Леона. На рубеже иных миров (СИ) - Яровая Лана

Леона, быстрым широким движением разлила вокруг себя густое пахучее масло, и мгновенно подожгла его своим импровизированным факелом. Заплясало огненное кольцо, встав вокруг нее защитной чертой.

Навка зло заверещала, наткнувшись на непреодолимую для нее преграду. Она нервно металась вокруг, ища слабое место, но не могла приблизиться и пробиться сквозь огненную межу.

Громкий визг больно ударил девушку по ушам, оглушая и дезориентируя ее. Она было дернулась прикрыть их, но остановила себя — действовать нужно было стремительно, пока не успело прогореть обережное масло. Она быстро сунула руку в карман, достала сверток пергамента, и, развернув его, подожгла заготовленную ранее свечу. На ее удачу не было ни малейшего ветерка — видно Леший постарался — свеча разгорелась полным высоким пламенем, зачадили вдавленные в воск свечи, обжигая чувствительную к их дыму нечисть.

Навка зло зашипела и метнулась назад к воде, подальше от жалящего дыма.

— Ни на кого не нападаешь, значит? — печально вздохнув и покачав головой, проговорила Леона.

Навки ведь и правда не сразу становятся нечистью, душа девушки могла стать и речной берегиней — светлым духом, помощником. Но слишком много было зла у нее внутри, слишком много обиды и боли... Новорожденный речной дух, однажды утопивший человека, начинает необратимо меняться. Его начинает мучить тягостное чувство голода. И в следующий раз он уже захочет большего. И однажды испробовав человечью плоть, он уже не остановится.

Может, если бы Многоликий сплел свои нити иначе, и тот парубок, что обманул Моргушу, не остановился бы здесь на постой, она бы и не стала Навкой… Наверняка, именно он пробудил в ней нечистое начало, всколыхнув воспоминания о пережитом предательстве. И именно он стал ее первой жертвой. Но Многоликий решил иначе.

— Они все заслуживали смерти! Все! Все, кого я забрала! Мужичье, парубци, кобелиное отребье! — Оглушительно визжала разъяренная нечисть, воспарив над рекой.

— А ко мне вышла просто языками почесать, заскучала? Или неужто и во мне мужика разглядела? — хмыкнула Леона, попутно разматывая черную шерстяную нить, прихваченную из сумки, вместе с маслом, — в штаны что ли заглянуть, может я чего нового найду.

— Я была слишком голодна, — прошипела навка, резким ломанным движением, хищно склонив голову на бок и заломав руки.

— Само собой, — спокойно кивнула девушка. —Моргуша. — Леона вдруг посмотрела прямо в глаза навке. — Я могу тебе помочь, слышишь? Ты ведь страдаешь, я знаю, что ты мучаешься. Я видела, ты пыталась бороться с собой. — Проникновенно проговорила она и сделала паузу. — Я могу убить тебя, чтобы ты больше никому не причинила зла. — Нечисть, качнувшись в ее сторону, зло зашипела. — А могу освободить, если ты мне поможешь. И ты будешь свободна, сможешь пойти дальше. Понимаешь? Освободиться, уйти с Марой в обитель Великой Юрса́лии, получить новую жизнь. Но ты должна сама захотеть этого. Тебя предали, тебе больно. Ничто не оправдывает их. Но ты сможешь простить, я знаю. Я верю в тебя. В твоей душе еще есть свет. Откажись от этой боли, перестань страдать. Отпусти злобу, разъедающую твою душу. — Леона говорила как можно мягче, тихо, вкрадчиво, аккуратно и неумело подбирая слова, стараясь задеть те кусочки ее души, что еще не успели почернеть и извратиться. — Все в этом мире совершают ошибки. Своего жениха ты уже забрала. Ты покарала его. А твой отец, поверь, сполна искупил свою вину и несдержанность. Он тебя любил и боялся за твое будущее. Он каждое мгновенье винил себя в том, что потерял тебя из-за своей же глупой и неосторожной резкости. Без остановки ругал себя, плакал, ругал и снова плакал, называя себя чудовищем. Я ученица той знахарки, к которой его привезли. Я лечила его, я была там и слушала. Он ежесекундно упрекал себя и без конца повторял, что если бы он только знал, он бы все исправил. Я слышала, как он, оставшись один, рыдал, каялся и молился за тебя. И он сам выбрал умереть, потому что не смог себя простить. Ты всегда была любима. Ты отомщена. Отпусти свою боль и иди с миром дальше, она не стоит твоих страданий.

