И у меня становится нестерпимо горько во рту.
— Вот как заговорил! — со смехом выдыхаю я. — А как же в болезни и здравии? В горе и радости?
— В радости! — подхватывает он и кивает головой, как бешеный конь. Глаза его ненормально блестят. — В радости! Я так долго был с тобой в горе, так чего ж ты не хочешь со мной порадоваться, а? Ну, не получилось с этим ребенком. Да и шут с ним! Прыгай в купальник, поехали развлекаться! Море, песок, ты и я! Выпивка, танцы! Отдых и вечное лето! Но ты вцепилась в эту идею с беременностью как идиотка! Да нахрена, если не выходит!? Ну, нахрена, объясни мне?
Как ему объяснить свое желание стать матерью?
Желание слиться с этим человеком воедино и воплотить эту связь в ребенке?
По-моему, это невозможно.
Я даже дышать не могу от боли.
И эта боль посильнее, чем боль при выкидыше.
Эта боль с мясом вырывает мне душу.
— Посмотри, в кого ты превратилась!
Он сует мне под нос нашу свадебную фотографию.
Белое облако фаты, улыбки, свет и счастье.
— Женился на роскошной красотке, — хохочет Стас, — а что получил?! Уродину! Ты же серая, как нестиранные трусы! Вечно растянутые свитера, уродливые джинсы! Гулька эта на башке, вечно некрашеная и немытая! Обвисшая дряблая кожа, вечная беременность, кровотечения и тошнота! Ты похожа на подыхающую спидозную наркоманку! Черт, черт!.. Сколько потрачено денег, и все зря!
— Это всего лишь деньги! — ору я, не контролируя себя.
— Деньги, которые я зарабатываю! — орет он в ответ мне. Зло, яростно. — Которые я спускаю… в твою бесполезную писечку, с которой ты носишься по больницам! Черт! Даже это у тебя не работает! Бесполезное, тупое существо!
Я только плачу.
Я не могу ответить.
Меня колотит и губы дрожат.
— Я больше не могу с тобой, — зло подводит итог Стас. Лоб его мокрый, лицо бледное. — Хочешь дальше заниматься всякой фигней типа ЭКО — будь добра, сама на это зарабатывай. Я лучше спущу бабки на Лазурном Берегу. Это приятнее, чем быть с тобой. Больная. Юродивая.
Это больнее, чем удар по лицу. Но действует так же.
От этих слов звон в ушах и звезды перед глазами.
И чудовищна, ядовитая, мертвецкая горечь на языке.
— Мерзавец!
Не помня себя, подскакиваю, с кулаками набрасываюсь на мужа.
Хлещу его по красивому лицу, по губам, по глазам…
Он молчит.
Только смотрит страшно и решительно.
Так, что мне становится жутко.
А потом я вдруг понимаю, что мне конец.
У него в голове складывается картинка.
Такая четкая, что даже я ее вижу.
Несчастная женщина вернулась из клиники в истерике после очередного выкидыша.
— У меня самолет в пять, — бормочет он.
Его сильные ладони перехватывают мои руки.
Крепко и больно.
Так, что кости хрустят в его решительной хватке.
Да, в этот миг он уже все решил. Бесповоротно.
Я еще помню, как эти руки умеют ласкать…
Он подтаскивает меня к раскрытому окну.
У меня кружится голова от острого ощущения опасности и неминуемого конца.
Вот и все. Вот и все.
Сегодня вечер пятницы.
Дом почти пуст, все тусят и радуются жизни.
Никто и не услышит моего последнего вопля.
Найдут меня только в понедельник.
Когда Стас со всеми деньгами будет на Лазурном Берегу.
Да и вообще, все могут списать на мою истерику из-за очередной неудачи.
Самоубийство.
Это так естественно.
Ни у кого никаких вопросов.
— Приятного полета!
Цепкие руки Стаса хватают меня за лодыжки, и последнее, что я вижу — перевернувшееся небо.
Я никогда не стану мамой…
Глава 3
Сегодня годовщина нашей свадьбы с самым прекрасным мужчиной на свете!
А еще говорят, что аристократы не женятся на простолюдинках.
И все они эгоистичные чудовища.
Но я точно знаю — это не так.
