Свиток первый (СИ) - Зайцев Александр А.

Моё тело — тело Бин Жоу — немедленно откликнулось. Мышцы ног напряглись, готовые сделать шаг. Это было похоже на страшно знакомое ощущение «чужого кино».

Моё тело сделало шаг. Я это позволил. Сознательно.

«Ближе!» — проносится тёплым успокаивающим ветром в моей голове.

Пока тело двигалось, медленно, будто погружённое в кисель, я изучал чужое давление. Отделял навязанные желания и приказы от моих собственных. Моё сознание блуждало по телу, словно прожектор. Я оценивал, как реагируют на чужую волю мышцы и нервная система. А затем «заглянул» глубже, обратил внутренний взор на ядро сознания, которое наблюдало за этим изнутри, которое и являлось мной. Моей личностью и, возможно, душой. Чужие приказы ощущались как липкая холодная паутина, пытающаяся опутать мои мысли, подчинить волю, перехватить управление телом.

На следующем шаге я оттолкнул навязанную мне волю. Не усилием мышц, а чистым направленным импульсом отказа. Как смахиваешь назойливую муху. Просто не желая её присутствия.

«Ближе!» — приказ дерева-монстра уже «звучит» в моём разуме не так уверенно.

«Кыш!» — словно прогоняя набедокурившую кошку, мысленно произнесло моё сознание.

И от столь простого мысленного возгласа паутина чужой воли порвалась. Давление ослабло резко, скачком, как лопнувший пузырь. По моему телу прошла едва уловимая дрожь, и оно замерло на половине шага с занесённой вверх ногой.

Шаг назад — и качаю корпусом немного влево, но дерево-монстр не желает так просто отпускать столь лакомую добычу. Гибкая длинная ветвь, подобно хлысту, со свистом рассекла воздух там, где только что была моя шея.

Моё сердце бешено колотилось, но на губах появилась улыбка. У меня получилось! Получилось сбросить чужое давление и сделать это не инстинктивно, как ранее, а осознанно. Силой своего разума.

Разорвав дистанцию, пока не ушло липкое ощущение чужой ауры, я сосредоточенно разобрал по шагам всё, что со мной только что произошло. Потом повторил опыт. А затем ещё раз, и ещё, втягиваясь в эту последовательность, словно в реальное обучение, где на кону стояла не оценка, а сама жизнь.

Снова и снова я входил в зону давления враждебной ауры — сперва на три шага, потом на четыре, затем на пять. Каждое приближение было похоже на погружение в холодный поток: с каждым шагом удары чужих ментальных атак ощущались острее, рельефнее, и я постепенно учился чётче распознавать навязанные приказы. Их набор оказался ограниченным, но оттого не менее опасным: «Подойди!», «Ближе!», «Стой!» и самое жёсткое, не допускающее возражений — «Замри!».

На расстоянии в пятнадцать шагов всё это казалось лишь убаюкивающим фоном, тонкой дремотой, вкрадчивой попыткой расслабить и отвлечь внимание. Но чем ближе я подходил, тем сильнее эта сила нарастала, как приливные волны, способные смести волю жертвы, словно пух на ураганном ветру.

Чтобы чётко понимать пределы чужого влияния, я принялся оставлять насечки остриём гуаньдао прямо на земле. Первая отметка — лёгкое головокружение, будто смотришь сквозь тусклое мутное стекло. Мысли начинают замедляться, движения становятся вязкими, появляется странная жажда и лёгкая дремота, клонящая в сон, но при этом контроль над телом оставался ещё полностью у меня.

Вторая насечка куда коварнее. Там на висках ощущалось явственное давление, словно чьи-то невидимые пальцы пытались сжать голову в тисках. А желание припасть к чистому роднику у корней «ивы» становилось почти нестерпимым. И именно здесь впервые прозвучала команда «Подойди!», не голосом, но как будто внутренним резонансом. Чтобы выстоять против такого воздействия, приходилось напрягать волю, будто упираешься в закрытую дверь. Однако с каждым повтором становилось заметно легче: мои реакции на давление ускорялись, сопротивление закалялось, и постепенно происходящее всё больше напоминало настоящую тренировку. Смертельно опасную, изнуряющую, но тренировку.