Навка молча покачивалась на волнах. Она не двинулась с места, ничего не ответила

— Ведь в твоей душе теплится свет. Он не давал тебе переродиться, не давал трогать других людей. Ты и сама не хочешь быть такой. Услышь меня, Моргуша.

Утопленница вдруг словно услышала ее. В глазах ее отразилось что-то сокрытое, словно Моргуша попыталась одолеть себя изнутри.

— Твое дитя, — тихо сказала Леона, цепляясь за последнюю надежду исцелить навку от поглощающего ее мрака. — Чистое, ни в чем не повинное дитя, пришедшее к тебе в этот мир. Дитя, избравшее тебя своей матерью. Оно не заслуживает быть поглощённым твоей тьмой и болью. Спаси его душу. Отведи к Богине на перерождение.

Навка дрогнула и лицо ее исказилось стыдом и страданием. Она неуверенно прикоснулась к животу. Растерянность, боль, страх, стыд — эмоции сменялись одна за другой на начавшим искажаться лице. Когти медленно втянулись обратно, избавляясь от черноты. Ушла мертвенная худоба, обнажающая тонкие угловатые кости. Лицо изменилось, словно с него стекла вся хищность, потухло в глазах ядовитое зеленое пламя. Навка мягко опустилась ближе к воде, словно, встав на ее поверхность. Теперь это была обычная несчастная девушка. Нет, не обычная. Невероятно красивая девушка. Не удивительно, что мимо нее не смог пройти падкий на женскую красоту юноша.

— Мои кости, они правда здесь, — тихим потусторонним голосом проговорила навка, — прошу, забери их, передай моей матери.

Реку озарили первые лучи солнца, разливаясь и окрашивая темную гладь воды золотистым свечением. Девушка покаянно повернулась к распространяющемуся свету и смиренно шагнула навстречу. Едва первые золотистые лучики коснулись ее ног — как она засияла, наливаясь светом, и светилась так, что казалось еще чуть-чуть и затмит собой просыпающееся светило. Леона прищурила глаза. Сияние становилось все ярче и через мгновение свет полностью поглотил девушку. Вспышка. И она исчезла.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем прямо перед Леоной вдруг появилась полупрозрачная девушка, нежной, удивительной красоты, в длинном сарафане, с толстой золотой косой на плече. Она бережно держала на руках крохотного младенца и светло улыбалась.

— Спасибо тебе, — прошептала она. И слова ее легким ветерком коснулись Леоны.

Девушка с нежностью посмотрела на дитя в своих руках, подняла взгляд на Леону и, благодарно улыбнувшись, истаяла туманной дымкой.

Леона подождала, пока солнце полностью выйдет из-за горизонта, и вышла из затухающего круга. Пролив речной водой местами еще горящую землю, она устало осела на траву, и прикрыв лицо руками, постаралась успокоиться, осмысливая произошедшее.

Когда предрассветная хмарь полностью исчезла, уступив место яркому солнечному утру, путница глубоко вздохнула, встала и, раздевшись, нырнула в воду.

Она закончила обряд, когда солнце уже стояло высоко в зените и приятно согревало ее, вымокшую в прохладной реке, своим теплом. В одном из мешков уже лежали обвязанные черной нитью кости несчастной.

Вымыв и напоив коня, девушка быстро позавтракала холодной кашей и, не теряя времени, тронулась в путь. Оставаться на этом месте дольше необходимого ей не хотелось. Поспать сегодня так и не удалось.

Леона ехала, плавно покачиваясь в седле, по залитой солнцем лесной дороге, и думала о том, как легко люди впадают в ярость, и какие страшные последствия может принести, беспечно брошенное, резкое слово.

К ее собственному удивлению, после сегодняшней встречи и всех сопутствующих событий, ее не поглотил запоздалый страх и не напала хандра. Она ехала молча, глубоко погрузившись в свои размышления, и испытывая неимоверное сочувствие к трагичной, по глупости загубленной жизни.

И все же на сердце у девушки было легко. Ведь сегодня она спасла несчастную душу. «Даже две», — тут же подумала Леона, вспоминая крохотного младенца и печально улыбаясь.