— Мадам?.. Вы имеете в виду… эту? — Он показал пальцем, будто я указала на трон короля.
Глава 29
— Да. Жеребца. Золотого. С изумрудами.
Он прищурился. Подошёл ближе. Оглядел моё платье, мои ботинки, мои руки без перчаток — и на лице его читалась одна фраза: «Вы шутите?»
— Мадам, вы видели, сколько она стоит? — спросил он, будто снисходительно.
— Да. Двенадцать тысяч лорноров, — кивнула я.
— А у вас… точно есть такие деньги?
Я достала из кармана перстень генерала — массивный, с печатью в виде дракона, который он дал мне «для расчётов».
Положила на прилавок.
Продавец вздрогнул.
Посмотрел на перстень.
Посмотрел на меня.
Потом закричал:
— О, боги! Да это же Моравиа! Быстро! Подъём! Товар с витрины! Срочно!
Два помощника бросились к лошади. Один снял защитную магию, другой начал аккуратно откручивать болты у основания. Третий уже нёсся за бархатной тканью и лентами цвета крови.
— Заверните красиво, — вздохнула я. — Это подарок.
— Конечно! Разумеется! Для кого? — запыхался продавец, выписывая чек.
— Для одной очень важной дамы.
Он кивнул, будто понял всё.
Я взяла чек.
И замерла.
— Откуда здесь пятнадцать тысяч? — спросила я. — Лошадь стоила двенадцать.
Продавец заморгал.
— Ах, вам послышалось! Я сказал — пятнадцать!
— Нет, — твёрдо произнесла я. — На ценнике — двенадцать.
Я подошла к пьедесталу, сдёрнула остатки ценника с клея — и поднесла ему под нос.
— Двенадцать. Пишите правильно. Нечего приписывать лишнее. Особенно когда покупаешь от имени генерала Моравиа. Он не любит, когда его обманывают. А я — тем более.
Продавец побледнел.
— Мадам… это… дополнительная упаковка. И доставка. И магическая сохранность…
— Нет, — перебила я. — Всё это — бесплатно. Так что не надо врать. Доставку я беру на себя. Сохранность тоже!
— Послушайте, леди, — закашлялся продавец. — Я так полагаю, вы…
— Экономка, — припечатала я. — Очень экономная экономка.
— Ах, как я сразу не догадался! Давайте сделаем так! Вы заплатите пятнадцать, мы нарисуем, что она стоила пятнадцать, и…
Он посмотрел на меня так, словно предлагает лучшую сделку в моей жизни.
— И пятьсот лорноров ваши. Идёт? — улыбнулся продавец.
— Идёт экономка в другой магазин, — произнесла я. — Если вы сейчас же не переделаете счёт и не рассчитаете строго по ценнику!
Он сглотнул.
— Конечно… конечно… сейчас всё исправлю… Вот! Можете оплачивать, — улыбнулись мне, как ни в чём не бывало. — Может, чаю? А то пока ребята будут её заворачивать…
— Нет, спасибо, — вздохнула я, вспоминая, что чай тут какой-то невкусный. Хотя другим нравится. — Я пока пройдусь, посмотрю…
— О, конечно! — тут же закивал продавец. — У нас много новых изделий! Ходите, смотрите, выбирайте! Всё, что угодно!
Я рассчиталась за лошадь и только отошла к витрине, как вдруг колокольчик мелодично прозвенел. Я обернулась, видя на пороге Альбина и Женну.
Глава 30
Сердце стучало не в груди — в горле. Так, будто пыталось вырваться и упасть на мраморный пол лавки.
Дрожащие колени едва удержали меня. Пришлось вцепиться в витрину.
Муж и его дорогая подруга вошли в магазин, а я поспешила отвернуться к витрине с золотыми ложками.
Я стояла у витрины спиной к двери, пальцы впивались в бархатную подушечку с ложечками — будто они могли удержать меня в этом мире. За стеклом мерцали бриллианты, жемчуга, изумруды… Но в отражении стекла я видела только его.
Альбина.
Он вошёл, как всегда — уверенно, будто весь город принадлежит ему. Каштановые волосы аккуратно зачёсаны. Роскошное пальто без единой складки.
Его рука в чёрной перчатке заботливо держала под локоток спутницу.
Женна.
