Целительница из другого мира (СИ) - Ан Ли

Ставка медсестры в терапии. Это как из огня да в полымя, только еще и зарплату урежут тысячи на три. С моими пятнадцатью это будет… даже считать не хочется.

— Спасибо, — сказала я. — Я подумаю.

Думать было не о чем. Одиннадцать лет. Одиннадцать лет я спасала жизни, дежурила ночами, держала за руку умирающих, радовалась с выздоравливающими, училась, совершенствовалась. И вот — спасибо за службу, вы свободны. Даже грамоты на прощание не дадут. Экономия бумаги.

Остаток смены прошел как в тумане. Коллеги сочувственно поглядывали, но каждый был занят своими проблемами. У Светки ипотека, у Наташки трое детей, у Верочки мама болеет. У каждого своя история выживания в этой системе. Моя, похоже, подошла к концу.

— Лин, ты это… не расстраивайся, — Костя подошел ко мне в процедурной. — Может, оно и к лучшему. Найдешь что-то получше.

— Ага, — кивнула я, готовя систему для капельницы. — Пойду в блогеры. Буду учить людей, как правильно умирать от сердечного приступа. «Топ-5 ошибок при инфаркте». «Лайфхаки для инсультников».

Костя неловко хмыкнул и вышел. Молодой еще, не научился правильно реагировать на черный медицинский юмор. Научится. Если не сбежит раньше.

Я вышла из больницы в восемь вечера. Двенадцать часов смены, последней смены в реанимации. Следовало бы грустить, наверное. Или злиться. Но я просто устала. Устала бороться с системой, которой плевать на медиков. Устала спасать жизни за копейки. Устала доказывать, что моя работа что-то значит.

В кафе напротив больницы я заказала чай и сэндвич. Есть не хотелось, но надо было что-то делать, чтобы не думать. За соседним столиком сидели две девушки, судя по виду — студентки мединститута. Первый курс, наверное. Глаза еще горят.

— … а потом профессор сказал, что медицина — это призвание! — восторженно щебетала одна.

Призвание. Ну да. Призвание жить на пятнадцать тысяч и радоваться, что вообще платят. Я чуть не подошла к ним, чтобы рассказать, во что превращается это призвание через одиннадцать лет. Но не стала. Пусть помечтают. Может, к тому времени, как они закончат, что-то изменится. Ага, конечно. И зарплаты поднимут, и оборудование новое закупят, и единороги по коридорам больниц бегать начнут.

Телефон зазвонил. Мама. Телепатия, что ли?

— Линочка, ты слышала про курсы? Танина дочка закончила курсы по нэйл-дизайну, теперь свой салон открывает!

Нэйл-дизайн. Серьезно? Я одиннадцать лет училась спасать жизни, а успешная Танина дочка рисует цветочки на ногтях.

— Мам, меня сократили, — выпалила я.

Молчание. Секунд пять. Рекорд.

— Ну наконец-то! — выдохнула мама. — Теперь ты найдешь нормальную работу! И мужа! И детей родишь! Тебе уже тридцать два, между прочим!

— Спасибо за напоминание, мам. Я как раз начала забывать, сколько мне лет.

— Не ерничай! Это шанс начать новую жизнь! Вот Танина дочка…

Я отключилась. Мама продолжала что-то говорить про перспективы и новые возможности, но я уже не слушала. Нормальную работу. А что, спасать жизни — это ненормально? Впрочем, за такую зарплату — действительно ненормально.

Домой я добралась к десяти. Барсик встретил меня возмущенным мяуканьем — ужин задерживался.

— Все, Барсик, — сказала я, насыпая ему корм. — Твоя хозяйка официально безработная. Будем экономить. Может, на сухой корм перейдешь?

Кот посмотрел на меня так, что стало ясно — скорее я перейду на сухой корм, чем он откажется от своих паштетов.

Я открыла ноутбук и полезла на сайты с вакансиями. Медсестра — пятнадцать тысяч. Медсестра — восемнадцать тысяч. Медсестра процедурного кабинета — двадцать тысяч, опыт работы от пятнадцати лет. Супер.

А вот менеджер по продажам — от пятидесяти тысяч. Без опыта. SMM-специалист — от сорока. Обучение за счет компании. Таргетолог — от шестидесяти. Что такое таргетолог, я не знала, но за шестьдесят тысяч была готова выяснить.