За внешней спесивой гордостью внутри живут такие же горячие и живые чувства.
Я — простолюдинка, а замуж меня взял герцог.
— Никаниэль, накинь шаль! — издали кричит свекровь. — В саду сыро, простудишься! И не смей перечить, несносная девчонка. Не то я напою тебя горячим молоком с луком на ночь!
Я хохочу.
Она может.
Может перед сном явиться в нашу спальню и собственноручно надеть на мои ноги теплые шерстяные носки.
— Ночь темна и холодна, — шепчет она, укутывая меня одеялом, словно мне пять лет. И всегда целует в лоб, словно я ее маленькое дитя. — Береги себя.
Это до дрожи трепетное отношение не может быть ненастоящим, притворным.
Я чувствую ее беспокойство.
Знаю, что она надо мной трясется, словно я самое дорогое в ее жизни.
Отгоняет даже тень болезни от меня.
Собой заслоняет от сквозняков.
Знала бы она, как я жила до брака с ее сыном!
Частенько умываться приходилось ледяной водой, а холодной осенью до лавки идти в деревянных башмаках на босу ногу.
Что, что, а здоровье у меня отменное. Я не только закаленная, но и крепкая.
Впрочем, госпожа герцогиня все это знает.
Она лично приезжала забрать меня из отчего дома.
И видела, что семья моя не шикует.
Не голодает и не бедствует, но и не сорит деньгами.
Порой уголь и дрова приходилось экономить.
И в спальнях поутру было чересчур свежо.
Но это все в прошлом.
— Спасибо, мама, — шепчу я нежно ей в ответ.
И она улыбается одними только глазами.
Мой муж, ее сын, смотрит на эти чудачества госпожи матери со снисходительностью.
— Госпожа мать преувеличивает, — цедит он. — В нашей постели не бывает холодно.
От его слов мне оглушительно стыдно.
Но я молчу, пряча пылающее лицо под одеялом.
Она замахивается на него палкой.
— Научись уже беречь жену! — ворчит она.
У нее прямая спина, горделивая посадка головы.
Седые волосы, уложенные красиво в высокую прическу.
Тонкая талия, утянутая в корсет.
Но одна нога волочится.
Кажется, то ли повредила, то ли сустав поразила инфекция.
Но это единственное ее слабое место.
Вдовствующая герцогиня словно из стали отлита.
И всегда найдет в себе силы позаботиться обо мне.
Вот и на нашем празднике она носится со мной, как наседка с яйцом.
Как с маленьким ребенком.
— Надень шаль, — снова велит она.
В общем-то, права.
Сад еще не отогрелся после холодной весны.
И в нем действительно сыро.
Острый холодок покалывает руки и обнаженные плечи.
А от холодной воды у меня перехватывает горло.
Не хватало еще охрипнуть в такой-то важный день!
Мне ведь предстоит сказать мужу самые важные слова.
Те, которые он ждет.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Сейчас возьму. А где Натан?
Натан — мой муж.
Самый красивый мужчина из всех ныне живущих!
Могучий великан двух метров росту.
С пронзительными голубыми глазами, с волнистыми каштановыми волосами.
С четкими чертами лица, словно высеченными в мраморе.
Мой герцог Ла Форс.
Сама сила отпечаталась в его величественном имени.
— У него какие-то дела с каким-то юрким пронырой-стряпчим, — расплывчато отвечает свекровь. — Какая-то скучная дрянь, касательно пошлин. Он присоединится к нам через полчаса, милая.
Я радостно киваю и спешу за шалью.
Моя гардеробная и личная спальня в доме.
Но я помню, что вчера оставила шаль у мужа в кабинете.
А кабинет расположен во флигеле, чуть в стороне от дома.
Вокруг него много цветущих деревьев, и воздух там напоен их ароматами.
Там приятно и работать, и… отдыхать.
Вчера Натан стащил мою шаль и бросил в кресло перед тем, как усадить меня на стол и жадно овладеть мною.
Вспомнить стыдно!
Мои щеки алеют от воспоминаний о его ненасытной жадности и страстной грубости.
Он всегда брал меня так, словно покорял. Каждый раз.
Вжимаясь в мои раскрытые перед ним бедра резко и сильно.
Он горяч и готов к любви всегда.