В скромном пальто-накидке, в коричневом платье с кружевным воротом, с платком у горла и глазами, полными… благодарности. Да, именно так — благодарности. Как у святой, что страдает за чужие грехи.
— Ой, я прошу вас… — её голос звенел, как колокольчик над гробом. — Здесь очень дорого.
Я не обернулась. Не смела.
— Я хочу выразить вам признательность, — сказал Альбин, и в этом голосе не было и тени того, кто кричал «УБИЙЦА!» три дня назад. Теперь он — добрый, щедрый, благородный отец. — За то, что вы столько сделали для моего сына. Хотя и не обязаны.
— Ах… — Женна вздохнула, будто от боли. — Но… вы же сами всё это делаете для него… Я лишь рядом…
Она ломалась. Играла в скромность.
Но я видела, как её пальцы дрожат от нетерпения, как глаза впиваются в золотой гарнитур на подставке — образец тончайшей работы, с крупными изумрудами.
Она хотела его. И знала: получит.
Я сделала шаг в сторону, к витрине с серёжками. Притворилась, что выбираю. Подняла руку — чтобы спрятать больное ухо за волосами. Оно всё ещё не заживало. Но болело не так сильно, как раньше.
— Прекратите меня баловать! — послышался нарочито строгий голос Женны.
— Вы заслужили хотя бы этот браслет. Это лишь капля в море, по сравнению с вашей безграничной добротой и терпением…
“Капля в море!” — беззвучно передразнила я, видя, как они подходят к каждой витрине. И Женна тут же начинала упираться. Но, отдать должное, упиралась она так мастерски, что теперь у нее есть и серёжечки, и брошка и даже тот изумрудный гарнитур.
Тонкая рука Женны заботливо отряхнула снег с плеча Альбина.
— Ах, простите, — вздохнула она. — Мне очень неловко. Просто когда мы с Сибилом гуляем, я всегда отряхиваю его от снега. Я привыкла заботиться и…
Она покраснела.
Альбин взял ее за руку, и в этот момент я увидела, как Женна задышала глубже.
Я тут же отвернулась.
— …Она могла сбежать? — раздался его голос уже ближе. Я краем уха уловила разговор, делая вид, что примеряю дешёвые колечки.
— У неё нет родственников. Нет друзей. Я обошёл всех. Обзвонил. Даже лавку на Сент-Клер проверил. Я помню про ухо. Поэтому обошёл всех докторов, целителей и даже аптеки. Её никто не видел.
Мои ногти впились в ладонь.
Ты не искал меня, Альбин. Ты искал ту, кого ненавидишь. А меня ты уже убил. Так ведь?
— Ты боишься, что она поднимет скандал? — прошептала Женна. Так тихо, что слышать это было почти преступлением.
Глава 31
Я замерла.
— Ты обеспокоен репутацией семьи… — продолжала она, и в её голосе прозвучал яд, замаскированный под заботу. — Но… не правильнее ли было бы… заказать статью в газете? В которой рассказать всю правду?
Альбин молчал. Он думал.
— Знаешь, я бы не хотел выносить все это за пределы семьи и делать общественным достоянием, — после некоторых колебаний произнес муж.
— Но ведь ее вина доказана. Письма пришли. В магазинах все проверили. Никакой опасной магии в игрушках не было, — произнесла Женна.
В отражении витрины было видно, как она заглядывается на него, а Альбин стоит и хмурится возле браслетов.
— Я понимаю. Это тяжело. Это твое решение, — вздохнула Женна. — Мне бы тоже не хотелось давать огласку. Я… Я почти боготворила эту женщину… И мне очень стыдно, что я так ошиблась в ней…
Боготворила? Ты даже не знала, как я пью чай — с лимоном или без. Ты не спрашивала, люблю ли я музыку. Ты видела во мне только угрозу. А теперь — удобную мишень.
Альбин все еще молчал. Он сомневался. Колебался. И я видела это.
— Может, она просто… не в себе? — с надеждой спросила Женна. — Может, это просто какое-то временное помешательство?
Альбин стиснул зубы, глядя в одну точку. Он мельком посмотрел на Женну, которая кротко вздыхала над витриной, а потом нахмурился еще сильней.
— Мы все в ней ошиблись, — одними губами произнес Альбин. — И я в первую очередь.
Он смотрел перед собой, словно его волновал не блеск украшений, а что-то другое. Видимое только ему.