Я закрыла ноутбук. Может, мама права? Может, пора завязывать с этой медициной? В конце концов, сколько можно биться головой о стену системы здравоохранения?

Дождь начался в конце дня. Конечно. Идеальное завершение идеального дня. Зонт я, естественно, забыла дома — он мирно стоял в прихожей, абсолютно сухой и бесполезный.

Я побежала к метро, но через квартал поняла, что промокну насквозь. Старенький антикварный магазинчик на углу манил теплым светом из окна. «Древности и курьезы» — гласила вывеска, написанная таким витиеватым шрифтом, что прочитать удалось только с третьей попытки.

Дверь открылась с мелодичным звоном колокольчиков. Внутри пахло старой бумагой, пылью и чем-то еще — уютным и забытым, как детство у бабушки.

— Укрываетесь от дождя? — спросил пожилой мужчина за прилавком. Выглядел он так, словно сам был антиквариатом — бархатный жилет, карманные часы на цепочке, очки в золотой оправе.

— Да, извините, я просто…

— Не извиняйтесь. Дождь — лучший поставщик клиентов для букинистов. Осмотритесь, может, что-то заинтересует.

Я кивнула и пошла вдоль полок. Старые книги, потускневшие картины в тяжелых рамах, фарфоровые статуэтки, которые моя бабушка назвала бы «пылесборниками». И вдруг…

Книга лежала в дальнем углу, почти спрятанная за стопкой атласов. Темно-коричневая кожаная обложка, потертые золотые буквы: «De Herbis et Curationibus». Мой институтский курс латыни еще не совсем выветрился из головы — «О травах и исцелениях».

Я взяла книгу в руки. Тяжелая. Пахла стариной и чем-то травяным — будто кто-то хранил между страниц засушенные растения. Открыла наугад: рукописный текст, удивительно четкий для такой древности, и рисунки — анатомические схемы вперемешку с изображениями растений.

— А, вы нашли мою загадку, — продавец подошел бесшумно, как кот. — Никто не может определить точный возраст этой книги. Предположительно, пятнадцатый век, но экспертиза показывает странные результаты.

— Сколько? — спросила я, сама не зная зачем. Последние деньги тратить на старую книгу — это даже для меня слишком.

— Для вас — триста рублей.

Я уставилась на него. Книга явно стоила в сотни раз больше, если она действительно такая старая.

— Это какая-то подделка?

— О нет. Просто… — он задумался, подбирая слова. — Некоторые вещи сами выбирают своих владельцев. Эта книга лежит здесь уже три года. Сотни людей проходили мимо, некоторые даже брали в руки. Но никто не спрашивал о цене. Кроме вас.

Бред какой-то. Но я полезла за кошельком. Триста рублей — это три поездки на метро или один обед. Но что-то в этой книге… Может, то, как идеально ложились страницы под пальцами. Может, знакомые латинские термины, напоминавшие о временах, когда я еще верила, что медицина — это призвание. А может, просто хотелось сделать хоть что-то нерациональное в этот день тотальной рациональности и оптимизации.

— Берите, — продавец завернул книгу в крафтовую бумагу. — И еще… будьте осторожны с ней. Старинные медицинские трактаты иногда содержат не только рецепты.

— В смысле?

Но он уже отвернулся, занявшись какими-то бумагами. Разговор окончен.

Дождь кончился, пока я ехала домой. Книга лежала в сумке и грела бок — не метафорически, а буквально. Странно. Может, от тепла моего тела нагрелась? Хотя в вагоне метро было прохладно.

Барсик встретил меня подозрительным взглядом. Он всегда чувствовал, когда я приносила что-то новое. Особенно если это «что-то» потенциально могло занять его место на диване.

— Не переживай, — сказала я, доставая книгу. — Это не конкурент. Просто старая книжка.

Кот подошел, обнюхал сверток и зашипел. Серьезно? Мой кот, который спокойно относился к пьяным соседям, орущим за стеной, шипел на книгу?

— Ты чего?

Барсик отошел к двери и уставился на меня. В его глазах читалось явное неодобрение. Будто хотел сказать: «Хозяйка, ты совсем с ума сошла? Мало тебе сегодняшних проблем?»

Я развернула книгу и положила на стол. При свете настольной лампы она выглядела еще более древней. Корешок потрескался, но держался крепко. Застежки — две бронзовые защелки — открылись с тихим щелчком.