Третья насечка была уже на грани. Шаг к ней мог стоить головы. Воздух вокруг густел и тяжёлел, как если бы в лёгкие вливалась вязкая вода вместо воздуха. «Ближе!» — приказ прозвучал в разуме с такой настойчивостью, что тело Бин Жоу начало сопротивляться моему контролю, словно марионетка, тянущаяся к рукам чужого кукловода. Чужая воля сжимала сознание железным обручем. В голове рождалось дикое, иррациональное желание подойти к стволу и обнять его, словно родное существо. Всё это напоминало кошмарную сцену: кролик под взглядом удава, заворожённый и неспособный сопротивляться. На этом расстоянии длиннейшие ветви уже могли дотянуться до меня, и одно мгновение слабости превратилось бы в смертный приговор: моя голова покатилась бы по траве, срезанная стремительным ударом. Но, разумеется, я такого не допускал.

Постепенно выяснил, что сбрасывать чужие приказы можно было по-разному. На дальних рубежах хватало лёгкого внутреннего встряхивания, словно сгоняешь дремоту. Но ближе к стволу приходилось концентрироваться, целенаправленно выталкивать из разума липкую чужую волю, словно вытаскиваешь занозу из плоти.

Я экспериментировал. Представлял сияющий щит света — прожектор моего внимания, отталкивающий тьму чужой воли. Это работало, но требовало колоссальной концентрации и отнимало силы. Пробовал относиться к давлению подчиняющей ауры, как к фоновому шуму, к назойливому жужжанию — метод оказался эффективным только на первых подступах, но у второй насечки контроль начинал ускользать, тело реагировало медленнее.

Самым же надёжным оказалось именно активное отталкивание: резкое, чёткое внутреннее движение, отрицающее саму возможность чужого приказа. А моё импровизированное заклинание «Кыш!» проявило себя, как ультимативное оружие против ментальных атак древесного чудовища, разрывая паутину чужой воли, будто её никогда и не существовало.

Определив границы, почувствовав, что способен не только выдерживать ментальное давление, но и осознанно его отвергать, я решил усложнить задачу. Испытание превратилось в сознательный вызов, шаг к новой ступени понимания себя и своей силы.

Встал прямо на границе, там, где ветви Ивы лишь начинали едва заметно шевелиться в предвкушении атаки, но всё ещё не могли меня достать. Закрыл глаза и попробовал исчезнуть. Нет, не физически, а мысленно. Представить вместо себя пустоту, отсутствие, небытие. Не знаю, что подтолкнуло меня к такому эксперименту, возможно, смутный обрывок воспоминания о чём-то прочитанном в прошлой жизни.

Но пустота не сработала. Банально не смог убедить себя в том, что меня нет, что я — ничто. Подобная игра с воображением оказалась мне «не по зубам». И всё же сама мысль, само направление показались интересными. На второй попытке я изменил подход: попробовал не исчезнуть, а стать частью окружающего пейзажа, бессловесным камнем, покрытым мхом, травой, которая вечно росла на этом месте и являлась неотъемлемым фрагментом здешнего леса.

Сосредоточившись на дыхании, я замедлил его и представил, как моя аура растекается по земле, прижимаясь к траве, папоротникам, к влажной почве под ногами, становясь неотличимой от общего фона. При этом я изо всех сил старался не думать об Иве, не посылать в её сторону ни страха, ни даже тени внимания. И именно это оказалось самым трудным: не думать о чём-то. Словно в старой притче Ходжи Насреддина — «не думай о белой обезьяне». В конце концов, с трудом, но удалось полностью погрузиться в иллюзию растворения, в ощущение, будто я исчез, став частью лесного фона.

Секунды сливались в минуты, а минуты казались вечностью. Я стоял, едва дыша. Шум ветвей стихал, давление чужой ауры ослабло до едва различимого, почти фонового. Работает? Сердце дрогнуло, едва не подпрыгнуло от вспыхнувшей надежды. Неужели получается? Чтобы проверить, сделал микроскопический шаг — сдвинул стопу вперёд всего на сантиметр глубже в зону чужого воздействия.

И почти сразу тонкая, гибкая, словно кнут, ветвь молнией рванулась к моей лодыжке с такой скоростью, что я едва успел отдёрнуть ногу назад. Открыл глаза. Ива снова напряглась, её ветви подрагивали, готовые к новой атаке. Обман не удался. Совсем. А точнее частично всё же что-то получилось. Когда я стоял неподвижно, полностью сконцентрированный на своей «невидимости», реакция дерева всё же выглядела чуть замедленной. «Ива» будто колебалась, словно не сразу понимала, стоит ли атаковать этот странный объект, почти не излучающий привычного духовного присутствия.