торговые лавки и заведения на мосту Фосс были открыты. Оставался только парфюмерный магазин, открывавшийся в десять, «Красный лев», распахивающий свои двери в одиннадцать, и, собственно, сама «Лавка Мортона». Напротив нее стоял газетный киоск, в котором продавали невообразимо слабый чай. Она взяла себе чашечку за полпенса и стала ждать, наблюдая, как солнце поднимается над рекой все выше и как все ярче блестит у берегов вода.

Она ждала.

И ждала.

И ждала.

Наблюдала, как в десять часов открылся парфюмерный магазин, выпустив на улицу сладкое облако сиреневого аромата. Затем вернула пустую чашечку мужчине в киоске, который с жалостью на нее посмотрел и спросил, не хочет ли она еще одну. Следом, в одиннадцать, открылся «Красный лев», и из его дверей и окон потянуло въевшимся в стены дымом и давным-давно залившим весь пол элем. Она наблюдала, как трактирщик вынес на улицу коврик и повесил его на ограждение моста, но не для того, чтобы выбить из него пыль, как она сперва предположила, а чтобы высушить его на солнышке.

И продолжила ждать.

К тому времени, как сломанный колокольчик книжного наконец издал некое подобие звона, Эвелин успела насчитать шесть человек, которые заглянули в его окна, и двое из них даже дернули за ручку. Однако оба подходили к двери так, словно ожидали, что она их скорее укусит, чем откроется.

К тому времени, как мистер Мортон появился у себя на пороге, Эвелин уже давно вернула газетчику вторую фарфоровую чашечку, а ноги ее от долгого стояния на одном месте начали болеть.

— Ох, — сказал мистер Мортон, потирая затылок, когда ее увидел. — Я очень надеялся, что вы уйдете.

На нем был неряшливый коричневый костюм, а несобранные волосы доставали до плеч. Они были длиннее и курчавее, чем она себе представляла. Эвелин перешла на его сторону улицы, чувствуя, как внутри раздувается пузырь раздражения.

— Вы знали, что я здесь стою?

— Ну да, — ответил он. — Видите ли, я живу прямо над магазином. — Он показал наверх, на окно над выцветшей вывеской и сломанными фонариками по ее бокам. — У меня есть окошко, которое выходит прямо на мост.